<p>
</p>
<p>
Сидит Царь на скамье, да как конь молодой на банщика пригожего глазом косит. Федька Царя не боится. Раскинулся на лавке, ноги длинные на погляд выставил. Плечи широкие расправил, потянулся сладко да молвил:</p>
<p>
</p>
<p>
– Не угостишь ли ты меня, государюшко, веничком березовым? Так охота силушку твою на себе испытать.</p>
<p>
</p>
<p>
Царь с лавки поднялся, веник со стены снял да в обрат повернулся. А там Федька уже готовый лежит. Буйну голову на руки положил, ноги длинные по лавке вытянул да зад крепкий отклячил.</p>
<p>
</p>
<p>
От вида этого у Царя меж ног скрутило да веник из рук выпал. Не может он глаз от тела желанного отвести.</p>
<p>
</p>
<p>
– Ну, чего ты, государюшко, медлишь? Али не хочешь? – Федька голову приподнял да Царю глазом лукаво подмигнул.</p>
<p>
</p>
<p>
«Господи! Прости за мысли греховные! – Царь веник в кадушку с водой сунул, тряхнул им пару раз в воздухе да что есть сил на спину Федькину опустил. Тот только охнул да всем телом сладко выгнулся. – Прости за желания плотские, содомские! – снова веник в воздухе горячем листвой зашелестел и на крепкие ягодицы упал. – Что за муку ты мне послал, господи? – веник по плечам широким сверху хлещет. Федька стонов не сдерживает. Бьется на лавочке, словно в жару, мечется. – Не могу боле устоять супротив красоты, что ты мне кажешь! Не буду твоей воле боле противится!»</p>
<p>
</p>
<p>
Царь веник в сторону отбросил, Федьку за руку с лавки поднял, в охапку сгреб тело горячее да в губы алые поцелуем впился.</p>
<p>
</p>
<p>
Ох и сладок поцелуй! Ох и горяч! Словно лаву огненную в себя втягиваешь. И бежит она по венам, прямо в сердце самое. И разрывает его, измученное, на клочья кровавые. Уста поцелуй тот жжет, словно печи раскаленной касание. Тело к телу, словно силой какой приклеены, и нет мочи разлепить те объятия.</p>
<p>
</p>
<p>
Вдруг Царь Федьку от себя отталкивает да за грудь хватается. Крестик золотой, что на веревке висит, в самую грудину огнем впился. Царь на Федьку с ужасом глядит, крест к губам подносит и целует его, жарко молитву шепча.</p>
<p>
</p>
<p>
– Господи! Спасибо, что от греха отвел! То не воля твоя была, а искушение дьявольское! Не устоял я пред ним, господи! Слаб я телом и духом! Прости меня, господи!</p>
<p>
</p>
<p>
– Государь! Батюшка рóдный! – Федька к Царю кинулся. – Да пошто ты испужался-то? Нет в том греха, ежели тело ласки просит! А крестик, что кожу ожог, не кара божья! Ты сядь да успокойся, государюшко! Кваску испей! Охолонись в предбаннике. Я не враг тебя! Я пес твой верный! Что прикажешь, все для тебя выполню! Скажешь в петлю лезть, полезу! Скажешь на врага твого с голыми руками пойти, пойду! Скажешь, что любви да ласки хочешь, – я твоим буду! На веки вечные душа моя тебе принадлежит!</p>
<p>
</p>
<p>
– Уйди, семя дьявольское! Сгинь с глаз моих! – Царь дико очами заворочал да из парной выскочил, как ошпаренный.</p>
<p>
</p>
<p>
</p>
<p>
Вот ужо три дня нету рядом Федора Басманова. Только мысли об нем из головушки царской не уходят. Снова думы мрачные одолевают да колокола набатные в висках бьют. Мотнул Царь головой, бросил взгляд на маковки церковные, что вдали маячат, да крикнул охраннику:</p>
<p>
</p>
<p>
– Воеводе скажи, чтоб с обозами сам шел. Федор Басманов со мной в селе останется до входа моего в Александрову слободу.</p>
<p>
</p>
<p>
</p>
<p>
Светло в горенке от солнышка, что в окошко глядит. От печи русской тепло исходит, словно от мамки родной. Царь за столом сидит, на пироги глядит, что хозяин добрый ему подал, но к еде не притрагивается.</p>
<p>
</p>
<p>
– Басманова ко мне позвать, – кричит он охранникам.</p>
<p>
</p>
<p>
</p>
<p>
– Звал меня, государь? – Федька с порога Царю клонится, с головы шапку снимая.</p>
<p>
</p>
<p>
– Звал, – Царь на него глаза подымает.</p>
<p>
</p>
<p>
Вид у Федора нерадостный. Глаза запавшие, синевой вокруг окутанные. Лицо щетиной редкою заросло. Сам с лица схуданул да осунулся.</p>
<p>
</p>
<p>
– Не угоден я тебе, Царь-батюшка! Коли от себя отстранить желаешь, то казни лучше! Не жалей головы моей! Руби ее, буйную! Ибо нету жизни мне без любви твоей! – Федька на колени пред Царем бухается да голову на скамью, как на плаху, опускает.</p>
