- Потрепали вы меня сильно, заслужили уважения, - проскрипел он, остановившись у Налли. - Попасть с такого расстояния, да еще и так быстро создать чары, что я даже не успел защититься... красиво, ничего не скажешь! Жаль, что консул, а не боёвик, верно?

         Содал стиснул зубы, решил, что не будет отвечать, не даст ему увидеть страх в своих глазах, даже перед неминуемой гибелью.

- Хорохоритесь? Хорошо. Не люблю, когда мужчины начинают ныть и размазывать сопли. Нет хуже зрелища, чем обмочивший портки мужлан, который лебезит и призывает к милосердию, тфу! Все рано или поздно умрём. Так чего позориться, когда наступает час расплаты?

         Содал вновь не ответил. Ждал. Честно надеялся на чудо, впрочем, понимая, что его скорее всего не произойдёт. Барон стоял перед Налли, смотрел на неё, покусывал губы. У Содала сжималось сердце. Наконец, Дован произнёс:

- Хорошая девочка. Умная, покладистая, тихая. Смелая! Не то, что её дядя... тот перед смертью обделался, да визжал, как свинья. Я думал, не выдержу этих воплей, удавлюсь.

         Содал опустил взгляд, увидел запёкшуюся лужу крови под своим столом. Тело покрылось мурашками, внутри всё заледенело от ужаса.

- Забавно, не правда ли? - продолжил рассуждать некромант. - Мезин являлся трусом и размазнёй, но питал ненормальный интерес к покойникам. Особенно к тем, кого зверски истерзали. А его брат, Хагольд, наоборот - мужчина был крепкий, из жёсткой, несгибаемой стали, но когда людей кромсал и резал на части, каждый раз блевал и ныл, что девка. Иной раз так, извиняюсь, обрыгивал материал, что с ним потом работать было просто невозможно!

         Содала трясло крупной дрожью. По лбу стекали холодные капли. Сердце, казалось, сейчас вырвется из груди.

- Мне Тавос рассказал о ваших догадках по поводу моего сына. Знаете, что хочу сказать? Браво! Действительно поражает то, как вы, сумели докопаться до истины. Ваш вывод был абсолютно верным, от начала до конца: и Печать разглядели, и про кровное родство братьев и девушки догадались, и уличили разбойников в пособничестве, и даже про смерть крестьянина прознали, уже почти покинув мои земли. Единственное, в чем просчитались, так это в подозреваемом. Рано моему сыну еще овладевать семейным искусством. Но, когда-нибудь придётся, как и мне однажды пришлось. С Тавосом, правда, тоже просчитались. Он вообще-то муж крепкий, сильный, не страдает излишними моральными дилеммами... идеальный солдат! Лишь один изъян у него имеется - слабость к маленьким деточкам. К мальчикам и девочкам. Но, куда уж мне его осуждать, верно? Вот я и не осуждаю. А вместо осуждения, время от времени, даю ему то, чего так желает его грубое, солдатское сердце. И он отвечает мне верной службой. Но, вам откуда было знать об этом. Так что не корите себя. Это даже за ошибку нельзя считать. Просто неудачное для вас стечение обстоятельств.

         Барон провёл сухим и костлявым пальцем по щеке Налли, откинул прядь, всмотрелся в бледное лицо.

- Девочку правда жаль. Вот, не хотел я её трогать! Но тут вы подвернулись... заинтересовались ею... да еще Мастер наук, позорный, позвал её к себе, в неподходящее время. Пришлось бедняжку прихватить. Если бы не всё это, клянусь, оставил бы в живых.

         Отложив трость, он закатал рукава балахона, взял с тумбы тонкое лезвие, поднёс к груди девушки. Содал хотел крикнуть, издать хоть какой-нибудь звук, сделать что угодно, что могло бы остановить барона, но из горла вырвался лишь сип. Тем временем Дован уже приступил к делу: быстро и умело надрезал, отложил лезвие, взялся за расширитель. Когда грудина Налли, под воздействием сложного механизма, сухо треснула, Содал не выдержал и разрыдался. Он плакал и плакал - казалось бы, слёзы были бесконечны, как бескрайний и холодный океан, но затем и они иссякли. Осталась лишь пустота, безразличие и едва заметная дрожь.

         Барон закончил, подошёл к чародею, пихнул ему что-то под нос. Из-за опухших век и помутневшего зрения, Содал сначала не понимал, что именно держит Дован. Но, когда в глазах прояснилось, он увидел окровавленные по локоть руки и... вырезанное сердце. Обвитое венами, в красной, сверкающей на свету, жиже, оно еще минуту назад билось. В катакомбах было холодно. Сердце Налли исходило паром. Барон усмехнулся и принялся отрывать куски жёлтыми зубами. Жевал долго и тщательно, проглатывал и вгрызался вновь.  Содал не удержался, выблевал себе на грудь.

- Вот и всё, - улыбнулся измазанным ртом, барон. - Мерзко лишь поначалу. Но после третьего начинаешь втягиваться. С пятым даже вкус уже нравится. Искусство!

- По.. чему...

- Что?

- Поче... му... вы не... умерли?

- Ах! Я честно ждал, что вы зададите мне этот вопрос, молодой человек. Вы ведь знакомы с некромантией? Учились противостоять Запретным Искусствам?

         Содал едва заметно закивал. Во рту было горько. Кисло. Хотелось умереть, как можно скорее.

- Посмотрим же, как хорошо вы усвоили материал, - произнёс барон менторским тоном. - Кем становится некромант, достигнув определённого уровня в познании Искусства Некромантии?

- Ли...

- Громче!

- Личем...

- Верно. Существом, перешагнувшим за грань смерти, но не умершим. А как можно убить лича?

- Уничтожив его... филактерию... предмет, в котором... хранится часть его Силы...

         Содал не знал, зачем он отвечает. Наверное, чтобы не сойти сума.

- Блестяще! - воскликнул барон. - Вы действительно учились прилежно. Тело моё, конечно, потрепали, но, чтобы убить меня, этого недостаточно. У вас был шанс найти мою филактерию, но увы, вместо поисков, вы были заняты кувырканием с этой милой девочкой. Не могу вас обвинять - был бы я моложе, сам бы кувыркался, но, к сожалению, годы берут свое. Однако, я хочу поблагодарить вас, молодой человек.

         Содал, находясь где-то на краю бездны сознания, ощущая смертельную усталость, апатию и близкое безумие, почему-то, всё еще говорил с мономаном. Сам не понимая, почему.

- За... что?

- За вас! - всплеснул руками барон. - Если бы не вы, ходить мне в простых личах до конца дней, да продлевать жалкое существование, пожирая недозревшие плоды. Мерзость! Но с вашим Стамносом и его Силой, с вашим сердцем, полным жизни и всю жизнь пробившимся рядом с полным магии сосудом, я наконец-то смогу переродиться в Архилича! И сбросить с себя это постаревшее и сыплющее песком тело. Понимаете ли, я - человек Искусства. Видели то создание, с которым вы сражались и которое так ловко смогли зажарить? Так вот, не без ложной скромности скажу, что это далеко не лучшее моё творение. Лепил тяп-ляп, на скорую руку. Однако, есть в моей коллекции истинные шедевры. Но на каждый уходят месяцы, если не годы! Набрать материала, разложить его по полочкам, заспиртовать, мумифицировать, затем вдохнуть жизнь, насытить подобием разума... Всё это занимает очень много времени! А я не вечен. Пока что. Но теперь мне и эта проблема не страшна. И всё благодаря вам. Какое счастье, что приехали в мои земли.

         Барон улыбнулся, показав Содалу жёлтые и большие, как у коня, квадратные зубы. Чародей сам не знал, каким чудом, он всё еще держится. И очень желал кануть во тьму раньше, чем барон примется за него.

- Ладно, время идёт, а скоро уже начнёт светать. Пора и честь знать! Надеюсь, вам было интересно послушать бредни старого барона. Теперь мы примемся за ваш Стамнос. Думаю, его содержимое будет крайне вкусным и питательным. А ваше сердце... Кажется, что в мой член даже поступает кровь, когда я думаю о вашем сладком сердечке. Прощайте, молодой человек. Рад был с вами поговорить, старикам это иногда нужно. Если можно, напоследок одна просьба. Громко не кричите, ладно? Уж постарайтесь сдержаться, либо усните. Иначе весь процесс может затянуться.

- Вы... - выплюнул Содал сквозь склеенные густой слюной, губы. - Безумец...

- О нет. Попрошу без оскорблений. Я, как уже говорил, человек Искусства. А оно есть ни что иное, как страсть. Что-ж. Настал и ваш черёд познать всю глубину моей страсти.