Вырвич, естественно, не послушал приказа бывшего слуги, выскочил из экипажа вслед за Лёдником. Рядом тут же очутились панна Богинская и ее самозваный «жених». Прантиш никак не мог сообразить, что в действитель­ности испытывает пан Гервасий к своей «невесте». Студиозус вон сколько галантностей на паненку тратил. Многозначительный взгляд, пожатие ручки, фривольный намек в разговоре. А пан Агалинский, хоть красивых женщин нигде не пропускает, за бок ущипнет, в кладовую с хорошенькой прислугой не против зайти, к Богинской по-прежнему — как к пану Бжестовскому. Немного снисходительный веселый разговор. Подкалывают друг друга или сплетни обсуждают. Может, все не так безнадежно, и авантюрная паненка с голубыми глазами, немного курносая и с холодным сердцем пану безразлична?

Между тем кучер что-то залопотал, требовательно и злобно. По понятно­му везде знаку — ангелец будто растер что-то между пальцами — догадались: требует заплатить. Пан Агалинский широким жестом достал из пояса два дуката и бросил кучеру. Тот схватил так жадно, что дурак понял бы, насколько переплачено. Сразу же налетели какие-то слуги и в мгновение сгрузили пан­ские сундуки на мостовую, тоже потребовав платы. Кучер в знак вежливого прощания тронул пальцами шляпу и хлестнул лошадей. Путники остались около горы вещей.

Вдруг неподалеку послышался гневный женский крик. Под уличным фонарем две пригожие женщины азартно, со вкусом ссорились. Тут же набе­жали зеваки, начали их подначивать. И что такое? В руках у каждой появилось по ножу. Совсем не карманному. Ссора превратилась в смертельную дуэль!

Прантиш схватился за саблю — первое движение шляхтича при наимень­шей опасности — и от захватывающего зрелища забыл обо всем на свете. Женщины посреди круга зрителей — Вырвич, конечно, занял самое удобное место — двигались, как в танце, как два тренированных воина. Наскакивали одна на одну, ловко уклонялись. Юбки они подобрали, так что зрелище ого­ленных выше колен крепких ног принудило пана Агалинского забыть обо всем. Потому что и пан Агалинский терся здесь, в первых рядах. И панна Полонея, любопытная, как молодой воробей. Правда, за толпой, которая немилосердно толкалась, орала, охотники за огненным мечом видели друг друга плохо.

Женщина, та, что тоньше и ниже, с черными волосами, ловко подставила подножку сопернице, и обе покатились по земле. Толпа раздвинулась, все азартно кричали: «Гоу! Гоу!»

Подожди, Лёдник же говорил не отходить от вещей! Один сундучок, между прочим, набит радзивилловскими дукатами. Прантиш оглянулся, приподнимаясь на цыпочки, чтобы за головами зрителей увидеть родные сундуки.

И не увидел.

Может, их уже занесли в помещение?

Прантиш с самым нехорошим предчувствием начал пробираться через толпу. Чуть продрался, и то — оголив саблю, чтобы напугать нахалов.

На том месте, где недавно громоздились привезенные на «Святой Бригит­те» вещи, серели мокрые камни мостовой. Лёдник, наконец, вышел на крыль­цо в черной треугольной шляпе, белом парике, черном бархатном камзоле с мелкими пуговками.

Доктор уставился в растерянное лицо Прантиша, потом повернул голо­ву туда, где происходила драка. Лицо его стало таким, как будто на лекции подловил учеников за тайной игрой в карты. Но не успел профессор задать вопрос, как в общем шуме послышался пронзительный визг:

— Пан Гервасий! Помогите!

Полонея! Прантиш и Лёдник бросились в толпу. Вырвич успел только заметить, что двое оборванцев пробуют что-то у пана Бжестовского отнять, а пан Агалинский разбрасывает их, как медведь собак.

И вдруг все куда-то разбежались, даже две дуэлянтки. На пустой улице остались стоять только четверо литвинов да на крыльце отеля «Дуб и Ворон» щерилась прислуга и солидный пан с рыжей бородкой, в жилете — наверное, хозяин отеля.

В тумане насмешливо каркали лондонские вороны.

— Где вещи? — очень спокойно спросил Лёдник. Прантиш виновато раз­вел руками.

— Пояс! Пояс с деньгами! — вдруг заорал пан Агалинский и начал ощу­пывать карманы. — Святые угодники! Табакерка, подаренная паном Каролем! Перстни! Фамильный сигнет! Часы!

После быстрого осмотра выяснилось, что местные воры ободрали всех, как овец. Только сабли и остались при панах — и то потому, что пан за саблю хватается, как пьянь за рюмку. Правда, ножны, украшенные драгоценными камнями, у пана Агалинского и пана Бжестовского срезали. Даже у Лёдника успели карманы обчистить.

— А я о хорошем номере договорился, — меланхолично проговорил док­тор. — На шесть комнат. С ванной.

Вырвич растерянно обвел глазами улицу.

— Может, в суд заявить?

Панна Полонея выразительно хмыкнула.

Хозяин отеля что-то крикнул и махнул рукой, чтобы подошли. Лёдник переговорил с ним, покивал, повернулся к своим.

— Этот мистер говорит, что раз такое несчастье случилось с нами на крыльце его отеля, он сделает скидку и подберет нам приличные апартамен­ты. Готов принять плату тем, что у нас осталось. Ценности какие, одежда. Думаю, стоит согласиться. Куда мы сейчас сунемся.

Вырвич посмотрел на довольное жирное лицо владельца «Дуба и Воро­на», как лоснятся у того маленькие светлые глазки:

— Да он с теми злодеями заодно! А теперь последнее забрать хочет!

— А кто виноват? — сердито спросил Лёдник. — Я говорил — из каре­ты не выходить? Зачем кучера отпустили? Какого рожна побежали, вылупив глаза на представление, которое специально для вас воры устроили?

— Если бы пан профессор не раскомандовался, ничего бы и не случи­лось! — разъяренно напустился на Лёдника пан Агалинский. — Лезет повсю­ду вперед, за всех решает. Я сам бы и договорился с корчмарем! Язык денег все понимают!

Хозяин отеля с интересом наблюдал за перебранкой обобранных гостей, лениво скрестив руки на груди. Похоже, он мог простоять так, пока темень не окончит бесплатный спектакль.

— Паны, убивать друг друга будете дома. А сейчас что делать? — немно­го истерично спросила Богинская.

И действительно, что? Судно за ними придет хорошо если к Рождеству. Даже весть о беде кому послать — деньги нужны.

— Выворачивайте карманы, — мрачно приказал Лёдник. — Может, у кого какие ценности еще остались. Сабли продавать пока не хочется.

— Да я скорее с голоду сдохну, чем Гиппоцентавр прадедовский про­дам! — гневно крикнул Прантиш.

— Предлагать дворянину продать оружие! Вот по этому и видно, что пан доктор — не настоящий шляхтич, — презрительно кинул пан Агалинский. — Есть понятия, кои благородный человек приобретает, как только учится ходить!

К счастью, профессор не успел сказать что-нибудь язвительное насчет того, что если бы знал, что благородные его спутники настолько беспомощны со своими понятиями, и их нельзя оставить без присмотра и на минуту, то привязал бы их на веревочки да водил за собою, как породистых щенков.

— У меня кольцо осталось! — быстро заявила панна Богинская. — С пальца уже стаскивали, спасибо пану Гервасию — не успели. Изумруд в нем достаточно ценный.

Лёдник взял кольцо панны, поднес к глазам, повертел.

— Работа с драгоценными камнями — часть алхимии. Когда-то я такой изумруд мог даже увеличить в размерах, очистить, принудить изменить цвет. — вздохнул. — Только на это нужно время плюс хорошо оборудован­ная лаборатория. Думаю, фунтов сто за это кольцо мы у аглицкого мошенника выручим.

Хозяин отеля, поняв, что у гостей есть что предложить, широко улыбнул­ся и собственноручно открыл двери своего подозрительного заведения.

Апартаменты, выделенные обворованным гостям, были всего на две ком­наты — Лёдник уговорил пана Агалинского не роскошествовать. Ибо насто­ящей цены хозяин отеля за кольцо Богинских, естественно, не дал. Америка­нец едва выторговал, считая на пальцах и ревя проклятия, пятьдесят фунтов.

Одну комнату галантно уступили панне Богинской.

А цель была так близка!

Полонея и пан Гервасий едва сдерживались, чтобы палками не погнать профессора к тайной пещере с надписью «Здесь добудешь победу огня над железом». Оба делались все более нервными, и Вырвич с тайной радос­тью угадывал под их веселыми перепалками взаимную подозрительность. Неудивительно — за время их путешествия о чем не рассказалось, о том домыслилось. Вражеские партии, конкуренты. А огненный меч доктора Ди достанется только кому-то одному!