Камикадзе, воспользовавшись отвлекающим маневром и невнимательностью охраны, проберется в здание. Пока охрана очухается и заново начнет пробивать личность вошедшего, Ли уже будет мертв. Также, как и исполнитель.

Чжун врывается в кабинет Ли сразу же следом за охраной и застает там два трупа. Ли задушили шнурком от ботинка. Открытая рана на шее и беспорядок в кабинете говорили о том, что жертва долго сопротивлялся. Недалеко от Ли лежал труп незнакомого Чжуну мужчины. Судя по всему, мужчина принял какой-то яд: признаков насилия на теле не было. Чжун вышел из кабинета и на негнущихся ногах пошел к себе. Смерть его главного соратника, правой руки и, вообще, «головы», спланировавшей все нападение, окончательно сломала президента. Чжун знал, чьих рук это дело, и понимал, что это предупреждение.

Президент долго сидит в кабинете и обдумывает, как поступить. Он может все-таки напасть, но без Ли это будет сложно, если не невозможно. Ли курировал все, лично говорил с наемниками и сам должен был вести атаку на особняк. Намджун доказал президенту, что он может дотянуться куда угодно. От него не спрятаться. Ни в этом городе и ни в этой стране.

Президент вызвал к себе министра обороны и приказал свернуть нападение. Он не сказал ему, что передумал, скорее, что отложил. Чжун спустился вниз и, сев на заднее сиденье автомобиля, набрал Намджуна. Альфа на звонок не ответил. Всю ночь президент не спал и думал. Он провел ночь в своем кабинете дома на пару с сигаретами, хотя он их давно бросил, и бутылкой своего любимого виски. Ши Хек был слишком занят своим старшим сыном, и именно поэтому не ходил вокруг мужа и не ворчал, что тот не бережет здоровье.

***

Юнги сегодня проснулся рано и сразу после душа пошел на кухню за апельсиновым соком. Омега стоял посередине кухни в одних спортивных штанах и пил сок прямо из коробки, когда на кухню вошел отец. Сказать, что Чжун выглядел паршиво — ничего не сказать.

— Отец, хочешь я тебе кофе сварю? — обеспокоенно спрашивает его Мин, на что Чжун вымученно улыбается и набирает в стакан воды из-под крана.

— Чего ты лохматый такой? Иди оденься, приведи себя в порядок и пойди погуляй. Бан на выход из дома снят, — Чжун устало опускается на стул.

— Хоть что-то хорошее, — искренне радуется Юнги и только тянется за коробкой печенья на самой последней полке, когда прислуга объявляет, что Чжуна ждут в гостиной. Президент встает и нехотя идет в сторону гостиной, на ходу думая, кому это приспичило приехать с утра пораньше.

В гостиной, напротив любимой картины Чжуна, стоит Намджун. Альфа одет в черные узкие брюки, черную шелковую рубашку и выглядит так, будто сошел с обложки модного журнала. Особенно этот контраст чувствуется на фоне уставшего Чжуна, у которого была бессонная ночь. Заметив вошедшего, альфа медленно поворачивается к нему лицом.

— Я получил твое послание. Прекрасная работа, — устало говорит ему Чжун и опускается на диван.

— Я люблю точечные удары, — ухмыляется Ким и, подойдя ближе, садится напротив.

Юнги, наконец-то допрыгнув до коробки, достает из нее несколько своих любимых печений с шоколадной крошкой и идет в гостиную. Стоит только шагнуть в комнату, как Мин так и замирает на пороге. Любимый запах забивается в горло, щекочет ноздри и тянет за собой. Намджун здесь, и Мин хотел бы повернуться и убежать обратно на кухню, но альфа его заметил, и бежать поздно. Ким секундную трусливость омеги почувствовать не должен.

Намджун даже дыханье задерживает, даже на это отвлекаться себе запрещает. Монстр бьется внутри, требует, чтобы альфа встал и подошел ближе, хочет почувствовать омегу, прикоснуться. Юнги стоит в пяти метрах, полуголый, лохматый и с печеньем, прижатыми к груди. Словно тарелку взять было сложно. Он такой милый, растерянный и красивый, что Ким даже забывает, зачем приехал. Хочется встать, подойти, перекинуть омегу через плечо и увести. Забрать себе. Этот омега должен жить в его доме, кушать его печенье и ходить полуголым только для него. Но как все это сделать, альфа не знает, поэтому пока просто смотрит. Смотрит и умиляется. А еще злится. Уродливое тату закрывает метку и словно бросает вызов альфе. Намджун еще в отеле заметил эту татуировку и с того самого момента о ней не забывал. Его коробит, что омега пошел настолько далеко, что решил избавиться от того, кто эту метку поставил таким способом. Но альфа знает, что татуировка ничего не меняет. Сколько бы Юнги ни пытался избавиться от всего, что напоминает Намджуна — его не вырвать. Альфа не позволит. Напротив, он будет только ближе и глубже, и лучше Юнги уже начать привыкать к этой мысли.

Мин идет мимо диванов к лестнице, усиленно стараясь не смотреть на того, кто сейчас буквально прожигает его взглядом.

— А молоко что не взял? — смеется Ким. — Я думал, это печенье с молоком едят.

Юнги останавливается, поворачивается лицом к альфе и пытается смотреть на него зло. Выходит плохо.

— А я думал, ты печенье кровью запиваешь, — язвит в ответ омега.

— Юнги, иди завтракать, — устало тянет отец.

— Уродливая татуировка! — не сдается Намджун.

— Уж получше, чем следы твоих зубов, — не задумываясь, отвечает омега.

— Юнги, иди к себе! — уже грубо приказывает отец, и Мин, повернувшись, поднимается наверх. До самой последней ступеньки омега четко чувствует прожигающий его лопатки и пробирающийся под кожу взгляд. Но Мин не уходит к себе: делает обманный маневр и заползает за свое любимое искусственное деревце.

— Так зачем ты пришел? — обращается президент к альфе.

— Я скажу зачем, только я хочу поговорить с тобой наедине, не хочу, чтобы нас подслушивали очаровательные ушки твоего младшего сына, — улыбается Ким, и кивает в сторону лестницы. — Я чувствую тебя, малыш, — уже громче и для омеги говорит альфа.

— Юнги! — снова кричит Чжун. Далее следует копошение за деревцем, мат и громкий хлопок дверью.

— Я хочу узнать, что ты решил, и насколько твое решение совпадает с моим, — уже серьезно обращается Ким к Чжуну.

— Ты даже не представляешь, насколько ты мне омерзителен, особенно после того, что ты сделал с Джином, — зло говорит ему альфа.

— Тебе надо было заняться его воспитанием и как минимум объяснить ему, что такое моральные принципы, к сожалению, твою работу за тебя сделал я. Так что мог хоть спасибо сказать, — хмыкает Намджун. Чжун с силой сжимает кулаки, смотрит на альфу так, что если бы взглядом можно было испепелить, то Намджун бы сейчас горел синим пламенем.

— Но давай не будем говорить о прошлом, нам надо решить, что мы будем делать с будущим, — продолжает альфа и выжидающе смотрит на президента.

— Что решать-то? Ты оставил мне выбор? — выпаливает Чжун. — Я подам в отставку завтра утром. Поздравляю, ты победил, — с трудом владея языком, говорит президент.

— Правильное решение, — говорит Ким. — Зато и ты, и твоя семья останутся в живых. А еще не прольется кровь невинных граждан. Ты бы все равно проиграл, и ты это знаешь. Отпусти наемников, сдай кресло и будешь жить припеваючи.

— Ты знаешь, что это не просто отставка. Те деньги, что я выплатил наемникам за так и не случившуюся войну, взяты из казны. Мне грозит полная конфискация имущества, а сам я сяду за решетку. И все это благодаря тебе, — обреченно говорит Чжун и откидывается на спинку дивана. — Я устал бороться с тобой. Отныне ты можешь творить все, что вздумается.

— Ошибаешься — я всегда творил все, что вздумается: и при тебе, и без тебя. Посидишь пару лет в тюрьме, потом попадешь под амнистию, как бывший государственный деятель, и вернешься в семью. Все будет хорошо, — с ухмылкой говорит ему Ким.

— А семья? На что будет жить моя семья, пока я буду за решеткой? А адвокаты? Ты знаешь сколько стоит нормальный адвокат в этой стране, чтобы хоть как-то скосить мне срок? — уже на грани истерики говорит Чжун. — О каком «хорошо» ты мне говоришь?!

— Вы сами довели себя до этого, господин президент, и сами расхлебывайте. Ваша семья, лично меня, никак не интересует. Меня интересует только один ее член, а он с голоду не умрет. Я не позволю. А теперь, с вашего позволения, я поеду по делам. Буду с нетерпением ждать завтрашнего выпуска новостей и надеюсь, вы не выкинете ничего такого, о чем можете потом пожалеть, — Намджун встает на ноги и идет к выходу.