Чонгук сидит в кабинете, когда ему докладывают о побеге и о скорой, что увозит раненного охранника в больницу. После того, как Чонгук приехал с ужина с Советом, он планировал всю ночь посвятить приручению дикого лисенка, который отныне живет с ним, вот только планам альфы помешали. Вот уже пару недель Чону известно, что его товар до некоторых рынков не доходит в первоначальном виде. Его подменяют на низкосортный порошок и продают под именем Второго дома. Чон поручил сразу же выяснить, почему спрос на его товар так резко падает, и оказалось, что покупатели теряют доверие к качеству. Для Чонгука это, прежде всего, вопрос репутации, а потом убытков. Альфа сразу решил, что такую операцию провернул кто-то из других Домов, чтобы вытеснить Чонгука с рынка, но все оказалось проще. Один из кураторов Чонгука руководил этим процессом, и цель была одна — нажиться. Оригинальный товар этот человек с помощью своих сообщников перепродавал в третьи страны по завышенной цене. Вчера ночью виновный и его сообщники были пойманы. Поэтому всю ночь альфа потратил на переговоры со своими людьми и распорядился проверить все точки сбыта. Некоторые он проверил сам лично уже под утро.
А сейчас Чонгук как раз собирался подняться в свою «комнату страха», как называли ее его работники, и думал выпустить всю свою ярость там наверху, вдоволь напившись кровью предателей. Вот только в лагере прибыло. Еще один возомнивший, что он может провести альфу, долбанный непоседливый омега, который совсем страх потерял. Омега, который не знает меры и продолжает испытывать терпение альфы. Вот только Чонгук терпением никогда особо не отличался, а только что оно окончательно лопнуло. Чонгук поймает его и окунет лицом в свою же кровь. Альфа предупреждал лису, что с ним шутить не стоит, вот только лиса оказалась очень глупой. Распорядившись отыскать паренька, Чонгук идет к лифту и на ходу закатывает рукава, предвкушая, как отыграется на тех, кто хотел поживиться за его счет, а потом лично займется лисенком.
Дверцы лифта медленно раздвигаются, и Чонгук сталкивается взглядом с прижавшимся к стенке омегой. Это же надо было так проебаться, чтобы самому прийти прямо в логово зверя.
Юнги одного взгляда альфы достаточно. Все кончено. Мину кажется, что от глухого биения своего же сердца у него лопнут барабанные перепонки. Оно снова разрастается в груди, надувается, и еще мгновение, разорвется, и все это закончится. Вот только не разрывается. Юнги не умирает. Еле стоит и с трудом выдерживает взгляд впившихся в него глаз. Чонгук прошибает взглядом насквозь, прибивает Юнги острыми копьями к стене и чуть ли не облизывается, видя выступающую кровь на бледной коже.
— Попался, — по слогам выговаривает альфа и делает шаг вперед.
Бежать некуда, прятаться негде, думать нет времени. Юнги бы истерично рассмеялся, если бы мог. Какая ирония — бежать от Чонгука и снова прибежать к нему. Омега его взгляда не выдерживает, а голос только добивает. Юнги от него не скрыться, не спрятаться. Только если там, за толстым слоем земли, может, именно там, Чонгук оставит его в покое. И пусть умирать не хочется от слова совсем, пусть обидно, что солнце для него померкло, и рассветов больше не видать, все же лучше, чем стараться встать на ноги, когда ты придавлен к полу бесконечной мглой в глазах напротив. Юнги трясущейся рукой поднимает пистолет и, приставив его к своему виску, лишь бы не передумать, сразу же спускает курок. Осечка. Юнги снова и снова нажимает на курок, но бесполезно. Выстрела нет.
Дьявольская улыбка расползается на лице Чонгука. Он, наклонив голову влево, наблюдает за отчаянными попытками омеги покончить с собой, который вконец смирившись с неудачей, отбрасывает пистолет в сторону и сползает на пол, вжавшись в угол.
— В кольте была одна пуля, — усмехается альфа. — Ты ее уже использовал. Меня забавляет твое отчаянное желание умереть. Вот только решать это буду я.
Чонгук проходит в лифт и, остановившись напротив сидящего на полу парня, нажимает кнопку двадцать восемь. Альфа прислоняется к стенке и вдыхает тягучий запах малины, сконцентрировавшийся в лифте. Ухмыляется. У омеги, кажется, течка. Чонгук ждал этого. Планировал вдоволь насытиться таким вкусным телом, разложить его, где только можно, брать в самых мыслимых и немыслимых позициях, потому что Шуга в постели крышесносный, потому что ни один омега в этом долбанном городе не возбуждает Чонгука настолько. Но даже несмотря на это, желание и возбуждение уходят на второй план. Сейчас Чонгук в ярости. У него внутри кромешная тьма и отчетливый запах крови. Он чувствуется, даже если зажать нос, он перебивает запах малины, не дает ему затмить разум альфы.
Чонгук думал, что он зол. Думал, что его гнев на предателей и на сбежавшего омегу испепелит все в ближайшем радиусе. Но оказалось, то были просто цветочки. То, как легко Шуга готов покончить с собой, выводит ярость альфы на новый уровень. Этот рыжий парень готов, не моргнув, пустить себе пулю в лоб, лишь бы не быть с ним. Чонгук не понимает, чего в нем сейчас больше: ярости на не принимающего его омегу или желания выполнить мечту Шуги и убить его.
Чонгуку никогда не отказывали. Чонгуку никогда не отказывали омеги. У него есть все, о чем могут мечтать альфы. Он искренне не понимает, что не так с этим омегой. Почему он не ведет себя так же, как и все, почему не ластится и ничего не просит. Почти ничего. Он просит его отпустить. Чонгуку плевать на все эти разговоры о любви. Он даже мысли допускать не хочет, что этот омега был с Сэмуэлем из-за любви. Нет. Какая нахуй любовь. В этом мире все продается и покупается, всему можно найти замену. Зачем мелочиться на непонятные чувства. Он был шлюхой Сэмуэля, а теперь Чонгук его помиловал и забрал себе, и видит Бог, Чонгук готов содержать его как принца какого-нибудь, но этот пацан только и знает, что кусается и царапается. Не подчиняется. Этот омега будоражит его кровь, дико возбуждает и привлекает. Чонгук это признает. А лиса его, как альфу, нет. Последняя его выходка перечеркивает все. Он нарушил правила, он застрелил его человека и только что, смотря в глаза Чону, пытался пустить себе пулю в висок. Омега этим своим желанием оскорбил Чона. А ведь альфа его предупреждал.
Юнги, обняв колени, так и сидит на полу, гипнотизируя взглядом лежащий невдалеке бесполезный пистолет. Мин бы заплакал — вот только слезы высохли, умолял бы — вот только вряд ли сработает, пытался бы сбежать, но некуда. В этой вмиг ставшей душной кабинке лифта Юнги думает лишь об одном — только бы не было больно.
Говорят, если сильно испугаться, то сердце может не выдержать и остановиться. Куда сильнее. Он сидит в ногах альфы, перевернувшего его жизнь, того, кто уже один раз губами забрал его последний вздох, того, для кого ничто не имеет значения, и он боится. До ужаса. Он даже вздохнуть полной грудью не может, чтобы хоть как-то выпрямить свернувшиеся в узлы органы, как-то облегчить плавящий его изнутри панический ужас. Каждый вздох — это запах Чонгука, пробирающийся в клетки. Каждый вздох — это желание потянуться к своему палачу, прижаться, дать ему себя приласкать. Долбанная течка, превращающая омег в безвольных кукол.
Юнги этого не вынесет. А сердце выносит. Бьется загнанной в клетку птицей и не замирает. Не обрывает эту никчемную жизнь. Лифт останавливается на нужном этаже, и Чонгук выходит, оставив омегу, придавленного к полу прямоугольной коробки, которая могла бы стать его гробом, вот только высшие силы так не считают. Юнги не заслужил легкой и безболезненной смерти. А Чонгук его через все круги ада проведет. Омега в этом уверен.
В следующую секунду в лифт входит какой-то незнакомый альфа и, грубо схватив паренька под локоть, тащит наружу. На этом этаже нет коридоров. Взору Мина предстает огромное помещение без ремонта. Одни бетонные стены и оголенные балки. То тут, то там стоят старые столы, заваленные непонятно чем, с потолка свисают цепи, по краям стен ведра со свежей краской и огромные рулоны с защитной пленкой. Будто они вообще не в здании роскошного офиса.
