Известие о гибели князя за морем, оказавшееся недостоверным, пришло в Новгород, где в летописях и застряло, выправляясь за его пределами. Новгородцы ценили Александра Ярославича - в жизни противника византийцев (что умудрилась "развернуть" на 180 градусов российская историография, а заодно и русофобская историография немецкая). Потому новгородцы заранее порадовались известию о смерти его брата-соперника, ставленника православных. Т.е., эта редакция достаточно ранняя. Однако, Новгородская 1-я летопись Старшего извода (список 1330-х годов), наряду с волынской Ипатьевской летописью, даже не упоминают об этих событиях, не полагая имевшее место (в реальности) значимым!
В суздальской летописи по Лаврентьевскому и Симеоновскому спискам мы видим иное изображение событий. Здесь нет ни слова о битве, будто бы, данной монголам бежавшим c Руси, проиграв ее, вел.кн.Андреем: "В то же лето здума Андрей князь Ярославич с своими бояры бегати, нежели цесарем служити, и побеже на неведому землю, со княгынею своею, и с бояры своими. И погнаша татарове в след его, и постигоша (настигнув) у города Переяславля. Бог же схрани и (его), и молитва его Отца. Татарове же россунушася по земли, и княгыню Ярославлю яша, и дети изымаша. И воеводу Жидослава ту убиша, и княгыню убиша, и дети Ярославли в полон послаша, и люди бес числа поведоша, да конь и скота, и много зла створше" [там же, т. 1, с.470]. Это говорит древнейшая рукопись (Лаврентьевский харатейный список 1377 г., по-видимому, в редакции еп.Дионисия Суздальского). Летописец разделяет обстоятельства пленения княгини (глагол яша применялся к взятым в бою - пойманным на аркан), и ее малолетних детей (изъiмаша). Видимо, так же было и в сожженном в 1812 г. харатейном Троицком списке: в примечаниях Карамзина какие-либо разночтения харатейных списков не отмечены от 1235, и вплоть до 1264 года (где, как раз, речь об Андрее) [там же, т. 18, с.с. 54, 72, прим.].
Статья исключительно интересная и, главное, архаичная по этикету: засвидетельствовавшая свою древность. В ней сохранились следы упоминания летописным первоисточником ("выправленным" духовною цензурою) дохристианской молитвы за князя его покойного, но не канонизированного отца: "Бог же схрани и, и молитва его отца" [см. В.Л.Комарович "Культ рода и земли...", ТОДРЛ, т. 16]. Цензор постарался представить дело так, словно речь идет о молитве Бога-Отца, Саваофа, не учтя, что Саваоф это Вседержитель (Ему некому уже адресовать молитвы: выше никого нет!). Церковник-цензор также забыл, что местоимение "его", писанное без титла, подразумевает не Бога-Сына, а князя Ярослава Всеволодовича (+ 1246 г.), отца вел.кн.Андрея. Это означает, что статья древняя: это ПРЕДПОСЛЕДНЕЕ упоминание в летописях о загробных родительских молитвах за здравствующего князя (последнее осталось только под 1293 годом, за Ярослава Тверского, и ТОЛЬКО в Лаврентьевском списке 1377 г. с Тверской летописи 1305 года). Критический тон хрониста, осудившего Андрея за нежелание "служить" несторианской Орде, позволяет думать, что статья писалась прежде поражения несториан в Монгольском Улусе, до 1290 г. [см. Гумилев, гл.9-я].
Но нам здесь важней иное: хронистом ни словом не упомянут бой, данный Андреем монголам - несторианам, пришедшим громить нечестивых греко-христиан. Эта версия находит подтверждение во Владимирском Летописце: "...того же лета князь Андрей Ярославич не хотя итти в Орду, служити им (татарам) и выходу давать. И прииде на него Неврюй с половцы, и согна Андрея с Суздаля. И бежа князь Андрей Ярославич с княгинею своею и с бояры своими. И татары погна по нем, и дошед Переяславля, и княгиню Ярославлю яша, и дети ее. И воеводу Жидислава убиша, и княгиню Ярославлю убиша, а детей в полон взяша, и много зла створиша. А князь Андрей Ярославич идее за море в Свеи, и тамо его у чуди убиша" [ПСРЛ, т. 30, с.с. 91-92]. Новгородские летописи 1-я Младшего извода (1440-е годы) и Карамзинская 2-я, а также Рогожская и Московская Академическая приводят конспект именно этой версии событий. В оппонирующей новелле, как будто, летописец проговорился: сообщив о битве с Андреем, он, тем не менее, добавил, что татары, переправившись через Клязьму под Владимиром, шли к Переславлю тайно: еще не раскрытые.
Как видно, вел.князь Владимирский Андрей, обратившись в бегство, и не думал о сопротивлении нашествию (Никоновская летопись так и говорит, хотя и повторяет новеллу о проигранной битве) [там же, т. 10, с.138]. Отчасти оправдывает его то, что несториане поддерживали его ст.брата Александра, попытка обороны разоренного, вырезанного и опустошенного в 1238 г. Владимира Залесского, ничего не решала, а бегство лишь очищало престол брату: уже вел.князю Киевскому и Новгородскому.
Но воины хана Мункэ не собирались миловать вражеского вассала. Однако на их пути оказалась супруга Ярослава Тверского: возглавившая оборону столицы Ярославичей. Мы не знаем ее подробностей, хотя об этом, об утраченных известиях говорит оставшийся эпитет одного из нойонов, неуместный в отсутствие боев: "Храбрый". Жаркий бой за Переславль засвидетельствовала археология: толстый слой пепла, оставленный полностью сожженным городом. Но даже имя Тверской княгини - этой единственной героини войны Ярославичей в 1252 году против "русского мира": войны, тогда, как и сейчас, неугодной антирусскому православному духовенству, осталось нам неизвестным.
2."Святой благоверный князь Дмитрий"... Бегство кацапов и подвиги Ростовской княжны
Вся скупая информация о княжне Дарье Андреевне, участнице Куликовской битвы 1380 г., присутствующая в И-нет, черпается с единственной странички современной научно-популярной брошюры: "В 17 верстах от Ростова в селе Пашине, которое существует с Х в. и помнит еще приезжавшую сюда княгиню Ольгу, по Хлебниковскому Летописцу, жил герой Куликовского сражения князь Андрей Федорович, который был известен как участник нескольких совместных походов с Дмитрием Донским еще до 1380 году. Накануне выступления ростовского войска из дома князя пропала его дочь Дарья. Позднее отцу и родным стало известно, что переодетая в мужское платье Дарья убежала из дому вместе со своим возлюбленным, за которого впоследствии вышла замуж - ростовским князем Иваном Александровичем" [С.Н.Кайдаш "Сильнее бедствия земного", 1983, с.38]. М.б. это вымысел, пересказанный романтичной любительницей сказаний А.Я.Артынова, пользователя сгоревшей в 1856 г. Хлебниковской рукописи? В вымыслах - РАН и масонерия охотно винят его и его читателей: "...Ныне только Ю.К.Бегунов в своих представлениях и комментариях к изданным им сочинениям Артынова без каких-либо доказательств склонен видеть в них "источник истории". Научная оценка такой интерпретации творчества писателя дана в статье В.А.Кошелева: Народный академик на ниве народознания \\ Новое Литературное Обозрение. 2002. ╧56, с.с. 351-357" [И.Лобакова "Принципы создания..."\ ТОДРЛ, т. 58, прим.3]? Но нет, любительница Артынова здесь была грамотная, она знает, например, что летописную повесть о Донском побоище нужно смотреть не по Софийской летописи - как ее издает литературоедство СССР\РФ, - а по списку Дубровского [Кайдаш, с.31]. Знает она и про единственное, видимо не слишком достоверное, упоминание об Андрее Федоровиче после 1380 г. (суздальская летопись по Московско-Академическому списку): "Князь Андрей Федорович умер спустя почти двадцать лет после Куликовской битвы" [там же].
Процитировал я академическую ахинею, со ссылкою на издание - редактируемое сестрою олигарха Прохорова-Куршавельского, преимущественно ради самой этой ссылки, говорящей за себя. Но это воззрение стандартно для АН СССР\РАН (А.А.Горелов, Г.Н.Моисеева, Ю.В.Стенник, Ф.Я.Прийма, Ю.К.Герасимов, А.М.Панченко, А.В.Архинова, В.Е.Ветловская и мн.др...) [см.: Ю.К.Бегунов "Сказания Ростова Великого, записанные Александром Артыновым", 2000, с.344].
