И мир пропал.

Все, что он читал об анатомии, заполнило его разум. Сначала он принялся за скользкую поверхность органов. А потом его пальцы сплетали мышцы, крепко стягивали, пока они не вернулись на место. Если он застревал, он ждал, и перед глазами возникала нужная картинка.

Он соединил кожу и вышел из транса. Слова и картинки все еще тенями висели перед глазами. Он несколько раз моргнул, чтобы прогнать их. Они пропали, и он увидел, что Бейрд исцелен. Участок кожи среди его лохмотьев был в крови, но без раны.

— Отличная работа, — сказала Килэй. Она сидела, скрестив ноги, перед ним, смотрела на живот Бейрда.

Каэл скривился. Транс прошел, и он ощутил боль своих ран.

— Серочес злится на меня?

— Наверное, — пожала плечами Килэй.

— Куда он ушел?

Она кивнула за себя.

— Разбираться с новорожденными. Мы справились с солдатами, а он разберется с ними.

Каэлу не понравилось напряжение в ее голове, а выражение лица понравилось еще меньше. Он проследил за ее взглядом и увидел трех людей вокруг телеги.

Серочес стоял посередине, с одной стороны от него был мужчина, а с другой — женщина. Мужчина был с толстыми руками и ногами, черные волосы покрывали его спину. Талисман на его шее был с изображением нападающего медведя.

Женщина с другой стороны от Серочеса была лишь в двух полосках ткани — на талии и на груди. Каэл не видел ее талисман, но по красным перьям, свисающим с ее ушей, понял, что это соколиный шаман.

Три шамана смотрели на людей в клетках. Некоторые сжимались от их взглядов, а другие тянулись и просили освободить их.

— Вы видите, что Черноклюв сделал с нашим миром, братья. Вы видите, как он плюнул на наш порядок. Его злу нужно положить конец, — Серочес поднял талисман, другие шаманы повторили за ним. — Очистим эту Мерзость.

Свет вспыхнул на их талисманах, Каэл знал, что случится.

— Погодите… стойте! — он вскочил на ноги и слепо бросился к телеге, вскинув руку перед лицом, чтобы прикрыть глаза от света. Он не переставал бежать, пока не врезался в край телеги.

Несколько людей в клетке хватались за его тунику, умоляли его. Молодая женщина плакала возле его уха. Они стонали, словно говорили на последнем издыхании:

— Прошу…

— Не раньте нас…

— Пощадите!

Он слышал крики тиннаркцев. Он отчаянно пытался подавить воспоминания о той ужасной ночи, они и так были размыты. Тьма покрывала многие картинки. И хотя он больше не видел огни, он слышал крики.

Они были выжжены в его ушах, мольба от пленников графа пробудила их к жизни. Крики ударяли по его воспоминаниям. Его плечи напряглись, он повернул к шаманам, сжав кулаки.

Каэл не смог спасти свою деревню, но мог спасти этих людей.

— Я не дам вам убить их.

— Ты сделал достаточно. Меченый, — прогудел медвежий шаман. Хотя они стояли в нескольких шагах друг от друга, он кричал. — Эти существа — наше дело. Мы должны очистить землю от их мерзких духов.

Каэл указал на золотые ошейники на шеях людей.

— Так не должно было случиться, они этого не просили. Их пленили чарами.

Соколиный шаман прищурилась.

— Эти Мерзости не должны существовать. Они не родились по воле Судьбы. Их создали люди, чтобы уничтожать.

— Если мы их отпустим, у них не будет своего места, — сказал Серочес. — У них не будет стаи, что направит их, не будет альфы, что правил бы ими. Ты сам видел, что бывает, когда Мерзости нападают. Ты видел, как они все поглощают на своем пути. Они станут кошмаром для мира зверей и людей.

Каэл пытался сохранять голос ровным.

— Это другое. Проклятие еще не забрало этих людей, у них еще есть шанс. Я знаю людей, что попали под эти чары. Я видел, как чары искажают их… но я видел, какими они становятся на свободе. Вы можете приговаривать к смерти хороших людей.

— Это Мерзости! — завопил медвежий шаман.

— Они заслуживают шанса! — парировал Каэл.

Соколиный шаман сверлила его взглядом.

— Не тебе решать. Судьба установила свои правила. И мы должны им следовать.

Шаманы не собирались поддаваться. Они спокойно смотрели, как кулаки Каэла дрожат по бокам. Он знал, что должен сделать, голосок в его голове стонал, что он ведет себя к смерти, но он не слушал.

Когда он заговорил снова, его слова были раскаленными:

— Я родился в день первого снега. В день, когда Судьба отворачивается от королевства и позволяет Смерти править. Судьба не видела меня в день, когда я родился, она не может увидеть меня и сейчас. Я не должен был существовать. По вашим правилам я — Мерзость. И если вы собираетесь убить их, — он ударил себя кулаком по груди, — то придется убить и меня.

Шаманы не двигались. Они долго смотрели на Каэла, а он — на них.

Наконец, Серочес сказал:

— Один из забытых Судьбой… но с ее меткой. Странный ты, Каэл с гор, избранный и забытый, заслуживший жизнь и смерть. Как шаманы ответят тебе?

Каэл не знал, что они ответят. Он не видел, чтобы их лица хотя бы дрогнули. Он начинал переживать, а Серочес вздохнул.

— Хорошо, шаманы пришли к единому мнению. Ты будешь пощажен, а этим существам даруется шанс.

Каэл был так удивлен, что не сразу понял смысл слов.

— Ты позволите меня освободить их?

Серочес кивнул.

— И мы поможем тебе. Сегодня мы получили редкий дар — шанс сойти с тропы. Если Судьба не видит тебя, — добавил он с рычанием, — то она не видит и нас.

Глава 11

Награда

Титус сидел один в тронном зале. Ветер выл в узких окнах над ним. Порывы ветра врывались в щели окон, получались звуки мольбы. Она превращались в высокий вой, затихали, угасая как крики человека, сброшенного со скалы.

Трон Титуса стоял на целом куске камня. Даже с густыми шкурами, накинутыми на него, Титус ощущал холод. Но это его мало тревожило. Он думал о более важных вещах.

Он коснулся золотого ошейника на горле, смотрел на видения земель и зверей перед собой. Когда он нашел их скрывавшихся на вершине горы, он едва мог осознать это. Он думал, что убийцы драконов были мифом. Но, как только он увидел их золотое оружие, он понял, что наткнулся на древнее сокровище:

Проклятие дракона.

Золотой металл был вечными чарами, которые можно было переплавлять, придавая нужную форму. Этой магией мог владеть обычный человек. Но, что важнее, так Титус мог управлять армией зверей.

Кревану приходилось полагаться на магов. Доверять кому-то еще в надзоре над его монстрами. Но с проклятием дракона на шее Титус мог объединять их. Он мог идти среди них. Видеть их глазами. То, что они видели, мелькало за его веками, когда он закрывал их. Он слышал их голоса, шепчущие в глубинах его головы.

Сначала это пугало его. Было странно видеть столькими глазами, слышать столько голосов сразу. Но сила, которую он получил, стоила этих видений и бессонных ночей из-за них. Он еще никогда не мог управлять армией силой мысли, словом. Теперь они были настоящими фигурами на доске, не испорченными трусостью, не ограниченные своей волей. Они были его пешками.

И Титус двигал ими, как хотел.

Четверо его гончих погибло за ночь. Когда Титус проснулся, он обнаружил, что их окна пропали. Один из зверей кружил у дымящихся останков лагеря, что он послал в Великий лес. Лагерь поставлял ресурсы в его армию.

Его запасы были сожжены… и его солдатов поглотило пламя. Это было слишком умным ходом для бандитов, послание было написано слишком яростно для совпадения. Титус знал, увидев их почерневшие трупы, что его предупреждают.

Он смотрел глазами новых гончих и видел полуобнаженных варваров перед собой. Их руки были скрещены, глаза смотрели на худого мальчишку.

Титус смотрел на сцену как через многогранный кристалл: он видел одну картинку под дюжиной разных углов. Огромные руки появились в одном из окошек, и он сосредоточился на них.

«Надеюсь, ты знаешь, что делаешь», — прогремел голос.