Килэй не сразу поняла тревогу за ее глазами.

— Погоди, я не должна обрезать волосы и просить его жениться на мне?

— Твоя наглость не знает границ! — сказала Надин. Она улыбалась на пути к двери. — Я рада снова тебя видеть.

— И я рада тебя видеть, Надин.

Дверь открылась, и ее подруга из пустыни пропала с порывом холода. Как только она ушла, ее перестали отвлекать, и Килэй чуть не рухнула у стены.

Две реки бушевали в ее груди, воюя. Одна была глубокой и спокойной, дракон в ней знал, что сделал Каэл, и принимал это с любовью. Но человек считал иначе.

Килэй не привыкла быть спасенной. Ей не нравилось ощущать себя слабой, не нравилось видеть жалость других. Эта река была бурной. Волны с белой пеной бились об острые камни, нахлестывали на берега. Она не поддавалась, не сворачивала ни для кого.

«Но эта река мелкая», — сказал дракон в ней. Воды были яростными, но мелкими, больше пены, чем глубины.

Половина ее слышала мудрость, половина все еще переживала. Она хотела поспевать за Каэлом. Не хотела замедлять его. Теперь он будет считать ее слабой?

Из-за этого ревела река?

Треск дерева в проеме пещеры отвлек ее. Она смотрела, как входит Каэл, осторожно двигает руками, запечатывая дверь за собой. Она смотрела на его высоко поднятые брови, когда он повернулся. Она боялась того, что увидит в его глазах. Она отвлеклась от рева реки и глубоко вдохнула.

— Каэл, я хочу поблагодарить…

Ее слова застряли в горле. Его руки обвивали ее талию. Их сердца столкнулись, он прижал ее грудь к своей. Его хватка была сильнее, чем раньше, но не сдавливала. Килэй прижалась лицом к его шее и замерла, готовясь к тому, что бушевало в его венах.

Она ощущала облегчение, песнь дождя на сухой земле, вспышку солнца из-за туч. Его радость поднималась под ней, наполняла ее так, что уже не умещалась.

— Почему ты плачешь? Это я должен плакать! — выдохнул Каэл со смешком.

— Должен, но ты слишком упрямый, — парировала Килэй. — Кто-то должен плакать. И я плачу за нас обоих!

Он прижал рукав к ее щеке, вытирая ее слезы. Снежинки были на его одежде.

— Снег идет?

Он кивнул.

— Начался час назад. Дикари утром устроили церемонию с барабанами и песнями, все было очень серьезно. Они собирались плакать весь день, ведь Судьба оставила землю и дала зиме победить, — Каэл покачал головой. Его губы напряглись в улыбке, и она знала, что он подавлял смех. — А потом вмешался Джонатан. Теперь они поют о пиратском гроге и беззубых женщинах. Неприличное, конечно.

— Естественно, — улыбнулась Килэй. — Как же иначе скорбеть?

Каэл застонал и покачал головой, но его улыбка не увяла. Он опустил ее на землю, что потрясало, потому что она не догадывалась, что он приподнял ее.

— Тебе нужно отдохнуть.

Этого она не хотела.

— Я лежала днями. Почему бы не… — она кашлянула, отгоняя мудрость дракона ради пары беспечных слов. — Вряд ли ты со мной немного посидишь, да?

Он посмотрел на дверь.

— Не знаю… мне могут разбить голову.

Искры вспыхивали в его глазах, он игриво ухмылялся. Снова дразнил ее. Ох, ей это не нравилось. От этого ей хотелось схватить его за волосы и стереть улыбку своими губами.

Но она не могла. Это ее… расстраивало.

— Я разберусь с Надин, — она похлопала по полу рядом с собой. — Садись, шептун.

Он сел. Они поговорили немного, их разговор был легким, как дым. Но потом слова стали серьезными.

Килэй сжала кулаки на коленях, когда Каэл рассказал, что нашел в домике в паре миль от их лагеря. Он рассказал, как был ранен, как скатился с горы, и ее кулаки сжались крепче.

— Если бы я не поскользнулся, я бы шел дальше. Было не так плохо, как звучит, — добавил он, увидев ее хмурое лицо.

Она знала, что было намного хуже, чем звучало. Шептуны так легко рушились от гнили ума. Если бы его тело не было сильным, Каэл мог перестать двигаться. Зима заморозила бы его.

Ее сердце слабо билось, он продолжал рассказ. Когда на них побежали гончие, его глаза потускнели. Ее сердце сжалось, когда он рассказал про Морриса.

— Ты… знала? — прошептал Каэл, глядя на угли.

Она знала немного, но не все. Почему-то ее воспоминания останавливались на ее нападении на Кревана. Она слышала фрагменты от шептунов и аристократов годами. Обломки того, что она знала и слышала, сделали правду смутной.

Но одно она знала точно:

— Моррис всегда сожалело своей роли в ловушке для шептунов. Он был хорошим. Я не принесла бы тебя к нему, если бы не доверяла. Но он жил с этим сожалением годами. Думаю, то, что он тебя учил, дало ему шанс… извиниться.

— Надеюсь, — Каэл крепко впился в ноги и добавил. — Я ему поверил.

— Знаю. Это правильно.

Каэл медленно кивнул, глядя вдаль. Его рука нырнула в карман и вытащила черный камешек, двурогий кристалл, который Килэй нашла среди развалин замка барона Сахара.

— Это было у тебя в кармане. Я хранил при себе, пока ты спала. Ты всегда у меня забирала вещи, и я подумал, что ты не будешь против, — сказал он, возвращая камешек. — Он важный.

— Это звездный оникс, — тихо сказала она. Несколько звезд заглядывало в дыру на крыше. Килэй подняла камень, и его черная поверхность начала искриться от их света. — Я думала, что это умная штучка.

— Да, — согласился он. Его рот приоткрылся, он склонился посмотреть сквозь камень, его плечо задело ее. — Сезеран оставил мне письмо.

Она так сосредотачивалась на том, чтобы не придвинуться к нему ближе, что не сразу поняла, что он сказал.

— И… о чем он написал?

— Не знаю. Я его не открывал, — Каэл вытащил маленькое сложенное письмо из другого кармана. Она ощутила старый запах, увидела, сколько цвета потеряла печать. — Он спрятал его в «Атласе».

Каэл странно держал письмо. Оно лежало на середине ладони, а не между пальцев.

— Ты не хочешь его читать.

Он строго сжал губы.

— Да.

— Почему? — прошло мгновение, а он лишь смотрел на письмо. Килэй коснулась его руки. — Что бы ты ни думал о нем, он все еще твой отец.

Каэл покачал головой.

— Сезеран унес меня в горы и оставил. Это не отец. Отец остается, годами учит всему, что знает. И тогда я не рос без отца. У меня были два отца. Их зовут Амос и Роланд, и я хочу увидеть их снова. Я благодарен за то, что сделал для меня Сезеран. За то, что он дал мне шанс, и он всегда будет моим любимым героем. Но я не могу прочесть это, — его пальцы сжались на письме. — Он был на каждой развилке, подгонял меня. Не знаю, делал ли я хоть шаг сам…

— Ты знаешь, что это не так, Каэл, — недовольно сказала она. — Он помог тебе немного, но ты выбирал свои пути.

Его взгляд стал только мрачнее.

— А если это сила шепота? А если он говорил мне отвернуться от всего и уйти? Я ему не доверяю. Если он хотел умереть за меня, он сделал бы, что угодно. Может, даже погиб в горах. Моррис рассказал мне правду, — сказал он, когда она застыла рядом с ним.

Он смотрел на огонь, пронзая взглядом. Килэй поняла, что стоит быть настойчивее. Может, не стоило избегать этих вопросов так долго.

— Я бы тебе рассказала, — прошептала она, коснувшись его руки. — Я хотела тебе рассказать. Когда я показала тебе Амелию, я думала, ты спросишь, почему она не… почему ты не…

— Знал ее? — Каэл вздохнул. Он нахмурился, брови сдвинулись к носу. — Лучше бы я не смотрел.

— Каэл…

— Правда, лучше бы я не смотрел. Понимал ведь, что ничего хорошего не выйдет, стоило послушаться инстинкта. А теперь все это… нет, не важно, — Каэл сел прямее, он провел рукой по волосам, его глаза блестели. — Важно, как закончить начатое. Что бы он ни делал для меня, я не могу рисковать из-за очередной уловки Сезерана. Я не могу это прочесть.

Его ладонь разжалась, казалось, Каэл все же хотел прочитать письмо. Большой палец провел по краю пергамента. А потом он бросил письмо в угли.

Огонь окутал его. От языков пламени почернели края. Воск пузырился, издавал хлопки. Через пару мгновений слова Сезерана стали пеплом.