Не сразу решилась и проблема президентского оркестра. Его тоже пришлось срочно доукомплектовывать. На «Мосфильме», впрочем, свободных единиц, не занятых в церемонии инаугурации, похоже, не осталось. И президентский оркестр пополнили лучшими представителями оркестра Министерства обороны. Когда на Соборной площади я подошел к одному из этих профессионалов и спросил, удалось ли ему сыграться с коллегами, он с непонятной беспечностью ответил:
– А чего там? Репертуар-то один и тот же: «Славься!»
Свое дело сделала и Центральная избирательная комиссия. Удостоверение президента ее сотрудники во главе с Александром Вешняковым вручили Владимиру Путину накануне в более или менее интимной обстановке в Ново-Огареве…
За полчаса до начала церемонии у канатиков, образующих коридор для прохода президента России, не осталось ни одного свободного места. Человек, вставший у этого бархатного канатика, знал, что делал. Во-первых, ему мог, проходя мимо, машинально кивнуть Владимир Путин. Во-вторых, это событие в жизни человека могла зафиксировать телекамера. В-третьих, это могли зафиксировать коллеги. В общем, был смысл держаться за это место.
И они держались. За их спинами на высоте пары метров были укреплены десятка два (в каждом зале) плазменных мониторов. По ним только и можно было наблюдать из Александровского и Георгиевского залов за церемонией инаугурации. За все то время, что она продолжалась, мимо нас по коридору, образованному нами же, пронесли флаг Российской Федерации, герб Российской Федерации и два раза, туда и обратно, прошел президент Российской Федерации. То есть можно с уверенностью сказать, что присутствующие в этих двух залах исполняли роль массовки в этой красочной церемонии. И многие еще дали бы многое, чтобы поучаствовать вчера в этой массовке.
Буквально пара десятков человек из нескольких сотен стояли, повернувшись лицом к мониторам, а не к канатикам. Среди них был кинорежиссер Александр Звягинцев. Я как-то случайно оказался рядом с ним и вдруг понял, как мне повезло. В этот момент начали трансляцию проезда кортежа президента России по Кремлевской набережной к Соборной площади. Количество камер, снимающих это событие, не поддавалось, на мой взгляд, даже приблизительному подсчету.
– Как вы думаете, вы могли бы снять лучше? – шепотом спросил я у него.
– Вряд ли, – с сомнением сказал он. – Понимаете, идее этого изображения подвластно все.
Я не понял, честно говоря, что он имел в виду. Именно поэтому Александр Звягинцев еще больше вырос в этот момент в моих глазах…
– Все американское кино на этом построено, – пожал он плечами.
– Так это мы американское кино смотрим сейчас? – понял я. – Точно! Вот это колесо автомобиля, замирающее прямо у самого объектива… Где-то я это уже видел. В «Крестном отце»?
Он опять пожал плечами.
– Ну а вы, – спросил я снова, – иначе бы все-таки, я чувствую, сняли эту церемонию?
– У каждого свои методы, – вздохнул он. – На самом деле здорово снято. У нас так эти вещи, по-моему, никогда еще не снимали.
Владимир Путин вышел из машины и поднялся по лестнице на второй этаж. Он шел, как мне показалось, точно так же, как и четыре года назад: активно махая одной рукой и прижав другую и почти не глядя на людей, аплодирующих ему. В этом смысле он никому не дал шанса отличиться.
Церемония, как все видели, была довольно короткой. Президент даже не стал надевать тяжелую цепь, символ власти. И правильно: без скипетра она вообще не смотрится.
Я особо не задумываюсь, сохраняю ли я объективность. Более того, да никто, я считаю, не может сохранить объективность. Никакой журналист, сколько бы он ни старался. Даже когда он приводит, как в газете «КоммерсантЪ» считается нужным, второе мнение… считается, что надо… или считалось… Сейчас, как мне кажется, во многом прежние стандарты утрачены. В то же время появились какие-то новые, с которыми тоже нужно считаться. Но я думаю, что, даже выбирая вторую точку зрения, журналист уже все равно для себя примерно понимает, как он оценивает произошедшие события, и вторую точку зрения он, даже может быть подсознательно, выбирает так, чтобы она не противоречила, так сказать, генеральной линии, которая у него в голове уже проложена.
Короче говоря, я не верю в объективную журналистику. Я считаю, что ее не существует, да ее и не должно существовать. Вообще интересна, мне кажется, авторская позиция, авторская точка зрения. Не надо лицемерить – она всегда существует. И не надо ее прятать, да еще от себя самого. Особенно в том типе журналистики, которым занимаюсь я. В репортажной, грубо говоря. В других типах, из которых преимущественно состоит газета «КоммерсантЪ», такая полная отчужденность все-таки более возможна, чем в том, которым занимаюсь я. А в том, чем занимаюсь я, это, может быть, даже и противопоказано.
Зато президент произнес более или менее длинную речь. Из нее можно было понять, что за четыре года наша страна прошла длинный путь. Но путь, который ей предстоит пройти, еще длиннее, зато в конце нас всех ждет счастье. Только свободные люди в свободной стране могут быть по-настоящему успешными, сказал президент. И ни слова о том, что, как он говорил на старте предвыборной кампании, страна эта должна быть конкурентоспособной. Что, уже не должна? Недолго в таком случае у нас была такая интересная национальная идея. А жаль тогда, по-человечески жаль (нас всех).
Когда Владимир Путин закончил свою речь, снова прошел живым коридором и уже принимал парад (приглашенные части оркестра и лошадей не подвели организаторов), гости, стоявшие в этом оцеплении за канатиками, еще минут десять не сходили со своих мест. Чего они ждали? Что президент еще вернется к ним? Или переживали случившееся?
– По-прежнему настаиваете, что красиво? – снова спросил я Александра Звягинцева, который по телевизору, не отрываясь, смотрел на парад коней.
– Да, все было снято очень красиво, – подтвердил он.
Про то, как было сыграно, он ничего не сказал.
* * *
Третья инаугурация президента России оказалась хороша тем, что была коротка. Ничто и никого не отвлекало от церемонии, даже улицы Москвы были девственно чисты. По всему маршруту проезда их тщательно зачистили от людей, очевидно, опасаясь несанкционированных проявлений человеческих чувств.
Гостей и участников церемонии собрали в Андреевском, Александровском и самом простом и демократичном Георгиевском залах. Министров определили, как обычно, в Андреевский, и они в отличие от остальных видели происходящее собственными глазами, а не на экранах, расставленных по всему периметру Александровского и Георгиевского залов.
И я, к примеру, удивился, что только одного министра сослали в Георгиевский зал, к простому народу – спортсменам, олигархам, чиновникам и журналистам. Это был Рашид Нургалиев, министр внутренних дел. Сигнал, а ведь это был сигнал, позволял делать несмелые предположения…
Все залы быстро заполнились; людей было, судя по всему, больше, чем на прошлых инаугурациях: победу Владимира Путина ковали многие и многие – «Общероссийский народный фронт», доверенные лица… Одним из последних в Георгиевский зал прошел бывший министр финансов Алексей Кудрин (но был перенаправлен в Андреевский). Интересно, что бизнесмены Михаил Фридман, Алексей Мордашов и Владимир Евтушенков, к примеру, были определены в Георгиевский зал, а вот Алишер Усманов и Михаил Прохоров оказались удостоены Андреевского.
Считается почему-то, что Владимир Путин не доверяет бизнесу и бизнесменам. А мне кажется, что это вообще не так. Мне кажется, что он окружил себя бизнесменами, которым, наоборот, доверяет. Вот Тимченко, например, разве не бизнесмен, не предприниматель? Он бизнесмен, представитель крупного капитала, я бы сказал, даже крупнейшего. И это только одна фамилия. И это человек, которому он доверяет. Он доверяет ему, хотите вы этого или нет.
Другое дело, что Путин, когда пришел на эту работу, первое, что стал делать – видимо, считал это своей важнейшей задачей, – он начал выстраивать отношения с олигархами. И к достоинствам его первого и второго сроков многие относят равноудаление олигархов. И даже то, что так вышло с Ходорковским, многие считают проявлением жесткого равноудаления (на самом деле, думаю, тут были и другие причины), после чего они все стали для него более или менее чужими. Но не все ведь. Тут, мне кажется, надо понимать, что он далеко не всех олигархов равноудалил, а точнее, сначала всех равноудалил, а потом некоторых опять приблизил.
Мне кажется, у меня есть простое рабочее объяснение тому, почему он это делает. Он считает, что с какими-то задачами, которые он поручает, с конкурсами, которые многим кажутся формальными, поскольку победы в них отдаются людям, считающимся его близкими друзьями, – он уверен, что больше никто с такими задачами не справится. Он ведь прошел этот путь уже… и люди не справлялись, и подводили и его, и тысячи других людей. А Аркадий Ротенберг может, например, построить Крымский мост. А больше никто не может построить. И попытки взяться за это дело есть и у других людей, но они и сами в конце концов понимают, что все это сложно слишком. Очень сложно, потому что санкции будут скорее всего сразу же, а у тебя, может быть, компания, которая торгуется, допустим, на Лондонской бирже, и для тебя это имеет решающее значение, и для людей, которые в этой компании работают, – может, даже тем более.
А для человека, который близко и давно его знает, в конце концов, может быть, решающее значение имеет соображение выполнить задачу. И именно потому, что его попросил об этом Владимир Путин. И даже, может быть, не в первую очередь как президент, а это тоже очень важно, потому что, кроме всего прочего, эти люди тоже умеют считать, в том числе и, как ни странно, такие дружеские услуги. Они понимают: да, в конце концов они тоже могут стать «невыездными» в результате того или иного бизнес-поступка. Но штука в том, что мы все равно знаем, что Владимир Владимирович Путин не забудет об этом. Он нас оценит. Он человек благодарный в этом смысле. И все равно мы получим еще такой контракт, что всем остальным небо с овчинку покажется.
