При рассмотрении общих концепций общественного мнения отдельного упоминания заслуживает оригинальная теория «спирали молчания», которую сформулировала немецкая исследовательница Э. Ноэль-Нойман. По ее мнению, существует два источника, порождающих общественное мнение. Первый – это непосредственное наблюдение за окружающим, улавливание, одобряются ли те или иные действия, явления, заявления и т. п. Второй источник – средства массовой информации. Э. Ноэль-Нойман утверждает, что «общественное мнение базируется на бессознательном стремлении людей, живущих в некотором сообществе, прийти к общему суждению, к согласию»[22]. Люди, несогласные с общепринятыми взглядами, озвучивая свою позицию, рискуют подвергнуться общественному осуждению. Страх перед остракизмом сковывает волю несогласных, заставляет их молча подчиняться воле большинства, порождая «спираль молчания». И наоборот, люди, уверенные в том, что их позиция встретит всеобщее одобрение, склонны выражать ее публично, тем самым только укрепляя существующие ценности и взгляды. Таким образом, сила авторитета общественного мнения обусловлена его опорой на большинство. Общественное мнение является эффективным средством социального контроля и консолидации общества, что приобретает особое значение в условиях войны.
Концепция Ноэль-Нойман дает также ключ к пониманию механизмов формирования консенсуса в обществе: консенсус может быть основан как на искреннем воодушевлении широких слоев населения, так и на сознательном или бессознательном конформизме определенной части общества. Уже здесь содержится указание на то обстоятельство, что общественное мнение является сложносоставным явлением, включает в себя как мнения публично заявленные, так и мнения неартикулированные, остающиеся по тем или иным причинам в тени, вне поля зрения средств массовой информации и сторонних наблюдателей.
Эту мысль предельно четко сформулировал современный французский исследователь П. Лабори, который утверждает, что следует говорить не об «общественном мнении» в той или иной стране в тот или иной период, а об «общественных мнениях»[23]. Употребление формы единственного числа представляет собой заманчивое, но опасное обобщение: при таком подходе мы волей-неволей ставим одно из мнений, характеризовавших картину настроений в обществе в конкретный момент времени, выше остальных. Это обобщение, следовательно, ведет к сознательному обеднению чрезвычайно сложного и неоднозначного исторического феномена. В действительности, разнообразные общественные настроения сосуществуют параллельно, отражая социальную, политическую, образовательную, религиозную и т. д. неоднородность любого общества. Лишь в экстремальных случаях, к каковым несомненно относится начало Первой мировой войны, когда все общественные слои сталкиваются с одной глобальной проблемой или угрозой, на смену разноголосице и органическому плюрализму мнений приходит некая согласованность, формируется консенсус. Только тогда уместно говорить об общественном мнении как о чем-то сравнительно едином, монолитном.
Таким образом, можно дать следующее определение понятию «консенсус»: консенсус – это согласованность (добровольная или вынужденная, осознанная или бессознательная) множества общественных мнений, составляющих картину настроений в обществе, по тому или иному вопросу внутренней или внешней политики. Это позволяет дополнить данное выше определение патриотического подъема пониманием его как явной манифестации общественного консенсуса.
Особенно хотелось бы подчеркнуть характеристику консенсуса как возможно вынужденного согласия всех слоев и классов общества. Из нее следует, что консенсус вовсе не означал полного исчезновения оппозиции, противоречий и конфликтов. Скорее, речь идет об исчезновении или радикальном ослаблении публичной оппозиции, нежелании ее представителей конфликтовать с ярко выраженным и однозначным мнением большинства[24].
Наконец, важно отметить, что консенсус представляет собой неестественное состояние общественного мнения (мнений) и может существовать лишь ограниченный период времени. Это наблюдение прекрасно иллюстрирует пример европейских обществ во время Первой мировой войны. Начало процессу интенсивного складывания общественного консенсуса по вопросу о войне и одновременно широкому подъему патриотических чувств в странах Антанты положили события Июльского кризиса 1914 года. Именно в ходе Июльского кризиса заявили о себе особенности внутриполитической ситуации в каждой из стран, задавшие границы и определившие характерные черты патриотического подъема в последующие месяцы, проявилась специфика положения и роли СМИ в той или иной стране. Однако этот миг всеобщего воодушевления, сплочения перед лицом внешней угрозы был недолгим. Уже к маю 1915 года заявила о себе прямо противоположная тенденция. И современники, и исследователи отмечают, что весна 1915 года характеризовалась кардинальным изменением в отношении к войне со стороны правящих элит и широких слоев общества в странах Антанты. Военный энтузиазм первых месяцев войны всё больше уходил в прошлое, перед воюющими государствами всё острее вставали проблемы поддержания внутренней стабильности. И в России, и в Англии, и во Франции разворачиваются процессы постепенной эрозии общественного консенсуса по вопросу о войне.
Сказанное выше не означает, что общественный консенсус по вопросу о войне и основанный на нем патриотический подъем в странах Антанты уже весной 1915 года окончательно и бесповоротно ушли в прошлое. Скорее, можно говорить о том, что к весне 1915 года они прошли пик своего развития, в полной мере проявились их специфические черты в каждом из рассматриваемых государств. Как следствие, изучение общественных настроений в странах Антанты именно в этот сравнительно ограниченный отрезок времени (июль 1914 – май 1915 года), на который во всех воюющих обществах приходятся наиболее характерные и яркие проявления патриотического подъема и общественного консенсуса, представляется особенно важным потому, что не только дает возможность проанализировать процесс складывания консенсуса по вопросу о войне и проследить внутреннюю эволюцию в отношении населения к войне, но и позволяет приблизиться к пониманию мировоззрения людей той эпохи в целом, что, в свою очередь, может послужить отправной точкой для изучения современных проблем мировой политики.
Обращение к проблематике «человеческого измерения» Первой мировой войны не только ставит перед историками чисто методологические трудности, но и предъявляет особые требования к Источниковой базе исследования. Главная проблема, с которой сталкиваются в этом отношении все ученые, связана с определением и подбором источников, которые бы позволяли воссоздать картину реакции населения воюющих держав на события 1914–1918 годов, учитывая, что социологических опросов в тот период не проводилось ни в одной из великих держав[25]. К тому же отмечается целый ряд дополнительных трудностей: необходимость учитывать заведомо ошибочные или ангажированные мнения[26], наличие разного рода оппозиционных мнений[27], разница в восприятии событий представителями разных социальных, политических, этнических и гендерных групп населения[28].
Решение этой проблемы видится в привлечении максимально широкого и разнообразного круга исторических источников. Источники, использованные при работе над данной монографией, можно условно разделить на несколько групп. В первую группу следует отнести неопубликованные документы отечественных и зарубежных архивов, многие из которых вводятся в научный оборот впервые. Особого упоминания заслуживают материалы французских архивов, ознакомиться с которыми автору удалось во время стажировки в Париже, организованной историческим факультетом и кафедрой новой и новейшей истории исторического факультета МГУ имени М.В. Ломоносова. Прежде всего, речь идет о документах французского Министерства внутренних дел, которые хранятся во французском Национальном архиве и представлены донесениями префектов, сводками МВД о настроениях различных групп населения, прежде всего политически неблагонадежных, вырезками из газет[29]. Данные документы рисуют картину неоднозначной и болезненной реакции французского общества, особенно левых – социалистов и анархистов, – на начало мировой войны. Тем самым документы МВД позволяют оценить границы национального консенсуса, установившегося в конце 1914 года во французском обществе.