– Тридцать лет, пустяки, – развеял он ее тревогу. – Я знаю одного старого чудака, так он женился на девушке с разницей в сорок лет, почитай, на внучке. Правда, она от него после медового месяца сбежала, но факт остается фактом.

– Это же инцест, кровосмешение? – возмутилась жена. – От таких браков родятся калеки с разными патологиями…

– Она ему не родственница, – сообщил Степан. – Хоть и месяц, но потешил свое самолюбие, насладился юным телом.

– Чего только на белом свете не бывает, поэтому и называют его грешным, – вздохнула Пшонка. – Помилуй и сохрани нас, Господь, от напастей, одари нас лучше счастьем…

Фортуна им не изменила. Все получилось, как надо – старпом не подвел, дал в кредит семьсот долларов, новый паспорт оформили в рекордный срок. Эллину немного приодели в меховые сапожки и недорогое бывшее в употреблении пальто с норковым, кое-где изъеденным молью каракулевым воротником.

– Степ, может про запас занять долларов триста у соседки Тамары Батрак? У нее валюта водится, недаром в Турцию и Польшу мотается за барахлом, – предложила супруга.

– Упаси Господь с этой базарной бабой связываться, – возразил супруг. – Начнет приставать, зачем да для кого? Она ушлая, без нотариально заверенной расписки не даст. А затем, если просрочим возврат долга, то не будет покоя, по судам затаскает. Мой кореш Кирюха под честное рыбацкое слово без всяких возражений и расписок валюту дал. А бабы себе на уме.

– Пожалуй, ты прав. Тамара мне тоже не нравится за длинный и острый язык, – призналась Эллина. – Любит в чужие дела совать нос, поэтому я отказалась от предложения вместе спекулировать на рынке тряпками, памперсами, бижутерией и турецким золотом. Всех осуждает, срамит, считая лишь себя праведной и справедливой. Горя и сплетен не оберешься.

– Вот именно, – подтвердил Степан, редко соглашавшийся с женой, и обнадежил. – Голландец тебе на радостях соболью или норковую шубу подарит, колье с бриллиантами, перстни с рубинами и изумрудами. У него, коль решил жениться на русской бабе, евро и доллары куры не клюют. Мучается, страдает из-за того, что не знает, что с ними делать. Мы быстро найдем им применение. У нас столько проблем, где тонко, там и рвется.

Пшонка подвела тушью ресницы, навела на щеках румяны, а губы очертила алой помадой. Освободилась от термобигудей и светло-каштановые волосы локонами обрамили ее голову. Степан с удивлением и восторгом произнес:

–Ох, ты, птичка моя, да ты у меня, красавица писаная! Глаз не отвести. Что ж ты раньше так не чепурилась? У голландца голова пойдет кругом, слюни потекут. Жаль тебя отпускать. Чувствую сердцем, что он от тебя не отстанет, пока не согрешишь.

– Степ, может, я никуда не поеду? Сердце не лежит и какое-то смутное предчувствие?– призналась жена.

– Нет, лапушка, поезжай, поздно назад пятками идти, поезд тронулся. Решено окончательно и бесповоротно, – твердо сказал супруг. – С болью в сердце отпускаю, но другого эффективного способа выбраться из нищеты, стать белыми людьми, у нас нет. Воровать, тащить в дом, где что плохо и хорошо лежит, мы не приучены, совесть не позволяет. Помощи ждать не откуда. Что твоя, что моя родня – нищета, донашивают обноски социализма. Сами смотрят, как бы у нас что-нибудь из одежды, обуви или харчей на халяву урвать. Поезжай, я за тебя буду молиться, и ждать валютных переводов…

– Знаю, какой из тебя праведник, – усмехнулась она. – Запьешь здесь по-черному без моего присмотра.

–Не без того, только по большим праздникам, я ведь не мумия, а живой человек с земными потребностями. Требуется разрядка от тоски и стрессов, а спирт – самое лучшее лекарство.

–Баб и собутыльников не смей в дом приводить, а то последние вещи вынесут, – наставляла она, рассматривая свое лицо в позеленевшем по краям зеркале старого трюмо. – Если только узнаю, что ты здесь устроил притон, публичный дом, то брошу все, вернусь и устрою тебе большую порку. Выгоню из квартиры к чертовой матери.

– Не от хорошей жизни я вынужден мыкаться, – вздохнул Степан. – Чтобы меня не затянула трясина, регулярно, не реже месяца переводи мне по 100, а лучше 200 евро и тогда порядок будет обеспечен.

– Ты что, рехнулся, такую сумму на одного?! Слишком жирно. Сколько же тогда мне останется?

– Не жадничай, ты же у голландца будешь, как королева, на полном обеспечении, – заметил он. – Только шибко не объедайся, знай меру, сохраняй фигуру, чтобы не превратилась в жирную Хавронью, как те американки или европейки на хот-догах и гамбургерах.

– Я знаю меру. Ох, Степ, мягко ты стелешь, да жестко спать, – возразила Эллина. – О чем угодно, легко помечтать, а как оно там, на самом деле получится, одному Богу известно. Вдруг он меня покарает за ложь, что я, замужняя женщина, прикинулась невинной, чтобы голландца облапошить?

– Потом, когда дело свершится, вместе грехи замолим, и Господь все простит. Многие так поступают и живут припеваючи, греша и тут же перед иконами замаливая грехи.

– Одно дело, когда человек грешит, заблуждается по недомыслию, а другое, когда со злым умыслом, сознательно, – промолвила жена.

– В том твоей вины нет. Политики, депутаты и чиновники, довели людей и страну до такого мерзкого состояния. Люди бегут за рубеж, словно крысы с тонущего корабля на заработки в страны дальнего зарубежья. Нет на жуликов и казнокрадов, захвативших власть, Сталина или Берия. Всех бы поставил к стенке и пустил в расход. Меньше народа, больше кислорода…

– Ладно, Степ, не рви сердце, словами и слезами делу не поможешь. Вдруг нам на сей раз, фортуна улыбнется, – с надеждой заявила супруга.

– Дай-то Боже! Чувствую, что это наш звездный час! – воодушевился он. – Ты – мой ангел-хранитель, последняя надежда на лучшую жизнь. Надуем голландца и заживем, как белые люди.

Пшонка призадумался о чем-то и продолжил:

– Сказывают, что в давние времена, перед тем, как оправиться в поход или плавание, воины и моряки надевали на своих жен или любовниц кожаные «пояса верности», чтобы те не занимались блудом. Может и нам что-нибудь подобное придумать?

– Еще чего не хватало, – возмутилась Эллина. – Голландец же меня сразу выставит за порог за такой «сюрприз».

– Да с ним надо ухо держать востро, – Степан почесал небритый затылок. – Но ты под любым предлогом отказывай ему в плотских удовольствиях. Ссылайся на болячки, критические дни, на перемену климата и вообще. Тяни кота за хвост.

– Степ, но ведь так долго продолжаться не может, он заподозрит неладное, станет силой брать?

– Выкручивайся, как можешь, но сохрани мне верность, чтобы никто не посмел сделать из меня рогоносца! – твердо с нескрываемой угрозой заявил супруг. – Устроишься и не скромничай, сразу же возьми буржуя за жабры. Потребуй аванс в пятьсот, нет… в тысячу евро, а может и больше, не обеднеет. Половину перешли мне по Вестерн-юнион, .

– Степ, ты мне уже все уши прожужжал с этим Вестерн-юнионом, – упрекнула Эллина.

– Что же ты, душечка, хотела. Самой в роскоши купаться, из золотой посуды питаться, – перебил он ее, довольный неожиданно удачной рифмой. – Не для того я тебя от сердца, от тела своего отрываю, чтобы ты там шиковала, а я здесь от голода пух.

Он выдержал паузу, пристально глядя на супругу, пытаясь проникнуть в ее сознание и разгадать коварный замысел. Потом продолжил:

– Может ты решила меня и дочку кинуть и связать свою судьбу с голландцем. Выкусишь, этот номер у тебя не пройдет. Из-под земли достану.

– Дурья твоя башка, у меня вообще нет желание ехать, черт знает куда? – призналась женщина. – Ты подумал о том куда, на какой счет я тебе буду валюту отправлять? Может, «дедушке на деревню». Почитай чеховский рассказ.

– Читал, когда в школе учился, – ответил и призадумался он. – У тебя Элка котелок хорошо варит. Как же я об этом не подумал. Понадеялся на почту, а она нынче плохо работает. Мошенники валюту перехватят. Ты права, надо срочно открыть валютный счет в каком-нибудь коммерческом банке. Эх, опять непредвиденные расходы. Придется пожертвовать несколькими бутылками самогона и пива.