Ему, возле спящего сына, тоже спать захотелось со страшной силой, но нельзя пока. И так срубило, судя по часам, минут на двадцать, и сейчас надо бы узнать, как обстоят дела наверху.

В квартире, вообще, тишина стояла гробовая.

Пошел на кухню, увидел Любовь Григорьевну. Женщина что-то готовила, тихо помешивая в кастрюльке, рядом на сковородке скворчало мясо, судя по запаху. Заметила его приближение, кивнула головой, подзывая ближе.

– Вы так уснули с Илюшей, я будить вас не стала, – тихо проговорила. – Может, кушать хотите, а то так с утра и не ели ничего, а?

– Нет, Любовь Григорьевна, а вот от кофе не откажусь, – присел на барный стул, похлопал по карманам, вытащил сигареты. – Курить то у вас можно или на площадку лучше выйти?

– Курите, ради Бога, если Вам своего здоровья не жаль, – ворчливо отозвалась домработница и поставила перед ним стеклянную пепельницу.

– Марина разве курит?

– Нет, почему Вы спрашиваете? – молча махнул рукой на пепельницу, а сам с удовольствием затянулся сигаретой. Хорошо сразу стало, хорошо. – А…, так Савелий

Петрович же курит, вот Марь Сана и держит, чтоб была дома. Звонил, сказал через пару часов приедет, а у меня как раз и супчик поспеет, и картошечки пожарю.

Неприятно резанул, по натянутым нервам, ее тон. Взбесил! Хрен знает, от чего такая реакция, но ему заорать на нее захотелось, так, чтобы стекло задребезжало, и пепельницу эту к чертовой матери об пол херакнуть, разбить на осколки!

Конечно, ничего этого он не сделал, лишь еще раз затянулся, впуская в легкие ядовитый дым, насыщаясь темным удовольствием никотина, набивая легкие до отказа, чтобы не вздумалось тут устраивать показательные выступления.

Ну, говорила она ласково, причитала, как мать о взрослом сыне причитает, дабы не голодный был, одетый тепло.

От собственных мыслей, горечью потянуло. С чего вдруг его такое отношение Маришкиной домработницы к этому Савелию Петровичу так задело, не знал, и знать не хотел.

Пошло оно все к черту! Мысленно выматерил себя, домработницу, этого Савелия, а сам спросил:

– А где вся команда поддержки? – и язвительно так протянул, – Разбежались, что ли?

Любаша на него понимающе посмотрела и спустила молодому идиоту такую грубость и дерзость. Мужик попал, но пока еще сам этого не понял, думала про себя, скрывая улыбку от мужчины.

– Артем Артурович и Виктория Юрьевна так из спальни Марины не выходили, я им туда чай периодически ношу.

Вспомнил эту докторицу, аж передернуло его.

Стерва! Точно, самая настоящая!

Маришка, как только его увидела, сразу сознание потеряла, прямо в дверях квартиры.

Что тут потом началось! Пиз*ец полный!

Ему самому поплохело, когда она, белее смерти стала, и начала заваливаться на бок. Оборвалось что-то в груди в один миг, и пусто стало. Просто пусто, будто все внутренности разом исчезли, и мысли связные тоже исчезли. Остался только голый инстинкт не дать ей упасть на холодный пол.

Его так в жизни еще не штормило. Ни разу! Сердце бешено стучит, еле кровь успевает перекачивать. Потому что, загустела вмиг, заледенела от ужаса.

Миг ступора, а потом бросился вперед, и сам не понял, как оказался рядом с ней и Артемом.

Только Артем ее поймал, подхватил под руки и прижал к себе, ошарашенно переводя взгляд с бессознательной Маришки на Костю и Илью, у которого глаза стали огромными, и таким ужасом и вселенской тоской наполнились, что у него самого под ложечкой засосало от тревоги и страха.

Они вдвоем с Артемом перенесли ее сначала на диван в гостиной, а потом уже Артем сам, удобнее перехватив, бесчувственное тело, понес наверх. Ему только рыкнул:

– За Ильей смотри!

Вот тут-то он на сына и посмотрел внимательно, и сам чуть было в обморок не хлопнулся.

Ужас прокатился по венам, ледяной волной.

– Она же не умрет? – хрипло выдавил из себя Илья, даже не пытаясь вытереть, бегущие по щекам горячие дорожки слез, только носом зашмыгал.

Костя присел перед мальчиком на корточки, взял аккуратно за плечи и со всей уверенностью, на которую только был способен, заявил, глядя в напуганные серые глаза:

– У тебя удивительно сильная мама, и она не умрет! Она просто устала, вот и все, слышишь?!

– Да, – шмыгнул носом, натянул рукав кофты на ладонь и начал вытирать слезы и сопли с лица. Костю так и тянуло рассмеяться от этого жеста, но не мог даже улыбнуться. Только смотрел на сына и делился своей уверенностью, что все будет хорошо.

Тем временем, в квартиру влетел напуганный Вася, из спальни на лестницу вышел Артем:

– Вася, за Викой езжай! Я ей позвонил, она уже собирается, по дороге заедете в аптеку, если ей надо будет. Она все тебе сама скажет. И давай, по-быстрому!

Мужик кивнул, кинул взгляд на Любашу и ушел обратно в прихожую.

– Илюх, ты чего это сырость развел? Нормально все с мамкой, устала она просто. Ты ж знаешь, она у тебя трудоголик, отдыхать не научена.

Артем говорил спокойно и даже весело, но Костя видел, как мужчина весь подобрался, стал напряженным. Он сам такой же становился, когда готовился к худшему.

– Слышишь, Григорьевна, ты давай че пожрать забацай, а то ж проснется барыня, трапезничать изволит, только легкое что-нибудь!

– Уже готовлю, Тема, готовлю! – отозвалась та с кухни.

Артем обратно в спальню Маришки ушел, только захватил глубокую миску с водой и чистое полотенце.

На него вообще внимания не обратил, ясно говоря этим, что Костя в этом доме посторонний. Не то, чтобы его это особо сильно задело, но неприятно, да, стало. Как оголенный нерв кто пощекотал. Но, если еще раз сунуться к больному месту, можно и по мордасам схлопотать. Все сорок минут, что Вася ездил за доктором Викой (это ему рассказал Илья, что мамина подруга, доктор, и скоро этот доктор поедет в Америку по приглашению, читать курс лекций студентам), Илья сидел с потухшим взглядом, весь поникший. И у Кости все в груди обрывалось, в голове начинало шуметь от того, что чувствовал себя бессильным, не способным помочь своему ребенку. Он мог только утешать, и убежденно заверять сына, что с его мамой все будет в порядке.

Потом приехала эта самая Вика. Не в жизнь бы не сказал, что эта фифочка, гламурная блондинка с отсутствием интеллекта на лице, может оказаться каким-то там доктором. Но он не лез со своим мнением, права на это не имел никакого.

Это семья и друзья Маришки, и им лучше знать, как о ней заботиться.

Бесспорно, его вся эта ситуация бесила, раздражала и откровенно злила.

Не привык задавливать свое мнение и свою злость еще в зародыше.

Но, старался сохранить трезвый рассудок, не лез в чужой монастырь со своими правилами, хотя мог. У него тоже связи, знакомые, деньги. По одному звонку, сюда главврача из клиники Склифосовского подогнали бы, Маришку бы осмотрели, как положено, и госпитализировали, если нужно.

Но! Вечно у него теперь появляется это гребанное «но»!

Его сын дрожал от нервного потрясения, от страха за свою маму. Илье запретили подниматься к Марине, и правильно сделали.

Ребенок периодически начинал плакать, раскачиваться из стороны в сторону и говорить, что это он виноват, что маме плохо.

Костя впадал в ярость, когда слышал этот тихий потерянный шёпот.

Хотелось рвать и метать! Убивать все вокруг! И Марину, в первую очередь! Потому, что довела себя до такого состояния! Потому, что теперь он не знает, за что хвататься и кому звонить, чтобы смогли успокоить ребенка, у него самого плохо получалось.

Как назло, мать Марины, Неля, вместе с Русланом улетела в отпуск,– срывать их с отдыха очень не хотелось.

Был еще вариант позвонить Санычу, но тот тоже далеко, только распереживается мужик, зачем ему такие страсти.

И, когда в квартиру, уверенной походкой на высоченной шпильке и в красном платье, влетела блондинка с выражением на лице «не подходи – убью, кобель безрогий», ему стало очень весело.

Илья отреагировал, естественно по-другому, что в очередной раз резануло по нервам.