<p>
</p>
<p>
– Ты-то, тятя, пошто на себя взял то, чего не творил? – Федор отца за плечи осторожно обнимает. – Неужто боли не выдержал?</p>
<p>
</p>
<p>
– Слаб я оказался, Федя! Думал, ежели признаюсь, то Петю тем самым спасу. Страшнее смерти токмо смерть сына видеть, – отвечает воевода и в рыданиях горьких трясется.</p>
<p>
</p>
<p>
– Будет! – Царь кричит громко. – Я не за просто так отца твоего сюда позвал. Решил в последний раз тебя испытать! Ежели сможешь отца свого жизни лишить, то помилую я тебя, – и со словами этими протягивает он Федору нож наточенный.</p>
<p>
</p>
<p>
Посмотрел Федор на отца. Тот ему губами разбитыми улыбнулся да украдкою головой кивнул. Подошел Федор к нему, поцеловал в лоб светлый и вонзил ножик острый в грудь воеводе по рукоять самую. Тихо охнул тот. Тело тяжелое на Федора навалилось, и послышался шепот тихий предсмертный:</p>
<p>
</p>
<p>
– Спасибо, сынок!</p>
<p>
</p>
<p>
– Раз отца смог убить, значит, и Царя предать сможет, – Царь ногою топает и к выходу направляется, на Федора более не оборачиваясь. Лишь у самой двери Малюте Скуратову кивнул и вышел прочь из казематов кровавых.</p>
<p>
</p>
<p>
</p>
<p>
P.S.</p>
<p>
</p>
<p>
Вот и новая весна пришла, зиму грозную теплом солнечным прогоняя. Снег капелью звонкой с крыши монастырской на землю промерзшую каплет. На ветках голых птицы песни звонкие поют.</p>
<p>
</p>
<p>
Двери кельи скрипнули тихо, и на пороге два монаха в рясах черных очутились.</p>
<p>
</p>
<p>
– Смотри, Прохор, он все молится, – один монах вздохнул, на иконку быстро перекрестился и на узника монастырского взглянул.</p>
<p>
</p>
<p>
– Пущай молится, – Прохор ответил ему и поставил подле пленника миску с похлебкой постной да кусок хлеба засохшего. – Эй, ты, ирод! Ешь давай! А то и так одна кожа да кости от тебя осталися.</p>
<p>
</p>
<p>
Пнул он ногой человека, в мешковину закутанного. Тот покачнулся, на коленях стоя, и на бок завалился. Посмотрел монах в глаза его черные, смертью наполненные, перекрестился и сотоварищу своему головой кивнул.</p>
<p>
</p>
<p>
– Зови служек. Пущай могилу копают. Издох пес государев. Туда ему и дорога, кровавому.</p>
<p>
</p>
<p>
– Иди с миром, – второй монах вздохнул да глаза мертвому прикрыл.</p>
<p>
</p>
<p>
– Ты пошто это, Филипп, так к извергу ентому проникся? Али не знаешь кто он есть таков? – удивился Прохор да на лицо бледное мертвое тряпицу грязную кинул.</p>
<p>
</p>
<p>
– Знаю, – Филипп ему ответил. – Только все эти годы, что у нас взаперти сидел, он в молитвах провел.</p>
<p>
</p>
<p>
– Не отмолить было своих грехов ему тех, окаянному, – Прохор ногою тело мертвое пнул да в его сторону плюнул.</p>
<p>
</p>
<p>
– Эх, Прохор, – Филипп вздохнул. – Не за себя он все енто время Бога просил! Он грехи государя нашего замаливал, – перекрестился монах и тихо добавил: – Земля тебе пухом, раб божий Федор Басманов!</p>
<p>
</p>
