Ватман внимательно выслушал. Даже ни разу не перебил. Сочувственно кивал головой. А потом просто подал знак, и пана подхорунжего ловко скру­тили, не обращая внимания на пинки и пощечины, которые тот щедро раз­давал, а потом у его носа оказалось блестящее, острое, как взгляд мытаря, лезвие турецкого кинжала.

— Ну, откуда начнем с пана сдирать шкуру? Может, с лица — чтобы ни одна девица больше не посмотрела, а то перепортил их, видать, за свою недол­гую, но шкодливую жизнь.

Вырвича крепко держали, заломив руки. Глаза Ватмана казались совсем белыми, как болотный туман. Кто-то схватил недавнего студиозуса сзади за волосы, заставив запрокинуть голову. Прантиш сжал зубы. Лезвие нежно, как сухая травинка, тронуло его щеку.

Главное — Полонейка в это время мчится в карете. Пусть с другим. Пусть даже забыв о бедном шляхтиче из Подневодья.

— Отпусти парня!

Лезвие убралось. Прантиш открыл глаза.

Балтромей Лёдник стоял в спокойной позе, опустив саблю, черные воло­сы завязаны на затылке в хвост — значит, подготовился к серьезному бою. За его спиной медленно опускалось, наливаясь усталым багрянцем, солнце, и лицо доктора казалось темным, почти зловещим.

— Я так и думал, доктор, что ты выползешь, как уж из кустов.

Ватман игрался с кинжалом, как дитя с погремушкой, и глаза его были теперь не белые, а бездонно-алые.

— Отпусти парня, Ватман, — сурово повторил Лёдник.

— А если не отпущу, что ты мне сделаешь? — насмешливо спросил на­емник.

— А вот что! — Лёдник поднял руку, и из-за деревьев, что росли вокруг имения, показались люди. Много людей. Не жолнеры — мужики. В свитках, в полотняных рубахах. Но с вилами, косами, топорами, цепа­ми, а кое-кто — с ружьями и гаковницами. Особенно опасно выглядели пришельцы, вооруженные саблями и пистолетами, одетые в вывернутые кожухи. У них были суровые, обветренные лица людей, привыкших скры­ваться, защищаться, спать на голой земле. Прантиш узнал некоторых. Это же те, что приходили к проклятой мельнице, где Лёдник спасал обвинен­ную в ведьмарстве Саклету. Лесные братья и жители деревни Корытники, где Лёдник лечил и раздавал деньги. Конечно, за всемогущим доктором они сейчас пойдут куда скажет. Да и пан Агалинский, очевидно, сдержал слово и улучшил своим подданным, которые пекли хлеб из коры, условия жизни.

— Они не испугаются и не отступят, Ватман, — сурово проговорил Балтромей. — Ты со своей компанией учиняешь откровенный наезд на име­ние шляхтича. Любой суд признает, что его хозяева имели право вооружить своих людей и защищаться. Отступись. Разбитый кувшин не склеишь. Панны Богинской больше нет — есть пани Агалинская, а ее муж отказался от при­даного, и оснований судиться нет.

Ватман ненавидяще прищурил бешеные глаза.

— Тварь ты скользкая, доктор. Сколько ты еще будешь возникать на моем пути? Ни в море не утонул, ни в Ангельщине не убили. И даже за то, что ни с чем приехал, паны тебе простили. Может, ты колдовство употребляешь? Тем более обязан тебя остановить.

Наемник положил руку на эфес сабли.

— Давай так. Мы с тобой — один на один. До смерти. Если ты побе­дишь — мои люди уйдут. Никого не тронут. Слышите? — повернулся к коман­де, те загудели в знак согласия. — А если победа за мной. — Ватман зловеще усмехнулся, — уйдут твои люди.

— Ты можешь просить только о том, чтобы вам позволили уйти, — стро­го промолвил Лёдник. — И сейчас же отпусти пана Вырвича, иначе никаких переговоров!

Наемники Ватмана мрачно столпились в кучку вокруг предводителя, целиться им приходилось во все стороны — так как и слуги из имения опом­нились и присоединились к защите от наезда. Преимущество явно было не на стороне посланцев князя Богинского.

— Отпущу этого вруна, если согласишься на дуэль! — заявил Ватман.

— Бутрим, не соглашайся! — прокричал Прантиш, пытаясь вывернуться из рук наемников. — Это ловушка! Мы и так победим!

— Пан доктор, позвольте, мы их перестреляем, как тетеревов! — вос­кликнул из-за дерева мужик, у которого от нетерпения ружье подрагивало в руках. — У нас охотники — в глаз белке попадают!

Ватманские люди уныло переглянулись — желания героически умирать за чужое дело у них точно не было. И Ватман не мог этого не понимать.

— Давай, Герман, не дури. — ворчливо проговорил Лёдник. — Сам видишь — шансов у вас нет. Просто отпустите парня и безо всяких дуэлей уходите. Нечего кровь понапрасну лить, ни свою, ни чужую. И так ее слишком много проливается.

— Боишься меня, доктор? — зловеще произнес Ватман, упругой поход­кой выходя вперед — беловолосый, белобровый, с исполосованным шрамами розовым лицом. — А вот женушка твоя меня не боялась. Знаешь, так лягалась, до сих пор синяки не сошли.

Ватман с издевкой засмеялся, и Прантиш похолодел, поняв, что задумал наемник.

— Не рассказала тебе прекрасная Саломея о нашем с ней приключе­нии? — насмешничал Ватман. — Что же, у каждой женщины есть свои секре­ты. А тут такая женщина. Никогда мне не забыть той ночи! — пан Герман с наслаждением простонал. — Я постарался научить ее хоть чему-то. Ты же так и не сумел, докторишка! Где тебе. Такую страстную женщину удовлет­ворить непросто. А я постарался!

— Мерзавец! — Лёдник выхватил саблю и шагнул к Ватману.

— Так что, дуэль?

— Согласен! — сквозь зубы проговорил Лёдник, снял камзол, бросил на землю, стал в позицию. Прантиш почувствовал, что его отпускают, и подлетел к доктору.

— Зачем ты поддался? Он же специально тебя дразнил! Подумай о малыше!

Лёдник рассеянно отодвинул парня в сторону, — и Прантиш понял, глядя на его лицо, что слова бесполезны. Для обоих дуэлянтов самым важным на свете сейчас было — убить врага. Двоим сразу не было места на этой не такой уж маленькой земле.

Как и опасался Прантиш, от предчувствия захватывающего зрелища глаза у людей загорелись, все — и наемники Богинских, и мужики из Корытников, и лесные братья, и лакеи из имения — забыли о своей вражде, подтянулись ближе, чтобы лучше видеть. Доктор — выдающийся фехтовальщик, вон как легко стал чемпионом лондонского бойцовского клуба. А Герман Ватман — известный на всю Европу наемник-убийца, которого перекупают короли и князья. Три года назад в полоцких подземельях Прантиш и Лёдник вдвоем не смогли с ним справиться.

Мгновение, когда клинок встречался с клинком, невозможно было отследить. Будто сверкали две молнии. Доктор двигался легко и упру­го, бросался, как змея, но и Ватман, похожий на скалу, был быстрый и легкий — как водяные драконы в морских глубинах. Будь это дело в Лондоне — сейчас бы начали устраивать ставки, и кто-то бы неслыханно разбогател.

— Не понимаю, доктор, — усмехнулся Ватман, — с чего это ты заступа­ешься за ту магнатку, которая способствовала лишению свободы твоей жены, насильно принудила тебя ехать в путешествие? Или за радзивилловского выкормыша — ты же был рабом его брата, и я видел твою спину. Что тебе до богачей, которые используют тебя, как щепку, поковыряют в зубах и брезгли­во выбросят. Неужели ты не хочешь их наказать? Скажи, куда они уехали, а когда я выполню свою миссию, мы с тобой снова встретимся — и ты нака­жешь меня. Если, конечно, сможешь.

Наемник непринужденно, будто играя в чижика, отбил целую вереницу выпадов Лёдника.

— Я не за них, я за себя бьюсь, — сквозь зубы проговорил Лёдник. — Я одного от этих магнатов и князьков хочу — чтобы оставили нас в покое! Перестали торговать Беларусью! Чтобы решали свои амбиции, как пауки в банке: перегрызитесь вы там все и оставьте нам нашу землю!

Герман едва не достал доктора в бок. Но не достал и с досадой хмыкнул:

— А ты не заплыл жиром, Бутрим. Прыгаешь, как блоха. А в покое вас не оставят — если есть земля, будут и те, кто захочет ею владеть. А пока будут влиятельные магнаты — им понадобятся такие, как я.

— А вас, наемников, убийц, мы поганой метлой с Отчизны будем выме­тать! — Лёдник бешеным наступлением вынудил Ватмана отойти и даже чиркнул по подбородку кончиком сабли, но тут же сам был вынужден отсту­пить. Каждый удар Ватмана полнился такой мощью, что сдержать его без усилий мог разве тот Голиаф, который завалил пана Гервасия Агалинского на бойцовской площадке в Лондоне. Но доктор держался — за счет мастерства и увертливости, которые уравновешивали недостаток силы в сравнении с бело­волосым гигантом.