Служанка одного из Жителей Пентша (в то время, как в Городе столь часто происходили эти Трагедии и треволнения) услышала вместе с другими, лежавшими в своих постелях, шум и топот, будто кто пробирался по дому и наконец стал биться о стены с такой силой, что весь дом затрясся, точно должен был вот-вот упасть, а в окнах замелькали сполохи света. Хозяин дома, которому сообщили об этом, вышел утром за ворота и увидал в снегу отпечатки странных ног, не похожие на следы Лошадей, либо Коров, либо Свиней или любого известного ему Существа.
В другой раз, около одиннадцати Часов ночи, Кунце явился одному из Друзей, каковой был восприемником его Ребенка, заговорил с ним и просил его держаться храбро, ибо пришел он лишь побеседовать с ним об очень важном деле. Я оставил, сказал он, младшего сына Джеймса, которому приходишься ты Крестным. У моего старшего сына Стивенса[100], Жителя Егердорфа[101], имеется ларец, куда положил я четыреста пятнадцать Флоринов; это говорю я тебе для того, чтобы твоего Крестника не лишили этих денег, ты же должен присматривать за ними, а если будешь пренебрегать этой своей обязанностью, горе тебе. С этими словами Призрак скрылся и направился в верхние комнаты дома, где передвигался с таким грохотом, что дом весь дрожал и крыша проседала от его тяжелых шагов. О том Друг Кунце день или два спустя рассказал Священнику того Прихода и клялся, что говорит совершенную правду.
Но этот Кунце совершал и другие печально знаменитые подвиги. Так, он нередко требовал, чтобы Служанка, которая лежала со своей Хозяйкой, то есть с его вдовой, уступила ему место, ибо таково его право[102], а если она противилась, пытался свернуть ей шею.
Он топотал, как своенравный конь, во Дворе своего дома. Не раз видели, как он мчался, причем не только по улицам, но и в долинах среди полей, или в Горах, и бежал так быстро, что высекал ногами из земли огненные искры[103].
Он оставил следы побоев на теле Ребенка одного Кузнеца и сделал его кости такими мягкими, что тело стало податливым, точно перчатка.
Он ужасно колотил целую ночь Еврея, который купил его Постоялый Двор в Городе, и подбрасывал его вверх и вниз в комнате, где тот ночевал.
Он навел страх на Возчика, своего старого знакомца, когда последний работал в конюшне, изрыгнул огонь, дабы запугать его, и так жестоко укусил его за ногу, что оставил хромым.
Дальнейшие события, как я намекал выше, связаны с самим Рассказчиком, который был Священником того Прихода; однажды эта Фурия так сдавливала и душила его во сне, что он проснулся совсем обессиленным и слабым, но не мог уяснить причину этого. И пока он лежал, размышляя, в чем же дело, вновь возвратился Призрак, сжал его так, что он и пальцем не мог пошевелить, и принялся катать его по кровати взад и вперед, что продолжалось довольно долго. То же случилось в другой раз с его Женой, каковую Кунце, проникнув сквозь створы окна в обличии маленького Карлика, так крутил и тянул, что вырвал бы ей горло, если бы две ее Дочери не пришли ей на помощь.
Он соединил вместе губы одного из сыновей этого Теолога, так что их с трудом удалось разжать.
Это буйное Привидение настолько досаждало всем в Доме, что Слуги старались ночевать вместе в одной комнате, лежа на соломе и ожидая появления зловредного Чудовища. Но как-то Служанка, превосходившая других храбростью, захотела ночью лечь в свою постель и отделилась от других. И вот Кунце, найдя ее в одиночестве, нападает на нее, сбрасывает покрывало и собирается унести ее; но она, еле сумев от него отбиться, прибежала к остальному Семейству и здесь осветила его горящей свечой, вслед за чем он сразу же исчез.
В другой раз он заявился в Покои самого Хозяина, производя шум подобно свинье, что жует зерно, весьма громко причмокивая и хрюкая. С ним заговорили, но не сумели прогнать; но стоило им зажечь Свечу, как он исчез.
Однажды Вечером, когда этот Теолог сидел с женой и детьми, упражняясь по своему обыкновению в Музыке, они внезапно ощутили ужасающую вонь, какова мало-помалу распространилась по всем углам комнаты. Тогда он произнес молитву, предавая себя и свою семью в руки Господа. Тем не менее, запах усилился и стал таким тлетворным, что ему пришлось подняться в свои покои. Но не пролежали они с женой в постели и четверти часа, как почувствовали в спальне такое же зловоние; и пока они жаловались на него друг другу, из стены выступил Призрак, подобрался к кровати и дохнул на него чрезвычайно холодным и таким невыносимо смрадным и болезнетворным дыханием, что даже вообразить и описать невозможно. В итоге Теолог, эта добрая душа, сильно захворал и должен был оставаться в постели; его лицо, живот и внутренности раздулись, словно он был отравлен, дыхание же было затруднено; к этому прибавилось гнойное воспаление глаз, по причине которого он долго еще плохо видел.
Но оставим бедного Священнослужителя и вернемся к тому, что мы опустили, а такового больше, чем до сих пор рассказанного. Как например, Мерин Кунце дрожал и покрывался пеной, а тот досаждал ему день и ночь. Свечи гасли, когда близилось Привидение Кунце; он пил молоко из молочников, бросал в него помет или превращал молоко в кровь; он выдергивал из земли сваи, глубоко вкопанные и такие тяжелые, что и два дюжих Носильщика с ними бы не справились; с несколькими встречными обсуждал дела Возчиков; хватал детские Колыбельки или вытаскивал из них Детей. Он нередко пытался совершить насилие над женщинами; испортил воду в Купели и испещрил Покров на Алтаре грязными кровавыми пятнами с той стороны, что выходила на его могилу; он ловил на улицах Собак и вышибал им мозги, колотя их о землю; досуха высасывал Коров и заплетал им хвосты, подобно хвосту Коня; пожирал Птиц, а Коз связанными бросал в Кормушки; привязал Коня к пустой Кадке в Конюшне, так что тот грохотал ею, а заднюю ногу другого привязал к его же недоуздку; выглядывал из окна невысокой Башни и затем внезапно превратился в длинный посох; бранил одну Матрону за то, что заставила свою служанку мыть посуду в Четверг[104], во время чего притронулся к ней рукой, которая, как она сказала, была холоднее льда; забросал камнями одну из женщин, омывавших по смерти его тело, притом с такой силой, что отпечатки Глыб, которые он бросал, были видны на стене; другую попытался снасильничать, и когда та просительно сказала: Но Кунце, ты же видишь, какая я старая, морщинистая и уродливая, и насколько не гожусь я для таких затей, внезапно в голос рассмеялся и исчез.
Но мы не должны на этом останавливаться; добавим лишь несколько слов об одном довольно примечательном обстоятельстве. Его надгробный камень накренился набок, и видны были несколько отверстий в земле, размером с мышиную нору, которые доходили до самого его Гроба[105]; и когда их ввечеру забрасывали землей и сверху заравнивали, они на следующее утро оказывались открытыми.
Подробный рассказ обо всем этом и изложение Истории со всеми Деталями были бы слишком утомительны. Закончим на том, что частные набеги сей беспокойной Фурии причиняли немалые бедствия, и горожан либо жалели, либо презирали; никто не желал останавливаться в их Городе, торговля пришла в упадок, и Жители обнищали по причине постоянных бед и треволнений, что учиняло буйное Привидение.
И пусть Атеист, возможно, станет насмехаться над ними как над людьми, обманутыми собственной Меланхолией и игрой воображения либо, не исключено, проделками злых соседей, он поймет, если даст себе труд поразмыслить над рассказанным здраво, что многое нельзя объяснить такого рода Предположениями; то же, что я сейчас поведаю, сделает их и вовсе негодными.
Итак, коротко говоря, не находя покоя и не придумав лучшего средства, горожане выкопали тело Кунце и несколько других, которые были похоронены как до, так и после него. Но похороненные после и до него настолько разложились и сгнили, Черепа их так провалились и Сочленения так разошлись, что их едва можно было узнать, ибо они превратились в своего рода груды земли и грязи; но с Кунце дело обстояло иначе: его Кожа была гладкой и цветущей, Суставы не застыли, но оставались гибкими и подвижными, и когда ему в руку вложили палку, он быстро охватил ее пальцами; Глаза его также сами собой то открывались, то закрывались; на Ноге у него вскрыли вену, и потекла кровь, такая же свежая, как у живых; его Нос оставался целым и округлым, а не заострившимся, как бывает у смертельно больных или умерших, тогда как тело Купце пролежало в могиле с 8 Февраля по 20 Июля, то есть почти полгода.
