- Да вам-то какое дело?! - Щеки Мартиса заалели.
- Помню, когда я впервые оказался у зеленых хором, приятелям пришлось волочь меня до гостиницы на плечах. Я перед тем как раз решил промочить горло - да так обалдел, что хлебал, пока не выхлебал весь бурдюк.
- Да? Сочувствую вашим приятелям. Но я все равно не понимаю,- ворчливо сказал Мартис. - К чему это вы вспомнили?
"К тому, что я и сейчас не отказался бы от пары глотков", - Суахим подавил новый приступ раздражения. Трижды он пытался зайти в каюту, чтобы снять маску и глотнуть вина, но трижды головастик Мартис, боясь остаться один рядом с немертвыми, увязывался следом. А снимать маску при нем до поры, до времени не хотелось - в его глубоко посаженных глазах и так плескалось отвратительно много сочувствия; проще уж было перетерпеть жажду. В сравнении с неведением, которое приходилось терпеть последние дни, это была не заслуживающая внимания малость, но и она могла стать той каплей в трюме, что пускает судно ко дну...
Суахим на миг прикрыл глаза. Чем меньше оставалось ждать, тем тяжелее давалось ожидание, и он много раз отступился бы уже от глупого маскарада, если бы не огонек стыда и страха внутри, сковывающий волю. Мартис Бран топтался рядом, требуя ответов, и если и было что-то подходящее моменту в его навязчивых расспросах, так это то, что они не давали задуматься о том, о чем задумываться совсем не хотелось...
- Ты проехал через три государства. Встретил по пути стольких людей, сколько не наберется во всем твоем родном городишке, - неторопливо заговорил Суахим, стараясь придать голосу, искаженному болезнью и огрубевшему за годы, проведенные на воде, всю теплоту и мягкость, на какую только был способен. - Ты видел чудеса и беды, пересек великую реку, добрался до Белой бухты. И все еще спрашиваешь меня, зачем Алга велела тебе доставить сюда ее прах?
- Я не понимаю...
- Ты не понимаешь, а я не могу знать наверняка. Но, думаю, Алга хотела, чтоб ты получше узнал жизнь. Чтобы лучше разглядел сушу, увидел море.
- Море, да?! И, непременно, весь тот мусор, что плещется в этой огромной луже?
- От которой ты час не мог оторвать взгляда, когда я вчера привез тебя на Лисий мыс.
- Я... я тогда всего лишь задумался, - буркнул Мартис, но уже безо всякой уверенности в голосе. - Так вы говорите... За этим?
- Верно, головастик. Именно за этим.
"И еще кое за чем - но это ты поймешь позже". - Суахим поправил маску. В синих сумерках вырисовывались очертания Врат. - "Если поймешь. А не поймешь - так тоже неплохо...".
- Я подумаю над вашими словами, мастер, - буркнул Мартис. Размышлять над чем-либо было определенно не самым любимым его занятием.
- Подумай. А пока оглядись.
Из сумеречной дымки с обеих сторон "Трепета" выступали серо-белые исполины скал. Будто рама вокруг картины, будто железный обод вокруг стакана, будто гигантские пенистые буруны над волнами - любое сравнение было верным и неверным одновременно. Таковы были скалы Белых Врат, за которыми открывалась свинцово-серая, вечно подвижная, равнина Хладова моря.
"Белые Врата". Рукотворные или нет - знала, может быть, только Алга Мараин; если и знала, то молчала.
Суахим постоял с минуту, вглядываясь в скалы - терпение, Страж, терпение! - и лишь после того забрал у онемевшего Мартиса сверток с урной и отдал матросу, спешащему к носовой пушке. На море опускалась ночь; в темнеющем небе зажигались первые звезды.
- Ломкий, небось, камень... Только на поглядеть и годен, - ворчливо сказал Мартис, рассматривая Врата - будто сам, еще минуту назад, не любовался ими в немом восхищении.
- Редкий пловец доплывет до этих скал, - думая о своем, заметил Суахим, и с удивлением заметил, как в глазах Мартиса мелькнул азартный огонек. Головостик, вопреки прозвищу, вряд ли хорошо умел держаться на воде, и Врата были ему совершенно без надобности - но, по-видимому, всякий вызов казался ему привлекательным.
Команда сворачивала паруса и заряжала пушки: всякий знал, что делать, хотя Суахим даже не притронулся к тяжелой звезде змеиного хрусталя, висевшей на груди. Хорошая команда, отличная команда - лучшая из всех, что ему доводилось собирать... И корабль - немного потрепанный долгой службой, но лучший из всех, что он выводил в море.
"Трепет" лег в дрейф. По обоим бортам матросы подняли сигнальные флажки.
"Наконец-то!" - Суахим подхватил трость и пошел на нос.
- А Оглобля... то есть, этот полуживой... он после этого исчезнет? - канючил тащившийся рядом Мартис. "Оглобля" шел на шаг позади, ничуть не замечая качки.
- Увидишь. Приоткрой рот и ухватись за что-нибудь.
От орудия с поклоном отступил широкоплечий канонир. Суахим невольно усмехнулся. Поклон вышел не слишком-то почтительным: при жизни малый подвизался в команде удачливых головорезов и однажды отправил на дно шлюп самого Обнимающего Ветер. Прежде Суахим иногда задавался вопросом - не этот ли малый пустил ядро, искалечившее ему ногу. Но ответа немертвый не знал. Да и не имело это значения...
Суахим вскинул трость, пробуждая к жизни наложенные часом раньше чары. Огонь никогда не было его сильной стороной - но чародей его ранга слабых сторон позволить себе не мог. На лакированном дереве заплясало зеленоватое пламя.
- Правый борт - огонь!
- Левый борт - огонь!
- На исходную!
"Трепет" сотрясался от отдачи.
- Это называется фейерверк, - крикнул Суахим на ухо оглушенному Мартису.
Грохочущее небо цвело огненными цветами - золотыми, синими, серебряными.
- В добрый путь, Говорящая с Камнем! - Суахим, сплетя вокруг пушки щит из воздуха, загнал пылающую трость в запальное отверстие.
- Правый борт - огонь!
- Левый борт - огонь!
Грохнула носовая пушка; щит, погасив отдачу, рассеялся. В пылающем небе исчезли пепел и осколки - а "Оглобля", сбросив на палубу полуистлевший плащ, с легкостью акробата пробежал по бушприту и, раскинув руки, спрыгну в море. Светлая спина мелькала среди волн в разноцветных всполохах - все реже и все дальше от корабля.
- На исходную!
Три залпа. Алга Мараин, "Говорящая-с-Камнем", занимала третье кресло в Малом Кругу.
Суахим украдкой оглянулся на Мартиса. Тот стоял, едва дыша, вцепившись обеими руками в удерживающие спасательный круг канаты. Головастику явно было нехорошо - но он всеми силами старался не испортить церемонию, и, кажется, проникся ею даже больше, чем стоило ожидать.
- Левый борт - огонь!
- Правый борт - огонь!
Грохот стихал, искры в небе гасли, оставляя после себя едкую пороховую гарь - но и ту ветер сносил к гавани.
- Вот и все, - Суахим подошел к Мартису и положил руку на плечо. - Все закончилось.
- Скажите, мастер... - одними губами прошептал Мартис. Вряд ли он осознавал, что его круглые мальчишеские глаза сейчас влажны от слез. - Почему... так вышло? Это был ее долг... перед Кругом?
- У нас есть только один долг, сынок, - вкрадчиво сказал Суахим, поймав его взгляд. - Только один. - Ступая бесшумно и осторожно, Суахим увлек Мартиса за собой к загодя подготовленной шлюпке. - Долг перед нашей силой, перед людьми... перед самой жизнью. Тот, о котором мы чаще всего забываем.
- Какой, мастер? Долг...
Глаза Мартиса Брана закрывались, но он все еще сопротивлялся гипнозу, неумело, но упорно.
- Долг бороться до конца, - Суахим бережно опустил обмякшее тело в шлюпку на сложенный старый парус. - Отдыхай, головастик. Пусть тебе снится теплое спокойное море.
Мартис задышал глубоко и ровно. Суахим Тарнак выпрямился, размял плечи - все же, весу в мальчишке было немало - и уверенной походкой направился к борту. Обгорелые обломки трости валялись где-то на палубе, и не было больше нужды притворяться хромым, как прежде. Впрочем, ее давно уже не было - так, привычка...
