Мин набирает Малона, узнать, вернётся ли он, чтобы если нет, уйти. Альфа говорит, что он дело не закончил и будет ждать его в квартире. Мин сразу собирается на выход, но сперва ищет глазами Муна. Так и не найдя омегу, он решает ни минуты больше здесь не задерживаться и идёт к выходу. Стоит Мину дойти до середины зала, как ему дорогу преграждает Рен.

— Думаешь, напялив на себя люксовые бренды, ты свою продажную и дешёвую натуру скроешь? — издевательски тянет омега.

— Ты, что, влюблён в меня? — усмехается Шуга. — Чего ты меня в покое не оставишь?

— Ты конченная тварь, которая раздвигает ноги за деньги, ты не достоин даже дышать со мной одним воздухом. Скоро твой папик загнётся, и ты останешься на обочине, будешь трахаться с первым попавшимся за кусок хлеба. А я буду уже не просто принцем Сохо, а королём, потому что именно королями становятся те, кого выбирает глава стаи. А я с сегодняшнего дня, считай, официально могу носить фамилию Чон. Задержись ещё на пару минут, послушаешь объявление моего тестя о нашей свадьбе. А ещё, когда обнищаешь, приходи, может, позволю тебе в моём пентхаусе полы драить, — зло смеётся Рен.

— Размечтался, — смеётся Шуга, игнорирует новость о свадьбе, думает, Рен блефует. — Подвинься, пока я тебе коготки не пообломал и пакли не повыдёргивал, — угрожающе добавляет Мин.

— А ты попробуй только прикоснуться к омеге главы стаи, тебя на части разорвут, глазом моргнуть не успеешь. Бедный мальчик, думал, Чонгук твоим будет, ходил, задницей вилял, а я ведь с самого начала знал, что это игра. Он мне всё ещё тогда рассказал, сказал, будет играть с тобой, чтобы с ядом разобраться, а я вам не мешал, но теперь меня уже ничто не остановит, — каждое слово Рена — это разрывающиеся пули, который влетают в плоть и на осколки разносятся, но Шуга держится молодцом, неосознанно себя обхватывает просто, боится в кровавое месиво под ненавистными ногами превратиться.

— Жаль тебя разочаровывать, но чёрный волк видит только меня и хочет он только меня. Это мой волк, а ты тот, кто всегда будет стоять в стороне, — максимально приблизившись к парню, медленно выговаривает Шуга. — Вспоминай мои слова, когда он тебя трахает, потому что думать он будет в этот момент обо мне и запомни моё имя, потому что именно его ты будешь слышать все ваши совместные ночи.

— Это вряд ли, — хохочет Рен. — Ты мусор, который выбросили за дверь, и если тебе когда-то хоть на мгновение казалось, что у Чонгука к тебе что-то есть, то позволь тебя разочаровать — это была игра. А теперь иди и поплачь в своём дешёвом авто, которое ты долгими ночами отрабатывал. Шлюха, — по слогам выговаривает Рен и получает звонкую пощёчину.

Омега не теряется выплёскивает на Шугу вино из бокала в руке и замахивается, чтобы бросить в него ещё и бокал, но Шуга от удара уворачивается и цепляется пальцами в платиновые волосы. Все гости, застыв, наблюдают за потасовкой двух омег, когда к парням подбегает Мун и, встав посередине, пытается их разнять. Чонгук вернулся в зал на моменте пощёчины и сам первые несколько секунд замер от неожиданности. Шуга успевает выдернуть клок волос у Рена до того, как его оттаскивает в сторону Мун.

— Чонгук, выведи его, — приказывает сыну Мун и усаживает уже вовсю рыдающего омегу в кресло. К Рену сразу подбегают гости, кто подаёт воды, а кто сочувственно вздыхает рядом. Шуга остаётся стоять посередине зала один, со всей силы сжимая в руках белые пряди.

— Доволен? — Мин вздрагивает от неожиданности и поднимает взгляд на Чонгука. — Пришёл, устроил дешёвое представление. Хоть развлёкся? — зло спрашивает альфа.

Шуга ничего не отвечает, ещё раз обводит взглядом толпу у Рена и, оттолкнув Чона, быстрыми шагами идёт к выходу.

— Я с тобой разговариваю! — Чонгук больно хватает омегу под локоть и разворачивает к себе, но Юнги вырывается и буквально бежит на улицу, к своей машине. Альфа нагоняет его прямо у мерседеса, разворачивает к себе лицом и с силой удерживает на месте.

— Он первый начал, — треснуто говорит Шуга. Разговаривать нет сил, омега на грани, всё, чего он хочет — это сесть в автомобиль и уехать отсюда так далеко, насколько возможно. Шуга расклеивается, и он это чувствует, надо суметь удержать на месте трескающуюся маску, суметь не упасть на колени, не превратиться в бесхребетное нечто.

— Какая разница, кто начал? — шипит Чонгук. — Я не узнаю тебя, всё, что ты делаешь будто назло, будто ты кому-то что-то доказываешь, даже то, что ты явился сюда с Малоном. Он тебе в отцы годится! — взрывается альфа.

— Я избил твоего омегу, — истерично смеётся Шуга. — Его волосы всё ещё у меня между пальцев. Вы же вроде жениться готовитесь, вроде объявить планировали. Я сказал ему, что тебе на него плевать, что всё, о чём ты думаешь — это я, и я избил его, а ты мне про Малона говоришь? Что у вас за отношения такие?

— Такие вот отношения, — Чонгук отпускает Шугу, но не отходит. — Я не знаю, о каком объявлении говорил Рен, но всё то, что ты сказал ему — правда.

— В смысле?

— В смысле, что я думаю только о тебе, а ещё, я хочу только тебя. Рен это знает и так, да и я не скрываю.

— Что? — дрогнувшим голосом спрашивает Шуга и чувствует, как навострил ушки внутри Юнги.

— Послушай, у нас с Реном когда-то была страсть, но она прошла. В тот самый день, как тебя привезли в мой склад, с тех пор ни один омега Бетельгейза меня не интересует. Даже несмотря на то, что ты мне лгал про яд, что подставил, и несмотря на то, что я тобой пользовался тогда, я отрицать этого не буду. Я не хотел этого, я и сейчас не хочу, но мысли о тебе грызут меня изнутри.

— Зачем ты говоришь мне это? — Шуга прислоняется к капоту, так как самому удерживать себя на ногах становится непосильной ношей.

— Затем, что я хочу тебя себе. Хочу вырвать с корнями руки Малону, Рону и всем остальным, кто тебя касался, хочу, чтобы ты был моим и только моим, — твёрдо говорит альфа.

Шуга не сдерживается, комкает на груди рубашку, глубже воздуха в легкие набирает. Не моргает, смотрит в самые чёрные глаза вселенной и ищет в них ложь, не находит.

— Чонгук, — всё на что хватает омегу.

— Я люблю тебя, Мин Юнги. Эта любовь меня ломает, я пытался с ней бороться, я травил её, кем только мог, но она, сука, выживает и, более того, с каждым разом всё больше разрастается, хотя, куда больше. Моё чудовище дышит тобой, — Чонгук хватает руку омеги прикладывает к своей груди. — Чувствуешь? Он только рядом с тобой живёт, эмоции выражает, он с ума по тебе сходит, только я схожу больше.

Юнги словно от долгого сна просыпается, одним чётким ударом отбрасывает Шугу в дальний угол и распрямляет ладонь на чонгуковской рубашке, поглаживает грудь альфы, становится вплотную. Волк в Чонгуке бьётся о грудную клетку, хочет вырваться, лапы к омеге тянет, но Юнги добро не давал пока. Омега всё ещё растерян, одёргивает руку, вновь в лицо альфы всматривается.

— Но, — каждое слово — это адский труд, но Юнги старается. — Ты меня выбросил на обочину, ты мне жизнь сломал. Это ведь ты говорил, что никогда… что человек, а твой отец, и вообще… — омега говорит рвано, пытается мысли в порядок привести, собрать воедино растекающуюся перед глазами картину.

— Говорил, отрицать не буду, и я виноват во всём, что с тобой произошло. Я был идиотом, я слишком поздно понял, что ты самое главное, что у меня есть. Я готов молить тебя о прощении хоть всю жизнь, — Чонгук проводит пальцами по скулам парня. — Я до тебя и представить не мог, что полюблю человека, что буду продолжать его любить, несмотря на то, во что он превратился и, пусть, по моей вине. Я привык контролировать всё, но своё сердце не смог.

Каждое слово Чонгука — жидкий мёд, который по крови омеги разливается. У Юнги внутри цветы расцветают, их чудесный запах в нос забивается, хочется смеяться и плакать одновременно. Омегу эмоции на части разрывают, он боится, что не сможет совладать с бешено бьющимся в груди сердцем, не сможет взять под контроль заполняющее его чувство абсолютного счастья. Но в то же время есть что-то во всём этом неправильное, что-то не стыкующееся. Юнги что-то упускает.