Исп. Комитет Юго-Западного фронта и армейский комитет 11-й армии в общей телеграмме от 8 июля, сообщая мне о создавшемся после 6 июля положении, заявляли, что «члены армейского фронтового комитета и комиссары единодушно признают, что положение требует самых крайних мер и усилий, так как нельзя останавливаться ни перед чем, чтобы спасти революцию от гибели. Сегодня Главнокомандующим Юго-Западным фронтом и командующим 11-й армией с согласия комиссаров и комитетов отданы приказы о стрельбе по бегущим. Пусть вся страна узнает всю правду! Пусть она содрогнется и найдет в себе решимость обрушиться на всех, кто малодушием губит и продает Россию и революцию».
11 июля Ц.И.К.С.Р. и С.Д. и Исп. Ком. Сов. Кр. Цеп. обратились с воззванием «ко всему населенню», крестьянам, ко всем рабочим и работницам, ко всем советам и комитетам, к армии. В этом последнем воззвании Ц.И.К. говорил: «Мы признали Временное Правительство правительством спасения революции. Мы признали за ним неограниченные полномочия и неограниченную власть. Его приказы да будут законами для всех. Кто ослушается приказов Временного Правительства в бою, тот изменник. А пощады изменникам и трусам не будет. Знайте, лишь упорной борьбой вы завоюете мир для России и для всех народов. Отступая, Вы лишитесь и земли, и воли. Вы лишитесь и мира. Победившие империалисты Германии заставят вас снова и снова воевать в защиту своих интересов. Пусть не будет среди вас ни предателей, ни трусов! Лишь один путь открыт для вас – путь вперед».
13 июля «Известия Сов. Солд. и Раб. Деп.» в статье «Перед грозной опасностью» писали: «И работа ответственных демагогов уже принесла кровавые плоды на полях сражений. Рознь и смута проникли в ряды армии… И мощь армии, ее боеспособность исчезла, как призрак… Армия распалась, отдельные, разрозненные части ее обратились в бегство перед врагом… Наши армии отступают, – хуже того – бегут в безумном паническом страхе. Вместе с мучительным страхом за судьбу России, за революцию мы испытываем чувство стыда. Полки, храбро сражавшиеся из-под палки при царизме, превратились в толпы жалких трусов, когда над ними взвилось знамя революции, знамя свободы – это ли не позор?!»
Как бы в ответ на охвативший демократические центры тревожный подъем комиссары армий Юго-Западного фронта во главе с В.В. Савинковым телеграфировали:…«По долгу совести заявляем о том, что сделать надлежит. Выбора не дано: смертная казнь тем, кто отказывается рисковать своей жизнью для родины, за землю и волю». В это время на фронте в Исп. Ком. Юго-Западного фронта лежал уже мой ответ на его вышеприведенную телеграмму: «С полным одобрением отношусь к истинно революционному и совершенно верному в столь грозную минуту решению Исп. Ком. Юго-Западного Фронта».
На фоне этого, охватившего всю страну великого подъема патриотизма, совершенно естественно было содержание телеграммы командующего 11-й армией (ген. Балуева). «Ознакомившись с настроением войск, я в ужасе от того позора и гибели, которые грозят России и революции. Армия бежит. Весь командный и офицерский состав бессилен что-нибудь сделать, за исключением подвига самопожертвования. Параграф 14-й декларации (право расстрела на месте) почти не применим, ибо начальник один и против него сотни и тысячи вооруженной и думающей только о бегстве толпы… Как преданный сын России, положивший всю свою жизнь на служение Родине, я считаю себя обязанным заявить Правительству, что демократия России и революции гибнут». Дальше генерал предлагает ряд мер и, заканчивая этот ряд смертной казнью, говорит: «Нахожу отмену последней в действующей армии неправильной: Если правительство посылает на смерть от пуль врага, то почему оно дает возможность избежать этой смерти предателям и изменникам?..»
Единство тогдашних настроений ярко подчеркивает последующее место телеграммы ген. Б. «Литература должна быть допущена в войска только та, которую признает возможным допустить С.С. и Р.Д. и комитеты фронта и армий».
Неудивительно поэтому, что, переживая общую со всеми великую боль, и ген. Корнилов, выражая общее всем настроение и только по свойственной ему эксцентричности заканчивал свою нашумевшую телеграмму о смертной казни от 11 июля следующим: «Довольно. Я заявляю, что, если Правительство не утвердит предлагаемых мною мер и тем лишит меня единственного средства спасти армию и использовать ее по действительному назначению защиты родины и свободы, то я, генерал Корнилов, самовольно слагаю с себя полномочия Главнокомандующего». Такова была воля к спасению всей страны. Да по-другому и быть не могло! Временное Правительство не ошиблось в своей уверенности, что встретит общую поддержку, когда еще в самый момент удара потребовало от всех решительных действий. 6 июля начался прорыв 11-й армии, и 6 же июля был издан закон о предании суду, как за государственную измену, всех виновных в призыве во время войны офицеров и солдат к неисполнению «законов и приказов». В ночь с 7-го на 8 июля ген. Корнилов был назначен Главнокомандующим юго-западным фронтом. 8 же июля утром мною был отдан следующий приказ № 28. «Из донесений, полученных мною о событиях, происходящих на Юго-Западном фронте, и в частности о горестных событиях в 11-й армии, я считаю своим долгом вновь отметить неизменно доблестное поведение лиц командного и офицерского состава, свидетельствующее о преданности их свободе, революции и беззаветной любви к родине. Приказываю восстановить в войсках дисциплину, проявляя революционную власть в полной мере, не останавливаясь для спасения армии перед применением вооруженной силы. Разложение армии недопустимо. Необходимо теперь же изъять из войсковых частей все преступные элементы, ведущие путем печати и агитации проповедь неповиновения властям и неисполнения боевых приказов и т. д.».
12 июля Временным Правительством единогласно (от В.И. Львова до В.М. Чернова) была временно восстановлена смертная казнь на фронте и введены там же военно-революционные суды. 13 июля Военный Министр и Министр Внутренних дел получили право закрывать газеты и журналы «призывающие к неповиновению распоряжениям военных властей, к неисполнению воинского долга и содержащие призывы к насилию и побуждающие к гражданской войне». 15 июля восстановляется военная цензура. Затем мне предоставляется право закрывать собрания, распускать съезды и т. д. и т. д. Целый ряд законодательных актов и мероприятий в порядке управления был проведен Правительством в жизнь менее чем в 2 недели.
Конечно, повторяю, это было возможно лишь благодаря чрезвычайному единодушию всех слоев русского общества и единству понимания условий момента в руководящих правительственных и общественных кругах, в особенности же в кругах демократических. Начиналось время чрезвычайного отрезвления народных масс, быстрого роста в них государственного сознания и чувства ответственности, время небывалого падения в массах влияния анархо-большевизма. Задача Правительства тогда, в июле, заключалась в том, чтобы углубить эти настроения, закрепить единство общенационального фронта. Вместе с тем Правительство должно было зорко наблюдать за тем, чтобы естественная реакция против максимализма слева не превратилась в максимализм справа…
Я помню, Брусилов (кстати, как и все командующие и военные авторитеты, с большой опаской относившийся к несколько наивной стремительности ген. Корнилова) отнесся к проекту назначения Корнилова на место Гутора сначала отрицательно, и мне пришлось оказать некоторое давление, чтобы он, Брусилов, не колебался. И вот именно так, как говорю вам сейчас, мотивировал я и А.А. Брусилову необходимость назначения Корнилова.
Председатель. Затем совещание 16 июля в Ставке. Какие были высказаны на этом совещании взгляды; и не послужило ли оно причиной для наметившейся затем замены Брусилова Корниловым?
Керенский. Совещание 16 июля несомненно сыграло известную роль в назначении Корнилова. Нужно сказать, что это совещание произвело на меня и на всех, кто там был со мной вместе (Терещенко, Барановский и др.), удручающее впечатление, совершенно удручающее. Я созвал тогда это совещание по собственной инициативе и просил Брусилова пригласить на него все авторитеты, которые могли быть налицо… Вы знаете состав? Не надо повторять?
