Спрашивайте о затратах. Забавно писать или говорить о футуристической схеме, как сбить какой-нибудь астероид с курса на возможное столкновение с Землей, но сколько это стоит? Сможем ли мы себе это позволить? Особенно публику интересует стоимость любых новых медицинских процедур или препаратов. Спросите: «Будет ли лечение настолько дорогим, что вряд ли получит широкое распространение?» Если у ученых нет оценок затрат, в этом тоже есть новость.

Не давайте средним величинам сбить себя с толку. Люди могут утонуть в озере со средней глубиной чуть больше метра, если в центре его глубина – почти три. Средний участник исследования занимается физическими упражнениями три часа в неделю, но никто не упоминает, что большинство участников вообще этим не занимаются, а несколько просто одержимы физкультурой. Спрашивайте: «Какие цифры скрываются за средними величинами?» По радио говорят, «вы проживете дольше», если будете делать упражнения и правильно питаться. Данные показывают лишь то, что люди будут жить дольше в среднем – «вы» просто увеличиваете свои шансы на это.

Не путайтесь с относительными показателями. В Washington Post вышла статья под заголовком «Уровень авиационных аварий достиг максимума за 13 лет». В статье, как и во многих других материалах, где неправильно используется понятие «уровень» или «темп», не было ни слова об уровнях, только общее количество смертей и катастроф. Пришлось публиковать опровержение, в котором указывалось, что число аварий на 100 000 вылетов – а это и есть уровень, т. е. относительный показатель «столько-то на столько-то» – год за годом снижалось. (Заголовок был бы корректным, если бы звучал так: «Число аварий на авиатранспорте достигло максимума за 13 лет». В этом, как и во множестве других случаев, на мой взгляд, судить о том, что происходит на самом деле, честнее всего по относительным показателям.)

Следите за тем, как описываются риски. Кто-то приводит число смертей на тонну вещества, выброшенного в атмосферу, или смертей на 10 000 человек, подвергшихся воздействию. Другие упоминают ежегодное количество смертей или общий показатель за 10 лет. Есть много способов сделать так, чтобы что-то выглядело лучше или хуже. Убедитесь, что у вас полная и объективная картина.

Кроме того, обращайте внимание на разницу между относительным и абсолютным риском. Относительный риск – это степень увеличения риска развития заболевания. Например: исследование показало, что люди, подвергшиеся воздействию некого вещества (условный «агент пурпур»), вдвое больше рискуют заболеть определенным видом рака, чем те, кто с этим веществом не контактировал. Относительный риск равен двум.

Но, если смотреть на общее количество жизней, даже высокий относительный риск для редкого заболевания не так важен, как низкий относительный риск для распространенной болезни. Это учитывает показатель абсолютного риска. Он рассчитывается как «число случаев на х тысяч человек в год». Относительный риск может быть важен для оценки угрозы, тогда как абсолютные риски помогают оценить влияние какого-либо фактора на общественное здоровье или здравоохранение.

С осторожностью относитесь к кластерам. Когда вы слышите об очень большом числе случаев заболевания раком в каком-то районе или городе, это заслуживает дополнительного изучения, а вовсе не паники. При огромном числе населенных пунктов в нашей стране по чистой случайности в некоторых окажется существенно больше онкологических заболеваний (или врожденных дефектов, или чего-то еще). Это закон малых вероятностей.

Всегда помните, кто должен обосновывать свои утверждения. Допустим, кто-то говорит: «Откуда они знают, что это не вредит людям?» Наука не может доказать отрицательный факт. Бремя предоставления каких бы то ни было свидетельств лежит на том, кто заявляет о вреде.

Опросы – это не только политика. Они помогают понять, что люди делают (или не делают), чтобы оставаться здоровыми, и считает ли общество, что мы должны больше тратить на исследование космоса или что-то еще. Но, чтобы им можно было доверять, опросы должны подвергаться научному анализу.

Опрошенные должны быть случайной выборкой из популяции, о который мы хотим что-то узнать (например, зарегистрированные избиратели на Среднем Западе или подростки, которые курят). Внимание: телевизионные шоу часто предлагают людям позвонить по телефону и выразить свое мнение. Но узнают об этой возможности только те, кто смотрит шоу, а позвонят – лишь те, у кого есть на этот счет твердые убеждения. Это не случайная выборка, и такой опрос не будет научным.

Чем больше людей опросили, тем меньше ошибка выборки. Ошибка, например, может быть равной «плюс-минус три процентных пункта». Это означает, что в 19 из 20 случаев (стандарт статистической значимости) результаты опроса будут точными в пределах трех процентных пунктов, если все остальное в нем сделано правильно.

Вопросы в социологическом исследовании должны быть составлены так, чтобы избежать любых искажений, которые могут подтолкнуть респондентов к тому или иному ответу. Спросите: «Как именно задавались вопросы? Кто финансировал опрос?»

И, наконец, опросы – это просто срез того, что люди говорят в определенный момент времени. Это может поменяться.

Главные выводы для опросов и вообще любых научных исследований: изучайте цифры, имея в виду, что «больше» обычно значит «лучше». Спросите себя, есть ли альтернативные объяснения для результатов опроса или исследования. Подумайте о любых возможных искажениях – намеренных или нет. И не забывайте, что некоторая неопределенность обязательно будет.

Эта глава основана на идеях, которые подробно рассмотрены в книге «Новости и цифры: Как писать о статистике и спорных вопросах в медицине и других областях» (издательство Университета штата Айовы; первое издание – Виктор Кон, 1989; второе издание – Виктор Кон и Льюис Коуп, 2001).

Остальная часть этой книги посвящена тому, как выполнять разную журналистскую работу, освещать некоторые темы и использовать конкретные инструменты, а в этой главе мы заглянем в кабинеты нескольких преподавателей научной журналистики. Их техники помогут решить распространенные проблемы и покажут, как писать хорошо и понятно.

Дебора Блюм – профессор журналистики Университета Висконсин – Мэдисон (и с 2015 г. руководитель программы Knight Science Journalism Fellowship в MIT. – Прим. пер.). Мэри Кнудсон преподает научную журналистику в магистерской программе по журналистике и писательскому ремеслу в Университете Джонса Хопкинса в Вашингтоне. Рут Леви Гайер преподает в той же программе, а также в Хэверфорд-колледже в Пенсильвании и на медицинском факультете Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе. Шэрон Данвуди – профессор журналистики и массовых коммуникаций в Университете Висконсин – Мэдисон. Энн Финкбейнер руководит магистерской программой по научной журналистике на писательских семинарах в Университете Джонса Хопкинса в Балтиморе. А Джон Уилкс возглавляет программу по научной журналистике в Калифорнийском университете в Санта-Круз.

1. Прочтите свой текст вслух. Так вы сможете расслышать ритм и пластику текста – читая про себя, сделать это трудно.

2. Не скромничайте. Попросите коллег прочесть черновик вашего текста. Мы все стоим слишком «близко» к собственному тексту, чтобы заметить проблемы в нем, и лучший друг любого писателя – беспристрастный читатель. Хорошие авторы привлекают таких читателей для всего подряд – от газетных заметок до целых книг (для последнего требуются очень хорошие друзья).