Всегда существует соблазн запросить больше, чем следует. Всегда существует мизерный, но шанс, получить испрашиваемое. Не в этом ли вкус... прелесть... обворожительная истома... сладкое предчувствие.... Обрести многое из ничего!

Спутанность мыслей... Какое слово? Кому? Она хочет услышать... знать... утвердиться окончательно. Во чтобы ей ни стало!

− Я заплачу, − уверенно обещает Лилиан.

ˮПопробуй снова,ˮ − Эйгер не шелохнулся. Не моргнул глазом.

− У меня есть деньги, − уверенности значительно поубавилось.

ˮНе очень обнадеживающе.ˮ

− Достаточно денег, − уже ближе к сомнениям.

ˮО них ли разговор? Посмотри лучше. Не на меня, а за меня. И пригласи в рай. Ну же!ˮ

Она посмотрела. А что ей оставалось делать?

− Вы получите приличную сумму, − соломинка не выручит утопающую. Не спасет её и десяток. Сотня соломинок тоже.

ˮБудь умницей, Лилин! Если скажу я, ты не согласишься.ˮ

Она действительно умна, истолковать затянувшееся выжидание тринитария. Лилиан лишь на секунду закрыла глаза.

ˮНе убоюсь пути своего в темноте, ибо ведаю, видит ОН каков я....ˮ

Ей не за что стыдиться Всевышнего. Никто не должен стыдиться своей любви. Никто!

Тринитарий терпелив как паук на охоте. Он не верил в длинные молитвы и не верил молитвам. Но во что-то же он верил? Верил, но давным-давно. С той поры запамятовал. Семнадцать лет долгий срок помнить.

ˮВ конце концов, у меня самые благие намерения.ˮ

Замудрое предупреждение, о благих намерениях приводящих в ад, не смущало и не пугало. Ад? Это после-то монастырской тюрьмы?

Лилиан аф Поллак не колеблясь, направилась к покрытому шкурами топчану.

ˮЭсм, зеркало ваше!ˮ − ознаменовал тринитарий свой успех. Он позволил себе так думать.

Время прощаний. Время напутствий. Зал, где, несмотря на присутствие людей, главное действующее лицо пустота. И только одно сердце преисполнено тревоги, боли и великой печали.

− Делай что должно. Поступай подобающе, − напутствовал Нид аф Поллак. - Помни о чести. Не забывай о клятвах.

Кому он говорил? Стенам? Ветру, гонявшему клок соломы? Перышку, выпавшему из крыла птицы. Солнечному зайчику, нескоро путешествующему по стене. Кому?

− Саин?! − вмешался напомнить слуга. - Меч.

Поллак спохватился и протянул Колину замотанный в табард клинок.

− Будь достоин его, − сказать ,,сынˮ не сумел. Не пересилил, не перемог, не переборол. Поскольку не уверен, стоило ли это делать. Даже из лучших побуждений. Ради остальных.

− Возьми, − Лилиан подала сумку сыну. - Здесь одежда и деньги. На первое время. И обязательно напиши, Колин, − женщина всматривалась в лицо юноши, не забыть, не потерять в памяти ни черточки. - Напиши, мне.

Очередь следующих.

− Пока, Колин, − протянула сверток брату младшая аф Поллак. - Не скучай.

Все её звали Бланш*. За цвет волос. Белокурая милая девочка. Или за цвет глаз. Бледно-бледно серых. Вымороженных. Юное создание любимицей семьи и челяди не являлось. Малышку совсем не хотелось баловать и забавлять. По едкому замечанию Эйгера, ,,сучку следовало удавить, пока не выросла.ˮ Свое, по меньшей мере странное мнение, тринитарий озвучил лишь однажды, поделившись с подопечным. Колин не спросил о причинах столь странного суждения. Осталась и не ясность, Бланш прозвище или все-таки имя.

− На... урод, − прошипела старшая, сунув уезжающему плетенку со склянками.

Розейл. Более всего на свете она любила себя. И очень злилась, когда её чувств не разделяли окружающие. Или жертвовали ими в пользу кого-то еще. Злость добавляла колючек в характер несносной девчонки. Со временем их становилось больше и больше. Настолько, что никто не верил в чудесное преображение подрастающей эсм в прекрасную розу.

Тягостное молчание, которое никак не закончится. Слуга сложил подарки в баул. Подарков не много. Баул не велик, не надорваться.

Подгоняемый ожиданиями бухнул колокол замковой церкви. Пора.

На выходе Колин повернулся. Через правое плечо, показать уродующий шрам.

− Бог даст, свидимся.

Пожалуй, только один человек в зале уповал на подобную милость.

Смотреться в зеркала - грех. С недавнего времени Лилиан аф Поллак, в девичестве Бьяр, не расставалась с одним из них. На черной обсидиановой поверхности, тонкой иглой, искусно процарапан портрет юноши. Колина аф Поллака. Её сына.

Круг первый. Испрашивающие.

,,...побеждают не талантливые, но наиболее искушенные и подготовленные.ˮ

Велиар. Искусство тайной войны.

1. День св. Иерофея (17 сентября).

− Насколько необходимы прятки? − спросила Сатеник, подглядывая в щель тяжелых портьер. Ткань пахла старой пылью, от чего до чиха щекотно в носу.

Гранде и неприятно и любопытно. Неприятно потому как она, действительно, считала подглядывание недостойным занятием, а любопытно.... Внизу, в Зале Арок, с нетерпением ожидают её выхода. Ожидают прибывшие из тринадцати провинций Эгля. Гордость и цвет Фриуля, Швица, Анхальта.... Достойнейшие из достойнейших. Без которых она вполне благополучно обходилась, не чувствуя себя ущемленной. Но их присутствия при Серебряном Дворе потребовал сам король. Оставалось только подчиниться и принять отцовскую волю осознанной неизбежность.

ˮИли неизбежным злом,ˮ − не по сердцу девушке цвет и гордость с окраин королевства. Кем гордиться?

Компанию подглядывать, гранде составлял Юл аф Латгард, канцлер двора и человек, посвященный во многие тайны государства. Их за ним столько, что при встрече король безмерно, то ли удивлялся, то ли недоумевал.

− Ты еще жив?

Латгард кланялся со всей серьезностью. Другой бы постарался перевести слова монарха в шутку. Но пусть лучше жалеют (или ненавидят, кому как угодно), но не смеются.

− Вашей волей, саин.

− Больно ты знаешь мою волю, − хмурился Моффет. Лисья морда канцлера вызывала у него разлив черной желчи. Так, во всяком случае, истолковывал королевские приступы дурного настроения Удо Кёльде, в равной степени светило и шарлатан медицины.

Торчать за портьерой Латгарду не интересно. Кое с кем из новиков* он пообщался близко, с иными мимоходом потратил минуту, с третьими ограничился приветствиями. Уделил время каждому. Первое впечатление самое верное и он его составил. Теперь ждал того же от Сатеник. По хорошему, большую часть прибывших ко двору следовало отослать восвояси. Получить путное с провинции, надо не просить, а требовать. В случае со двором гранды, требовать, положа длань на рукоять меча. Моффет изъявил пожелания. Результат показателен. И если девушку, по молодости или праздному разумению, более волновала внешность будущих придворных, то Юл аф Латгард видел тревожное - исполнительность подданных короны. Не пора ли беспокоиться и принимать надлежащие жесткие меры?

− Необходимы? Вы смеетесь, эсм? - сыграл недоумение Латгард. − Вам должно знать своих людей лучше, чем они знают себя. И гораздо больше, чем они знают о себе самих.

Слова сказанные Старым Лисом ни к чему не обязывали, но и вольничать не позволяли.

− И для этого я прячусь?

Они недолюбливали друг друга. До зубовного скрежета не опускались, держались в рамках приличий, улыбались по обстоятельствам. Повод взаимной несимпатии имелся. Сатеник считала канцлера виновным её расстроившегося брака с королем соседнего Суэкса. Впрочем, не его одного. Список имен длинней панегирика павшему в степях тоджей королевскому воинству. Латгард воспитанницу разубеждать не стремился. Не поймет. Потому как дочери Моффета не дано понимание и что, важнее, безоговорочное признание главенства государственных интересов над хитросплетениями личностных взаимоотношений, склоками и антипатиями придворных партий, надуманными обидами сегодняшних союзников, вздорными причинами для уступок давним недругам и болотом ближнего окружения. Прими король в зятья Ратгарда Длинноухого, многие сиюминутные проблемы быстро разрешаться. Но в дальнейшем добрый сосед получит хороший повод если не претендовать на престол Эгля, то добиваться его для своих наследников. А Ратгард будет добиваться. Амбиции, знаете ли. Излишне самоуверенный молодой человек. Нахрапистый. И союзники ему найдутся. В Анхальте. Тамошние бароны спят и видят заполучить независимость и от Суэкса, и от Эгля, и заодно друг от друга. Длинноухий с легкостью им поможет. Услуга за услугу. Ему - Эгль, целиком или часть, баронам − вольности. На гербовой бумаге. Уж сколько в Анхальте составили Хартий Свобод, столько и не придумаешь, ни в трезвом уме, ни в пьяном бреду. Им грезилось, и грезиться, отколоться от королевства и разделиться самим. А что Моффет? Объявил о намерениях отправить в пфальц в качестве штатгальтера* дочь. Намек понятен - выбирайте мужа. Выбрать, значит прийти к неким договоренностям. Не трудно сообразить, брак Сатеник с представителем знати сцементирует разваливающийся союз баронов и короны. Здесь тоже имелись свои подводные камни, но их вполне реально обойти. Единение с Анхальтом важно для короля. Иначе не осуществить дальнейшее завоевание Джуйбара*, где всем заправляют тоджи. Как следствие, не произойдет приростания новыми территориями. Уже сейчас в Эгле переизбыток третьих, пятых, седьмых, десятых и еще бог ведает каких по счету отпрысков баронов, маркграфов и ландграфов. Все они ожидают очереди на земельные держания. Быстро облагодетельствовать благородную вольницу у Моффета не получалось и в ход пустили серебро - откупиться, и войну - проредить сорную грядку зреющего мятежа. Что-то удалось, что-то нет, но умаслить Чулочников одно, но необходимо и обязательно, укрепить и прирастить количество вертюров, сторонников короля, всецело связанных с троном службой, кровью и судьбой. В конце концов земли это вопрос королевского престижа! Всякий верно служа короне, останется в прибытке.