Чонгук вообще последние дни неспособен думать о чём-либо, кроме Юнги. С той встречи в ресторане прошло шесть дней, и все эти дни альфа сам не свой. Каждое утро он подрывается найти Мина и нормально поговорить, но, уже садясь в машину, понимает, что он не готов, что правильно свои мысли и чувства донести не сумеет и в очередной раз всё испортит.

Встреча с Юнги пошатнула все опоры и устои Чонгука. Червь вины сгрыз фундамент и всё то, на чём Чон держался. Чонгук без Юнги не может. Омега в каждом вдохе, его образ — первое, что вспоминает альфа, когда просыпается, и последнее, о чём он думает перед сном. Юнги везде. Чонгук постоянно слышит его голос, его смех, видит его в толпе, чувствует его запах — альфе кажется, что он уже умом тронулся. Чонгук так и не смог понять, как один человек смог заполнить и заменить собой всё. Как и когда хрупкий омега превратился в смысл и в конечную цель его существования.

Чон так же работает, почти не отдыхает, постоянно забивает голову и своё расписание сотней дел, но для Юнги даже на самой серьёзной встрече — всегда есть время. Он, как незримый спутник, везде с Чонгуком. А вчера ночью он видел его во сне. Чону снилось, что омега подошёл к спящему на кровати альфе и присел рядом. Чонгук сперва думал, это реальность, даже протянул руку, чтобы коснуться, но стоило сплести с ним пальцы, как альфа проснулся. Остаток ночи Чонгук так и не уснул — долго стоял у окна, курил одну за другой сигареты, а потом взбесившись на себя, запер Куки в шкафу и, взяв ключи, ушёл в ночь, покататься и развеяться. Чонгук официально признал своё поражение и принял тот факт, что без Юнги ему не жить. Чонгук впервые в жизни познакомился с тем чувством, которое люди называют любовью, вот только альфа не может понять, почему это чувство называют прекрасным, когда с него эта любовь живьём кожу сдирает. Она переворачивает нутро, впивается костлявыми пальцами в оголённую плоть, нарочно делает больно, заставляет своей же кровью харкать. Каждая секунда без Юнги — вечность. Каждый вдох без него — жидкий свинец в глотку. Чонгук будто умирает, он и живёт только, чтобы ещё разок его увидеть.

Вот и сейчас ни терпкий вкус дорогого виски, ни разодетые и заполонившие ресторан омеги, ни даже разговоры отца о будущих планах по присоединению — Чонгука от образа Юнги оторвать не могут.

— Что ты думаешь, Чонгук? — вырывает альфу из мыслей о блондинистом омеге Малон. — Думаешь, Намджун пойдёт на уступки?

Чон допивает виски и, взяв новый бокал с подноса мимо проходящего официанта, подходит к альфам.

— Думаю, вы можете сами его об этом спросить, так как он должен прийти на приём, — Чон прислоняется боком к креслу отца и смотрит на мужчину. — Но учтите, Намджуну плевать и на деньги, и на власть, если что-то не соответствует его принципам, поэтому к нему нужен особый подход.

— Как меня бесят эти выскочки, людишки, которые думают, что у них есть сила сопротивляться! — восклицает Дживон. — Да, если мы окончательно одобрим план и решим, то мы их тараном возьмём. Всегда говорил, что от людей одни проблемы. Бесполезные букашки.

— Ну, я бы так не сказал, — хитро подмигивает другу Малон. — Они очень даже полезны, вот я завёл себе одного и могу с уверенностью сказать, что ни один оборотень-омега меня так с ума в постели не сводил, — похабно смеётся альфа.

— Ты у нас любитель погулять, сколько лет тебя знаю, так и шляешься, — громко смеётся Дживон.

— Ну, у тебя такой омега красивый и любовь, — завистливо говорит Малон. — Но не у всех же так, а моё новое открытие меня вполне удовлетворяет и заменяет мне всех омег Сохо.

— Ты прям заинтриговал, — Дживон встаёт на ноги и поправляет пиджак. — Пойдём в зал, а то гостей надолго оставили. Твой этот умопомрачительный омега тебе компанию не составил?

— Шуга придёт, чуть позже, я приехал раньше, чтобы с тобой поговорить, — Малон встаёт с места и следует за другом.

Ни один из альф не замечает, как лопается бокал в руке Чонгука. Стоит старшим покинуть помещение, как Чон разжимает ладонь, и осколки падают на пол. Чонгук не замечает подбежавших официантов, кто и как прикладывает салфетку к его ладони, не видит суматохи у себя под ногами, просто делает шаг назад и прислоняется к бару, потому что держать себя на ногах внезапно становится невозможным.

Шуга. Одно упоминание его имени, и у Чонгука вместо крови кислота по венам разливается — жжётся, чешется, плавится. Он судорожно вдыхает-выдыхает, пускает внутрь отравленный словами Малона воздух, всё отогнать опечатавшуюся перед глазами картину пытается — не выходит. Чонгук видит Юнги на белых простынях, видит его под Малоном, слышит его стоны, его тонкие пальцы, цепляющиеся за альфу, видит, как омега извивается, как сам просит. У Чонгука от такого Юнги внутренности исполосованы, от чужих рук на его теле громить и крушить хочется — его мальчик чист, как родниковая вода, сколько бы их ни было после — Чонгуку этот образ никто не запятнает. Альфа не понимает, почему сам себя пытает, почему яд ревности по венам пускает и, кое-как отодрав себя от стойки, идёт в ресторан.

***

Юнги сильнее давит на газ и достаёт из пачки очередную сигарету. Малон уже два раза звонил и спрашивал, где омегу носит. Юнги сказал ему, что задержали в салоне, а сам просто не хотел ехать. Он нарезал круги по центру, курил, слушал The Neighbourhood и всё оттягивал время встречи с тем, с кем точно там увидится. Всё набирался смелости. Но сейчас Шуга уже едет к ресторану, Малона расстраивать не хочется, и потом, если что-то нежелательное должно произойти, пусть произойдёт уже и быстрее закончится. Юнги со встречи в ресторане о Чонгуке забыть не может, будто до этого забывал. Мин не думает о тех ядовитых словах, сказанных друг другу в уборной, о той агрессии и злости в голосе альфы, он думает о поцелуе.

Как же Юнги скучал, пусть об этом никто никогда, а тем более Чонгук не узнает, но он скучал. Безумно. Те самые задушенные, размазанные по стенам бабочки внутри Юнги с поцелуем Чонгука воскресли и сейчас сжирают омегу, миллиметр за миллиметр откусывают от плоти, каждым взмахом крыльев кровавые полосы оставляют. Юнги эти шесть дней живёт с этими бабочками-зомби в животе и всё уговаривает себя, что сильный, что справится и своё изодранное сердце перед альфой не выблюет.

Даже если Юнги не сможет, то Шуга точно справится. Он оттачивал это мастерство бессонными ночами, он эти дни долго перед зеркалом стоял, ставил речь, взгляд, представлял их диалог, проводил между собой и альфой границу, рыл траншеи и закапывал туда мины. Никто эту границу не перейдёт — иначе разорвёт, а Шуга ошметки своей плоти и усмешку в глазах Чонгука видеть не собирается. Он выйдет из этой битвы без царапины, пусть Чонгук будет тем, кто части себя потом собирать с поля боя будет. Шуга паркуется и, бросив парковщику ключи, останавливается перед стеклянными стенами, мажет глазами по своему отражению и, оставшись довольным, заходит внутрь. В лифте Шуга поправляет волосы и, высоко подняв голову, заходит в ресторан. Омега замирает на пороге, сканирует взглядом помещение и не находит Малона, зато видит Муна. У Шуги внутри тепло разливается, он даже шаг к омеге делает, но вспоминает, кто он, и на месте застывает, зато Мун его замечает, сперва недоумевает, а потом улыбается и идёт прямо к нему. Под пристальным взглядом Дживона и всех остальных, подходит, не даёт Юнги рот открыть, обнимает и шепчет:

— Как же я рад, что ты жив и здоров, малыш.

У Шуги комок в горле, а Юнги вовсю воет, чуть ли руки обратно не тянет, ещё бы разок обняться, тепло почувствовать. Шуга отпускает руки Муна и, извинившись, нехотя идёт к Малону — короткий поцелуй в щёку, бокал любимого белого полусухого в руки и фальшивая улыбка до конца вечера, но она трескается и под ногами хрустит, стоит Шуге стоящего у окон альфу увидеть. Чонгук пьёт виски медленно, глотками, глаз с омеги не сводит, показывает, что за него пьёт. Шуга не ломается, взгляда не убирает, осколки с пола собирает и вновь улыбается.