— Отпусти меня, — без тени эмоций говорит Чонгук. Хватка на его руке в этот же момент начинает казаться едва ли не стальной, но Чонгук не просит и даже не уговаривает — он почти приказывает. — Хватит меня держать. Я не хочу здесь находиться. Я хочу домой.

— Ты не можешь просто взять и уйти, Чонгук. Это неправильно, — с горячечной настойчивостью произносит Чихо и в запале тянет обе руки брата на себя, прижимая их к столу и не замечая, как почти докуренная сигарета обжигает чувствительную кожу его ладони.

Чонгук на это только шипит и морщится, вырывая обожженные болезненным током предплечья, которые тут же прошивает мучительным напряжением, и Чонгук резко проезжается ножками стула назад, разрывая зрительный контакт и протирая пальцами левой руки оставшийся между костяшек почти черный сигаретный пепел. Ему больно и неправильно хорошо одновременно, и чувство это настолько пугающе привлекательное, что Чонгуку на самом деле хочется сбежать от всего этого прямо сейчас. И он не старается смягчить свои слова, он просто резко вырывает себя из чужой жизни так, чтобы на это можно было даже обидеться, лишь бы Чихо перестал нырять за ним так глубоко на дно их личной перекрошенной пропасти.

— Мне все равно, — на выдохе отвечает Чонгук и смотрит Чихо глаза в глаза, медленно поднимая перед собой согнутые в локтях руки. — Или ты меня отпускаешь, или это никогда не прекратится.

Голос у брата неестественно убежденный, такой горький и предельно чистый, что Чихо понимает — его маленький Чонгук не лжет. Есть в нем что-то до боли родное — мягкое и почти забытое. Он не играется и не пытается отомстить — он просто хочет их спасти. Даже если это значит, что рано или поздно они оба могут умереть. Поодиночке.

***

Этим утром Минхек не ожидает увидеть на пороге своего кабинета собранного и перебитого гранями злобы У Чихо. Он заходит без стука и без предупреждения, и выражение его лица заставляет Ли привстать и потянуться к стаканам своего мини-бара. В чем дело, Минхек понимает сразу же после того, как Чихо вливает в себя порцию холодного джина, отказываясь от виски тяжелым взмахом ключей от своей BMW и коротким, но емким «Чонгук».

— Звонил мой банковский агент, — сквозь зубы раздраженно цедит Чихо и падает на кожаное кресло Минхека, наблюдая, как он разворачивается и опирается бедрами о стол, всем своим видом показывая, что не очень-то понимает, о чем речь.

— С твоими деловыми счетами все в порядке, я лично за ними слежу, ты же знаешь.

— Да плевать я сейчас хотел на них, Минхек. Я доверяю тебе свою работу.

— В чем тогда проблемы? — спокойно перебивает Чихо Минхек, точно так же, как и он, не слишком настроенный слушать лишние пререкания, прекрасно зная, что У сейчас — беспокойно натянутая струна, подожженный фитиль которой заперт в машине вместе с Чонгуком.

— Проблема в моей матери. Я отслеживаю все ее счета, потому что это мои деньги, и я умею их считать, — Чихо замолкает на несколько секунд, зарываясь ладонью с наклеенным пластырем в беспорядок уложенных волос, и выдыхает тяжело, не пытаясь скрыть своего разочарования и злости. — Она заплатила Ю-Квону, — делая еще одну паузу, закрывает глаза Чихо и нервно откидывается на спинку кресла, уже в следующую секунду поднимая на Минхека блестящий опасными искрами взгляд. — Это он купил у меня Чонгука тогда.

Минхек устало проводит пальцами по вискам, не сильно удивленный, но и достаточно пораженный, чтобы можно было подобрать хоть какие-то слова или приличные утешения, которые, впрочем, не особо нужны им обоим. Минхек предупреждал Чихо, и он знал, каким может быть этот парень, стоит пошатнуть его положение, просто не хотел обращать на это внимания. Минхек его в этом не винит — Ю-Квон умеет обманывать, очень хорошо умеет, а притворство — это единственное, чем он пользуется лучше любого обмана. Но боль, которая плещется в звуках чужого голоса, вовсе не из-за него.

Чихо обидно и совсем не понятно, как его собственная мать могла оценить его — его же деньгами.

— Я же не идиот, Минхек. Я все никак понять не мог, откуда Чонгук взял эти деньги. Даже у Кена спрашивал, а тут — на тебе. Парочка банковских операций Сумин, и ровно эта же сумма находится в кармане Ю-Квона. Забавно, правда?

— Чихо~я, не теряй голову, ладно? Я тебя прошу, — в тихой манере своего убежденного спокойствия говорит Минхек и крепко сжимает чихово плечо, просто так — ради поддержки.

— Он был у Чонгука, понимаешь? Он довел его тогда и купил. И сейчас я тебя как друга прошу — укажи ему направление. Иначе, если я его хоть раз еще увижу, я его убью и ни разу не пожалею. За Чонгука — точно.

— Хорошо, я все сделаю, только не глупи.

— Не буду, — уже более уравновешенно качает головой Чихо. — Я хоть и злюсь, но у меня Чонгук, мне нельзя больше ошибаться.

— С ним все в порядке? — мягко улыбаясь на слова Чихо, с заметным волнением спрашивает Минхек и отбирает у него стакан, предлагая закурить, потому что Ли знает обо всем, что с ними происходит, и сигареты на самом деле помогают им обоим хоть как-то успокоиться.

— Если можно так сказать, то да, — закатывая рукава рубашки, тихо говорит Чихо и тянет приоткрытую пачку мальборо к себе, уступая место на кресле Минхеку. — Ты сможешь с ним посидеть сейчас? Мне нужно съездить к матери и посмотреть его квартиру.

— Да не вопрос, но зачем тебе его квартира? — удивленно приподнимает брови Минхек и подходит вместе с Чихо к окну, выпуская плотный дымок от затяжки.

— Мы с ним договорились: я позволяю ему съехать, он — перестает себя резать.

— Уверен?

— Нет. Но он всегда был честным, в отличие от меня.

— И ты готов это принять? Его выбор, — осторожно интересуется Минхек и отходит чуть дальше, расслабляя свой галстук.

Минхек позволяет ему молчать, несколько минут сквозь мутную сероватую пелену дыма рассматривая блестящий не мигающий взгляд Чихо. В нем так много всего, что Ли сомневается, что не знает ответа на этот вопрос. Теперь он лежит на поверхности, в темноте расширенного зрачка прочерчивая красивые, но горящие синим болезненным огнем узоры его слов:

— Да. Потому что я по-настоящему люблю его.

***

Обговорив с Минхеком некоторые детали, Чихо аккуратно переводит все еще вымотанного, ослабленного брата к нему в кабинет и, пообещав быстрее вернуться, целует Чонгука в макушку, чтобы хотя бы постараться словить отголоски собственного обездвиженного, пересохшего по корням спокойствия и поехать домой.

Дом встречает его непонятной глухой суетой с разбросанными по углам кучками каких-то рабочих и бегающим туда-сюда персоналом. Мать находится только спустя несколько минут, на втором этаже в когда-то бывшей его спальне. К удивлению там никого нет, а Сумин почему-то не спеша роется в его столе, перебирая пустые бумажки, визитки и прочую бесполезную хрень, сидя на его кровати.

— Объяснишься? — скрещивая руки на груди, громко произносит Чихо и сверху вниз смотрит на растерянную госпожу У. С непривычным презрением и обидой.

— Чихо? Господи, мальчик мой, что ты тут делаешь? Я так рада тебя видеть, но нельзя же меня так пугать, сынок, — притворно хватаясь за сердце, беззаботно лепечет Сумин в попытке подойти к сыну и обнять, но взгляд, который она ловит с него, заставляет ее озадаченно нахмуриться и остановиться в паре шагов от него. — Прости меня за беспорядок, я тут решила кое-что переделать в доме. С тобой все хорошо? Что-то случилось?

— Замолчи. Не держи меня за идиота, мам, — жестко прерывает этот поток любезностей Чихо. Он чувствует себя таким грязным и глупым, осыпаемый ее сладким голосом и несуществующим волнением, что желание уйти, сбежать из этого дома раз и навсегда, растет практически в геометрической прогрессии. До бесконечности быстро и неприятно.

— Чихо! Что ты себе позволяешь? Ты же знаешь, как я не люблю, когда ты себя так ведешь, я думала…

— А я ненавижу, когда ты мне врешь, — не дает ей закончить Чихо и преграждает собой все пути к выходу. Он прикрывает за собой дверь, проходит в глубь комнаты и продолжает: — Если ты не знала — я слежу за всеми деньгами, которые ты тратишь. Абсолютно за всеми. И дай-ка я открою тебе секрет — у меня хватает мозгов, чтобы сопоставить одно с другим, тем более, когда это касается Чонгука.