— Ты что плюёшься? — осадил его брат.

— Я не плююсь. Это машина по лужам идёт, и брызги летят. — Никола даже не обернулся, а катил по наброшенному на диванные подушки покрывалу незнакомый Тишке автомобиль и цеплял бампером толстые шерстяные нитки покрывала, вытягивая их петлями.

— Никола, мошенник, что ты делаешь? — встревоженно закричал Митька.

— Я не ма-а-шинник, а шофёр, — не усматривая в своих действиях ничего предосудительного, поправил брата Никола и продолжал бампером тянуть нитяную петлю.

Митька отобрал у него машину, дал брату шлепка и отправил искать сандалии да обуваться:

— Пойдём к Алику, будем совет держать.

— Совет да любовь, — догадался Никола и заторопился.

Митька собрался быстро: раз-два — и готово! Взял брата за руку, вложил в дверную скобу прутик: мол, дома никого нет, — и пошли.

У сельсовета стоял председатель колхоза Зиновий Васильевич Егоров и, как показалось Тишке, поджидал их.

— Ну, что, мужики, к изобретателю правитесь? — спросил он невесело, достал из портсигара папиросу и неторопливо закурил.

Ребята не знали, то ли председатель остановил их, чтобы о чём-то поговорить, то ли у него нет к ним никакого дела и он просто для приличия обронил необязательный вопрос, на который можно не отвечать.

— И мальца за собой таскаете? — кивнул председатель на Николу, тем самым давая понять, что у него есть всё же намерение потолковать с ними.

— А куда его девать? — спросил вызывающе Митька. — У нас яслей нет.

— Да-да, правильно, — задумчиво проговорил председатель, будто и не слышал Митькиной критики. — Надо с малых лет приставлять человека к делу. Нельзя жить в праздности.

Тишка ничего не понял из председательских нравоучений. О чьей праздности он говорит? Не о Митькиной же, который с утра до вечера в деле. И о Тишке не скажешь, что он баклуши бьет, у Тишки тоже работы невпроворот. Из них из троих один Никола бездельник, дак и тот сегодня трудился: картошку мял.

— Пра-а-вильно, — всё в той же отрешённой задумчивости повторил председатель. — К изобретателю ходит — изобретателем станет.

Да-а, у Алика Макарова репутация твёрдая; особенно укрепилась она после того, как он музыкой выжил крыс из зерносушилки.

— Может, новым академиком Королёвым вырастет, сконструирует такие корабли, которые в неведомые ныне галактики полетят…

Эк куда хватил председатель! Никола держался за Митькину руку и с высоты своего роста разглядывал сапоги Зиновия Васильевича, обклеенные зелёными заплатами клеверных листков и обрывками истекающей соком осоки.

— Вы бы, ребята, сконструировали чего-нибудь для колхоза, — опять вздохнул председатель. — У нас вот сенокос захлёбывается: трава скоро вянуть начнёт, а мы не успеваем косить… Машин бы нам поболе, машин…

— Дак будут машины! Купим! — Тишка сгоряча-то, в избытке чувств, чуть не брякнул, что они завтра отроют клад — и колхоз сразу станет миллионером. Покупай любую машину — кошелёк растолстел.

— Будут, говоришь? — усмехнулся председатель. — Ну, поверю тебе. — И он, не попрощавшись, завышагивал по тропке под гору, сутулясь и почему-то прихрамывая на правую ногу.

— Он что, л-ланеный? — поднял на брата сочувствующие глаза Никола.

— Кто раненый? — недоумевал Митька.

— Дядя п-педседатель, кто же ещё!

— С чего ты взял, что раненый?

— Вот вы ничего не видите, — засопел Никола, — а гугаетесь.

Это у него так получилось вместо «ругаетесь».

Председатель бодро сбежал с горы.

Ни Тишка, ни Митька так и не поняли, зачем он их останавливал.

Как Славка и предполагал, Митька оказался упрямым козлом. Ему говорят: «Белое!», а он тянет своё: «Нет, чёрное». Конечно же, Митька взял под сомнение, что в Керети в старопрежние годы занимались отловом жемчуга. У Славки, когда Алик поделился с ним своими изысканиями из научных книг, не ворохнулось ни на секунду сердце, что это неправда. Раз Алик говорит, раз всё у него сверено с книжками, о чём же ещё спорить.

Но Митька стоял на своём:

— Да откуда? Или бы в Полежаеве никто на знал? Каждый год туда на покосы ездят, а жемчуга в глаза не видали. — Он неверяще улыбался.

Алик даже выходил из себя:

— Ну что за невера такой! Мы же с Вячеславом проработали соответствующую литературу. Там неоспоримо утверждается, что в Керети промышляли жемчуг.

Славка подтверждающе кивал головой. Хотя он лично никакой литературы не прорабатывал, но зато хорошо знал: Алику можно верить на слово. Алик сказал, значит, так оно и есть: он трепаться понапрасну не будет. Кого он когда обманывал? То-то и оно, что никого.

— Да что мне твоя липовая литература, когда я и без неё знаю: на Керети о жемчуге и не слыхивали, — упорствовал Митька. — Вот раки там верно есть. И форель мужики ловили, я сам пробовал…

Алик даже подпрыгнул от радости:

— Так это же верный признак, что и жемчужницы в этой реке живут. Раки и форель свидетельствуют о чистоте воды…

— Вода там чистая, — согласился Митька.

— Ну, вот, — уже потирал руки Алик.

— А жемчуга всё равно нет.

Алик возбуждённо выскочил на сноп солнечного света, и у него не только заиграли огнём волосы, но и порозовели, будто их обмакнули в красные учительские чернила, мочки ушей.

— Слышал ли ты, Дмитрий, о Марциальных водах в Карелии? — Он воздел правую руку к потолку.

— Так то в Карелии. Там, может, и не жемчуг, а золото добывают.

Алик пренебрежительно отмахнулся от него.

— Марциальные воды, — вразумляюще произнёс он, — это первый российский курорт, созданный ещё по инициативе Петра Первого. Царская знать лечила в Марциальных водах свои многочисленные недуги. И Пётр Первый этого курорта тоже не избегал…

Ну, Алика повело явно, как говорится, не в ту степь. Славку даже передёрнуло ознобом: всё испортит своим красноречием. Митьку надо фактами убеждать, а не болтовнёй. Какое отношение имеет жемчуг к царским недугам?

Но Алик, оказывается, знал, куда клонил разговор. Он подмигнул Славке и опять поднял руку вверх:

— А потом забыли о Марциальных водах совсем, запустили их, и к 1917 году мало кто даже помнил, что был такой знаменитый курорт. — Алик выдержал паузу, внимательно посмотрел на Славку, будто проверяя на нём впечатление от своих слов, и удачно подвёл историю к концу: — Когда вскоре после революции нарком здравоохранения Семашко поинтересовался, в каком состоянии находится курорт, ему ответили: «Такового не существует».

Алик ещё выше поднял руку, будто пронзая ею невидимого противника.

Митька переминался с ноги на ногу.

— Ну, всякое бывает, — сказал он.

— Бы-ы-вает! — торжествующе протянул Алик. — А теперь в Марциальных водах ежегодно лечится по пять тысяч человек! Это как прикажете понимать? Бы-ы-вает?

Он повернулся к столу, заваленному книгами и журналами. Но там уже, оставленный без внимания, хозяйничал Никола. Переворошив всё по-своему, он выбирал только то, что привлекало его рисунками.

— Вячеслав! — испуганно закричал Алик. — Он же всё уничтожит!

Славка подскочил к столу и, как на амбразуру, лёг грудью на Аликовы бумаги, недоумевая, впрочем, почему Алик обратил свой укор к нему, а не к Митьке. Никола всё-таки Митькин брат, и никто не договаривался со Славкой, что он будет следить за чужим ребёнком.

Митька за руку отдёрнул Николу от стола:

— Не безобразничай!

— А я заб-азничаю.

— Кому говорят, молчи! — прикрикнул Митька.

Он усадил брата на табуретку посреди пола и приказал:

— Смотри не слезай…

Никола сидел, не зная, зареветь ему иль сдержаться, обиженно моргал глазами. Ноги у него бултыхались, не доставая пола.

Алик ревниво осмотрел своё распотрошённое хозяйство и, обернувшись к Славке, капризно спросил:

— Вячеслав, где тут у меня эта статья?