В эту версию вполне укладывается и ситуация с вещами. Алекс, точно знал, когда осуществится замысел, обеспечил себе алиби. Позвонил нам в милицию, сославшись на свое предчувствие, на голоса, о которых якобы ему сообщила жена. Ловко, да? Нам бы такую интуицию. Правда, он рисковал, замысел мог сорваться. Но ведь он привык рисковать на бирже. Даже в этом случае ему не грозило разоблачение, напротив, он бы предстал спасителем своей жены.

– Если это так, то он чудовище! – воскликнул Щеглов. – Ну, ты, Василий, мастер версии сочинять. Книги по ночам не пишешь? Однако все сходится. Пошли-ка ты лейтенанта Горяева в столицу. Он парень смышленый, пусть прощупает почву на бирже. Вдруг Алекс, действительно, темнит и хочет нас обвести вокруг пальца. А эта Вика, от которой ты в восторге, тоже себе на уме была. Ты только почитай, какого о ней мнения граждане, отдыхающие в "Бирюзе".

Следователь нашел протоколы с показаниями свидетелей.

– Чего только стоят эпитеты "она высокомерная, чужим мужьям "строила глазки". Хороша пигалица?

– Брось, Володя, ты плохо знаешь женскую психику, – возразил капитан. – У тебя односторонняя информация, к тому же женская. А что говорят отдыхающие от трудов праведных мужчины?

Следователь беспомощно развел руками.

– То-то и оно, – набрал очки Белозерцев. – Надо учитывать контингент пансионата – выхоленная номенклатурная элита. Корецкая среди них оказалась благодаря связям Алекса, которому стала доступной светская сфера. Как могли отцветающие дамы с пышными формами потерпеть возле себя такое очаровательное создание, как Виктория, попавшая в центр внимания благодаря своей красоте, а не дорогим нарядам и бриллиантам. Какой, даже лысеющий или лысый, чиновник устоит перед красотой, перед свежестью молодости?

Вот старые дамы и всполошились, почуяв сильную соперницу, нарушившую их благопристойный покой, уязвившую их честолюбие. Долго в их среде при массированном психологическом прессинге она все равно бы не выдержала. Только приезд Алекса был спасением. Так то оно, друг. Поэтому достоверность их показаний весьма сомнительна. Женщина – существо загадочное, импульсивное. Надо учитывать обстоятельства, когда и что она говорит. Мужчины, я в этом уверен, были бы о Корецкой противоположного мнения.

– Но это противоречит твоей предыдущей версии относительно Алекса! – вспылил Владимир.

– Я не настаиваю на ее достоверности. Гипотеза, предположение всего лишь. Но согласись, весьма правдоподобная, заслуживающая разработки, – парировал Василий, озадачив своего коллегу.

6. Свидание с Викой

Корецкий, возвратившись из отдела милиции, взял ключ от номера в пансионате "Бирюза". Симпатичная блондинка, сменившая администраторшу, с которой Алекс повздорил по телефону в прошлый вечер, сочувствующе, с печалью в глазах, поглядела на него. В пансионате только и разговоров, что о загадочном убийстве молодой смазливой кокетки. Степенные дамы с глубоким декольте в одночасье превратились в потешных девок, охочих до сплетен и пошлых анекдотов. Они обсуждали в своих меблированных номерах, в холле, и смерть москвички в их воспаленном мозгу обрастала невероятными обстоятельствами. Непременным действующим лицом всех вариаций был любовник, погубивший гордую москвичку и сам, вероятно, утонувший в море.

При появлении Корецкого сплетницы замолкали, как провинившиеся школьницы перед строгим взором учителя. Краем уха услышанное грязное слово о жене ранило его сердце. Сдерживая себя, чтобы не сорваться, быстро проходил мимо. Он искал уединения, стараясь забыть этот кошмар. С потерей жены в период медового месяца мир для него потускнел, утратил свои радостные звуки и яркие краски, и в нем самом словно оборвалась струна, еще недавно звучавшая от прикосновения теплых женских рук, хмельных губ…

Корецкий машинально открыл ключом дверь номера и запер ее изнутри на два оборота, словно хотел надежнее отгородиться от остального мира, не сумевшего уберечь его возлюбленную. Но и здесь, в уютной комнате, его душа не находила успокоения: она металась как дикая птица в клетке. Алекс положил на стол "дипломат" и прошел в спальню. Большой чемодан с Викиными вещами и спортивная сумка, так и остались не распакованными. "Как же так, был человек, смеялся, радовался жизни, и вдруг его не стало. Куда все делось, куда ушло? – мучительно размышлял Алекс, не желая примириться с жестокой реальностью. – Вика, дорогая моя, как жить дальше? Подскажи".

Он подошел к кровати, увидел вмятину на покрывале, повторявшую силуэт женской фигуры. Бережно очертил его рукой, словно стараясь сберечь тепло жены. Уткнулся лицом в покрывало, и долго сдерживаемые рыдания сотрясли его тело. Упал коленями на коврик, словно просил прощения у жены, сознавая, какая непреодолимая пропасть разделяет их. Сейчас он искренне хотел, чтобы существовала загробная жизнь и их так рано разлученные души могли встретиться. От человека остается только корм для червей? – ужаснулся он этой истине, над которой прежде не задумывался. – Но ведь это жестоко и несправедливо. Зачем тогда человеку это временное пристанище на земле?"

И не находил ответа. Голова разболелась, словно ее стягивали раскаленные обручи. "Так можно сойти с ума. Надо чем-то занять себя, – пришла спасительная мысль, Алекс вспомнил. – В милиции попросили, чтобы я тщательно осмотрел Викины вещи".

Открыл дверцу встроенного шкафа. На плечиках висела белая с кружевным воротником и узорной отделкой на груди блузка, сиреневый халатик с узким пояском. Алекс порылся в его широких карманах, в одном из которых лежали солнцезащитные очки.

Вспомнил, что на внутренней стороне халата жена пришила потайной карманчик для мелких безделушек. Пальцами он проник в этот карманчик и нащупал там сложенный листик бумаги. Очередной рецепт какого-нибудь заморского блюда. Вика их коллекционировала для своих кулинарных экспериментов, предположил Алекс и ошибся. Это была квитанция на фотографию. Вверху значилась фамилия мастера "Левон Семенович Хачатур. Индивидуальная трудовая деятельность (ИТД). Дата заказа 15 июля, срок выполнения – 17 июля."

"Сегодня шестнадцатое, – подумал Корецкий. – Значит, завтра фото будет готово. Он, по-видимому, принесет их на пляж, где снимал Вику. Но ее там не будет…" И вновь пронзительная боль подступила к сердцу. Выронил из ослабевших пальцев квитанцию, белой бабочкой спланировавшую на палас. Перед затуманенным взором Алекса вдруг воочию предстало холодное, как огромный склеп, помещение морга на окраине города, куда он утром добрался на такси. Его поразил внешний, неказистый вид ветхого здания. Жуткий мороз пробежал по коже, когда он вошел внутрь помещения. Алекс впервые в жизни посещал подобного рода учреждение и чуть не упал в обморок. Острый запах формалина, смешанный с запахом спирта, привел его в чувство.

Беглым взглядом Корецкий скользил по помещению. На оцинкованных длинных столах лежали обнаженные тела покойников. В животе одного из них, не обращая внимания на вошедшего, орудовал скальпелем врач– патологоанатом, грузный мужчина лет пятидесяти. Рукава его черного халата были закатаны по локти. Возле него, послушная зычным, отзывавшимся эхом, указаниям, суетилась дряблая, высокая как жердь, санитарка с большим красным носом. Наконец врач поднял голову и увидел незнакомца. Не спеша, вытер окровавленные перчатки о ветошь и подошел.

– За кем пожаловал, любезный? – жарко дыхнул он на Алекса стойким спиртным перегаром, настороженно глядя из-под выпуклых толстых линз очков: "Не ревизор ли? Выгонят? Так какой черт пойдет сюда работать, чтобы всю ночь покойники мерещились. Это я здесь, как проклятый, увяз". Но в следующий миг увидел растерянное, даже испуганное лицо посетителя и определил: "Нет, не ревизор, да какой ляд ему здесь надо? У меня приписок нет. Сколько трупов получил, столько и выдал под расписку. Бухгалтерия в одном лице. Может, лимит на спирт урежут, так тогда здесь ни меня, ни Матрену никто не удержит. Только спирт и спасает. Какой это к лешему ревизор: ни наглости, ни суровости, так себе – интеллигент слабохарактерный", – рассудил врач.