– Не надо квитанции, я вам на слово верю, – возразила девушка.

– Так положено. Качество гарантирую. Жду вас послезавтра в полдень на этом же месте.

– До встречи. О'кей, – Вика изящно взмахнула рукой.

Потом порылась в пакете, достала часы. Они показывали 11.32. "Еще разок искупаюсь, и пора в пансионат, иначе опоздаю на обед", – решила она и с разбега окунулась в набежавшую волну. Ее примеру последовал негр, все еще лелеявший надежду на взаимность. На гребне волны Вика увидела его курчавую голову и улыбающееся с белыми зубами, лицо. Он вынырнул и оказался рядом. Их мерцающие в воде тела едва не соприкоснулись. Она испуганно отпрянула в сторону.

– Не боись баба, рашен, Джек карош, – обиделся негр. В его глазах сквозили грусть и одиночество, и она невольно прониклась участием к этому сильному и наивному темнокожему человеку. Ей пришло на ум, что честность, доброта, порядочность и другие добродетели не зависят от цвета кожи. Сколько злодеев, аферистов среди белокожих людей. Корецкая невольно улыбнулась аборигену Африки, решив больше не отвечать на его улыбки, чтобы не травить ему душу напрасными ожиданиями и надеждами. Ей не нужны его доллары и ласки, у нее есть Алекс, и скоро она встретится с ним. Эта мысль согревала ее.

Девушка вышла на берег, подставляя спину под палящие лучи повисшего в зените янтарного солнца. Мимо в белом халате с тяжелой сумкой в руке прошла женщина, предлагая отдыхающим желтые початки вареной кукурузы. Со всех сторон налетела детвора. Вика, глядя, как взрослые и малыши уплетают за обе щеки слегка присыпанную солью кукурузу, почувствовала, что голодна. Она достала из пакета деньги и купила один початок. Охотно впилась зубами в ровные, как пчелиные соты, рядки кукурузы и ощутила во рту солоновато-молочный привкус зерен.

К полудню на пляже все громче начинали раздаваться голоса хозяек из находившихся неподалеку одноэтажных домов. Они предлагали сок и фрукты, овощи. Несколько старушек торговали литературой об эротике и сексе. В большом ходу на пляже были брошюры с тайнами Камасутры, с анекдотами, секретами крымско-татарской и караимской кухни, кроссвордами, отпечатанные на газетной бумаге в городской типографии. Тогда, в канун развала СССР, где "секса не было", подобная литература с непристойными иллюстрациями, пользовалась большим спросом среди читателей разных возрастов, делавших для себя открытия в интиме.

"Сервис на все потребности и вкусы", – с грустью подумала москвичка. Дождавшись, пока освободится ближняя кабина, она переоделась, собрала вещи в пакет и, не надевая босоножек, пошла по воде у кромки берега. На повороте, идущей на подъем тропинки, замешкалась.

Обратила взгляд на пустынную тропинку и почувствовала непонятную тревогу. Ей показалось, что за ней кто-то наблюдает. Она не видит этого человека, но он следит за каждым ее шагом. Мистика, наваждение. Корецкая, стремясь избавиться от смутного чувства тревоги, заторопилась к группе людей, поднимавшихся вверх по бетонным ступеням лестницы под кроны деревьев тенистого парка.

2. Ночные купания

Обед в столовой пансионата прошел пресно и скучно. Публика подобралась довольно однородная – солидного возраста мужчины и женщины, некоторые с детьми. Привилегированное номенклатурное общество. Корецкая отличалась от них молодостью и очарованием. Поэтому несколько седеющих и лысеющих мужчин, считавших себя на время отпуска холостяками, норовили попасть за ее столик. Любезничали, пытались завязать непринужденный разговор. Девушка отвечала без энтузиазма, охлаждая их пыл и давая понять, что на большее они могут не рассчитывать. Она, ощущая на себе завистливые взгляды отцветающих женщин и робкие их обрюзгших мужей, быстро пообедала и через весь зал грациозно направилась к выходу.

– Напыщенная гордячка, приехала чужих мужей отбивать, – услышала она за спиной чей-то ядовитый голос. Остро почувствовала, что многие женщины в зале настроены против нее, видя в ней молодую красивую соперницу, способную совратить их благородных мужей. "Скорей бы приехал Алекс, – взгрустнула москвичка. – Может, тогда мелким интрижкам и зависти будет положен конец. Ухажеры с их колкими взглядами сразу же отойдут в сторону, растворятся в шумной толпе".

Она поднялась на второй этаж, где находился их с Алексом двухместный номер. В просторном холле взяла у портье ключи и открыла дверь. Вчера вечером, едва устроившись в пансионат, бросив небольшую дорожную сумку (основной багаж привезет Алекс), она умчалась к морю, чтобы окунуться в его прохладу, и пробыла там допоздна, пока крупные звезды не усыпали небосвод. Только теперь у нее появилась возможность внимательно оглядеть их временное жилище.

Номер был удобен: небольшая прихожая, гостиная, спальня, отдельно – ванная. В гостиной находились два кресла, стулья, журнальный столик и телевизор. В спальне – две диван-кровати, шкафы для одежды, трюмо, тумбочка и телефон, а в стенной нише – холодильник. На стене, оклеенной светлыми обоями, висела картина "Аю-Даг. Гурзуф".

"Мило и уютно, – оценила обстановку Вика. – Нам с Алексом здесь будет очень хорошо. Я постараюсь, чтобы ничто его не огорчало, ведь не даром женщину называют хранительницей очага".

Что ее тревожило, так это прохладные отношения со свекровью. Она прочила Алексу в жены дородную пышногрудую Эльзу Френкель, дочь своей подруги состоятельной еврейки – банкирши, с которой бы тот горя не знал, "катался, как сыр в масле". А тут, по ее словам, на пути встала эта вертихвостка, у которой, если что и есть, то красота, но и та от природы. По убеждению свекрови, с лица воду не пить, а красивая жена обязательно чужая любовница. Мысленно невестка возражала ей, и на это были веские основания. Ведь Вика успешно училась на третьем курсе экономического факультета. А экономисты и юристы нынче, когда чуть ли не на каждом углу кричат о рыночной экономике, на вес золота. Об этом она открыто не говорила свекрови, лишь иногда жаловалась Алексу.

"Слюбится, все перемелется, – успокаивал он ее. – Детишки пойдут, вот увидишь, оттает сердце у матери. Внуки – это такая сила…"

При мысли, что у них будут дети, Вика нежно склоняла голову на плечо Алекса. Он осторожно гладил ее по голове, перебирая пальцами нити каштановых волос.

Женщину будто обдало теплой волной, когда она вспомнила об этих счастливых минутах. Думать об Алексе и знать, что сейчас он далеко и не может ее обнять, было мучительно больно, и она решила отвлечься. Легла на диван-кровать и принялась размышлять над событиями первой половины дня.

"Какой потешный дядя Лева с Матильдой! Не взял с меня ни копейки, – улыбнулась она, воочию вообразив фотографа. – Может он специально прикидывается добряком, чтобы заманить в ловушку, в секс-притон. Не замыслил ли он использовать мои фотографии для какого-нибудь порнографического издания, сделав из них монтаж либо коллаж? Как это до меня сразу не дошло! Возможно, демонстрируя свое бескорыстие, он рассчитывает путем шантажа добиться согласия на съемки с натуры. Ну, дудки, ничего у него не выйдет. Приедет Алекс и все образуется. А вообще фотограф забавный и вряд ли он станет рисковать своей репутацией". Утешало то, что и другие девушки, женщины и дети на пляже охотно позировали дяде Леве.

Резко, настойчиво зазвонил телефон на тумбочке. Вика, вздрогнув от неожиданности, догадалась, что это междугородка. С волнением подняла трубку, поднесла ее к уху и услышала родной голос:

– Вика, прелесть моя, как ты там устроилась?

– Отлично, милый Алекс. Мне без тебя грустно, я сейчас заплачу, – она понарошку всхлипнула в трубку.

– Не плачь, малыш. Потерпи, завтра я буду у твоих ног, – пожалел он. – Вечер подарит нам встречу. Торги прошли удачно, сверх моих ожиданий. Свалилась куча денег, и у нас будет повод хорошо отпраздновать это событие. Что ты молчишь, Вика, богиня моя? Я хочу слышать твой голос. Мне очень не хватает тебя, моя ласковая женушка…