Дела делами, но от бесед и беготни подвело брюхо. Решительно невозможно иметь ясную голову и трезвый ум, когда зациклился на куске колбасы и поджаристой сдобе. Ближайшее местечко, где вдосталь и того и другого − Поющая Ослица. На счет пения обычное вранье, а вот готовка обещала порадовать. В зале вьеннского крестьянского антуража, средняя наполненность. Минимум ,,желтых бантовˮ, рваных ноздрей и колодников. Эдакая семейственность - только свои. У кухарки, объема армейского котла - шустрая помощница. Непременное условие качества блюд. В четыре руки-то! Наличие расторопной задастой разносчицы заказов добавляют заведению баллов. Сам владелец шинка личность явно незаурядная. Волосат, пузат и басовит. Вместе с тем обходителен, приветлив и доброжелателен. В одном человеке столько приятных контрастов!

За дополнительный полугрош Колину нашелся отдельный уголок, подальше от двери и кухонных помоев. Жареная баранина выглядела действительно жареной, а не обугленной, достаточно приправленной луком, чесноком и перцем. Из выпивки − глера. Чудесный аперитив заказан по доброжелательному совету шинкаря. Не просто пить, но и проникнуться столичными предпочтениями в питие.

− Тебя нелегко найти, − Сеон запросто подсел за стол. Не дожидаясь приглашения и опустив полагающееся приветствие.

− Смотря, зачем искал, − не торопясь пережевывал еду унгриец, выбирая следующий сочный кусок.

− Не угостишь? − потянулся незваный гость к кувшину. По соблазнительным красным глиняным бокам холодной керамики скатывались бисеринки влаги.

− Нет.

Отказ обескуражил Сеона. И сам по себе и то, как сказан. Без колебаний, без раздумий.

− Так разговор выйдет короче. Ты же пришел поговорить?

За сдержанностью унгрийца громада желания откровенно послать новика подальше. Грех жалеть ближнему хлеба и глотка воды, но ведь ближний не за этим сюда приволокся, а донимать длинными и пустыми речами. И потому, напрасно виконт Куфф хмуриться, кусает губу и изображает оскорбленное достоинство. Уйти не уйдет. А уж поправлять якобы упершуюся в бок рукоять даги и вовсе глупо.

− Начни с главного, − попросил Колин. - Самую соль и ничего кроме.

− Мы решили объединиться.

− Мы, это...?

− Новики Серебряного Двора.

− Все поголовно?

− Большая часть.

− Ну да, ну да. Гарая в расчет не принимаем, − поддел Колин навязчивого собеседника. Сеон должно не отреагировал. История жизни почившего победителя турниров во славу эсм Сатеник, новоявленным союзом мышей и кошек, предана забвению. На мертвых не оглядываются и не ровняются.

− С чего вдруг? - капельку любопытно унгрйицу. Откровений не ожидалось, но кто знает, в чем уполномочили переговорщика.

− Не вдруг.

− Тогда чья идея? Твоя? - здесь с интересом у унгрийца погуще. Дано ли выходцу из Шлюсса семь пядей во лбу.

− Кэйталин.

ˮКукушонок? Мало вериться. Не та птичка, так клювик разевать. Эсм Сатеник? Не верится вовсе. Не та голова такое удумать, не тот характер сдвинуться осуществить собственные думки. А воспользоваться чьей-либо мудрой подсказкой? Тут да, легче легкого.ˮ

− Попробую угадать основополагающую концепцию. Кто выбрался, тащат за уши отстающих, кто отстал, толкает преуспевших. Унтум а унти.

С древним эгле у виконта серьезные затруднения.

− Рука об руку. Найдется, что положить во всякую верную длань? Кусков хватит?

− Хватит.

− И что вселяет такую уверенность?

− Серебряный Двор, как и прочий другой, здесь все возможно, − не фраза, а целый девиз! Призыв под знамена и стяги! Стоя под бархатным полотнищем мало обращают внимания на грязь под ногами и кровь под ногтями.

−...Главное не упустить.

Любимая волшебная сказочка вербовщиков всех уголков мира.

ˮПарень, твое счастье в твоих собственных руках,ˮ − уверяли краснобаи, подразумевая, прежде всего меч. А по итогу, в этих самых руках ладанка или поминальная свеча. И это еще повезет. С ладанкой и свечой.

− Что из возможного не упустили?

− Кэйталин железно при гранде. Гаус выбрал Гиозо практиковаться в фехтовании. Задира не подкачает, − загибал пальцы счета Сеон. − Я приглашен саином Лоу и мне есть, чему научить. На очереди Латгард и Липт. Дорсет должен справиться. Аф Ур плотно займется Брайтом.

− Понятно. Вами вменили почетное право делать подсказки в никуда, упражняться с мечом и эскортировать по столичным улицам. Разочарую, подсказки не примут во внимание, умение держать защиту ценно, но обычно требуется мастерство кого-нибудь прирезать. И наконец, на дворе не всегда солнце, разъезжать в одиночку и в компании.

− У нас все получится.

− И с белобрысым?

− В смысле?

− Ну, кто с ним будет спать? Марика? Людвика? Гммм.... Толстушка Ализ?

− Никто.

− Напрасно.

− Почему же?

− Зависит от того, как далеко глядеть в будущее. Верный способ заслужить благодарность эсм Сатеник. Шашни альбиноса на стороне, чем не причина для официального разрыва?

− Еще что?

− Можно и по-другому. Человек, чей папаша за своего на Золотое Подворье, априори объект повышенного и обязательного внимания. Пристегнуться к такому... говорю о сынке... застолбить выгодную позицию. Ко всему Габор человек инфанта. А инфант рано или поздно станет королем. Но Даан под пристальным приглядом, не отдадут. А Гусмара-младшего делать нечего подловить на сладеньком. Действенно и просто. Вернее наоборот. Просто и действенно.

− Здесь мы расходимся в понятиях допустимого.

− Вот именно! Расходимся, − Колин перестарался вложить в слова дополнительный смысл.

Сеон понял унгрийца. И не расстроен. И не разочарован. Как человек, выполнявший обременительную обязанность, но не заинтересованный в результате. Устроит любой исход.

ˮВот вам и союз. В супчике одна водица, а у котелка не протолкнуться. И лишних порций нет.ˮ

− Не смею более отвлекать, − засобирался уходить Сеон. − Будем считать, этого разговора не было.

− Этого я и желал. С самых первых слов произнесенных тобой. Я не заговорщик.

− Что же.... Те, кто не с нами....

Чужие слова повторены вплоть до звука и паузы.

ˮКто же над ними такой мудрый? Спросить о камер-медхин? У той ничего впустую, все по делу, к делу и для дела.

− Конечно-конечно. Но не проморгайте тех, кто в этом не сознается, − Колин поднял кружку с вином. Дескать, мое здоровье, ваша удача! − Не все столь наивно честны, как я.

Солнце тонуло грязно-розовым закатом, утягивая с небосклона смоляные тучи непогоды. Легкий ветер подсушил лужи на мостовых, обдул черепицу крыш. На улицах не суетно и хорошо пройтись, скоротать часок прогулкой.

Из фонтана Подкидышей вылавливают синюшные тельца утопленных младенцев. Шпиль величественного Романи верно указывает несчастным малюткам дорогу в рай. Вверх и еще выше. Те, чьи родители оказались добросердечней, пищат под колючками акаций и у черных комлей старых лип. Крох, что грибы, собирают в большие корзины. Монашки разнесут их по приютам. Откуда подросшие и окрепшие сиротки, в возрасте шести лет, отправятся в прислуги, работники, бордели, а со временем пополнят ряды Канальщиков и Псарей.

Граница Предмостья очерчена рядами мрачных хибар, лачуг, халуп, дешевых кабаков и приживальных домов. Сюда неохотно суются даже держиморды бейлифа. И это днем. Что уж говорить о ночи. Шнепфер несомненно весомый аргумент в пользу свободного перемещения, но в темных проулках таких аргументов противопоставят не в пример больше. Здесь властвует закон стали и стаи. Отсюда и неизменное, у кого больше железа и тех, кто железо нацепил, тот и диктует правила. Романтичен только блеск звезд. Блеск ножей и хищных глаз, вовсе наоборот.

От Предмостья окружным путем, вдоль канала, к Утиному Сходу, к церкви Святого Хара. В столь поздний час у каждого свои молитвы и свои вопросы к Всевышнему. Если, конечно, к нему.

Альтус нищенствовал недавно. Разжалованный актер большими талантами не блистал, отличался желчностью, заносчивостью, чурался компании себе подобных и оттого в Круг не принят. Бедовал лихолетье сам на сам. Вне сцены, умение достучаться до глухих людских сердец, подобрать ключики к душам, растопить замерзшие чувства неподдельной слезой, горючей и чистой, не кормило. Возможно, еще не привык, не замечать плевки, не гнушаться объедками и быть готовым получить в морду ни за что.