Сидит у окна, хватанувший где-то спирта Сапожник. Траурный, как всегда, когда пьян, с накрененной головой, а всё со своими шутками-проститутками:
- Аля-улю, гоню гусей!.. - ощупывает он пальцами сломанный нос.
Раздолбай, что девать некуда, а воин отменный. Работает пулеметом, что бог. Валит цели вчистую. Остался на контракт после срочной. Служил в разведке, излазил все горы в Чечне, в Дагестане. Участвовал в русско-грузинской восьмого года. Где-то оторвало ему большой палец на правой руке. Принес в тряпке в военный госпиталь - снова пришили. Работает, как только из магазина. Но порвал связки на левой, стала сохнуть рука. Тут и комиссовали: не годен. Работал таксистом в Ростове-на-Дону, пока не потащило сюда.
На кровати, нога на ногу, перебирает пальцы интеллигенция - тонкий, с манерами франта, азербайджанец Стоматолог - бывший зубник в донецкой больнице. За спиной Аэропорт, Иловайский котел, да такие палестины, что кто бы слыхал: Ясиноватая, Еленовка, Зуевка, Зугресс, Кировское, Зеленое, Грабское...
- Я десять лет прожил в Донецке и мне не безразлично, что с ним случится... А кто здесь писатель? - стреляет он глазами по россиянам.
- Тебе зачем? - выдаю я себя.
- Интересно пообщаться с интеллигенцией, - показывает он белые зубы.
Еще один, их с Арханом, земляк - Брат Али. Снайпер-разведчик и сам длинный, как снайперская винтовка. Вечно сам по себе, заросший темною бородой. До войны работал в Донецке сам на себя. "Смысли, торговлем занимался", - говорит он, коверкая русский. Отметил 31 мая день рожденья и на след день пошел в ополчение. Сначала на блокпостах, потом попал к Северу, в его первый отряд в девятнадцать бойцов.
- Я про Севера знай. Такой камандир, он никогда не боялся. Всегда в бой шел первый. Мы без Севера никто были... - тихо заявляет он свою окопную правду. - Такие, как Север, освобождали Донбасс...
- Да, нам ничего не нужно. Ни наград, ни известности. Жили - никто не знал, и дальше так же тихо своё проживем. Лишь бы все это кончилось, - одно за всех говорит Японец.
- Мы в семьи свои хотим вернуться, - продолжает за ним Шаман.
В белой вязаной шапочке Роща. Не может простить былому, что его обмануло:
- Если б тогда...С этим количеством людей и техники... Мы бы до Львова дошли...
Он должен выяснить всё для себя:
- И деньги вам за это не платят? И в военный билет не запишут? И в стаж не пойдет? - сидит он на тумбе против меня.
- На все вопросы - нет, - спокойно допиваю я кофе.
- Просто так? Сами? - вмешивается кто-то еще. - Но ведь не ваша война... Наша!
- Я тоже думал, что не моя... - Хочу я что-то сказать, но так и не заканчиваю для них свою мысль. А просто сижу и молчу. Да разве здесь всё объяснишь?
Вечера в Пантеоне Богов... Длинные да былинные... Куда слетелись переломать старый мир - да вот завязли в болоте - все герои Олимпа. Вечера в Пантеоне... Здесь, на земле, не на небе, на переднем краю, лицом к Украине, спиной к Новороссии. Когда сзади бои, а впереди - Иисус сохрани... Синие Афинские вечера: банки-жестянки с холодной тушенкой да жидкой сгущенкой, отсыревший в карманах табак, дурной да с хандрой самогон, пир на столах да дыра в карманах, а в рядок на скамьях нищие боги со скатками на плече, да с заплатками на рукаве...
Висит за ЦУМом в центре Макеевки огромный рекламный щит, с обрывками прошлых афиш. А в середине уже замытый дождями плакат: бородатый ополченец в тельняшке, с автоматом наперевес. И, точно огонь, слова: "Стань легендой! Армия Донецкой Республики".
Какие судьбы! Какие люди!.. Вся жизнь - неслыханный шедевр!
Вам жить сто лет, и не дотянуться, не дорасти до них никогда. Никогда не стать этой Легендой.
ДОМ С ДОБРОМ
Ночью тревога. На улицу тянут разведку. С передовой ушли стрелковцы и группа крымчан. Что там случилось, нам неизвестно. И без того, сами себе хозяева, они, не докладывая, лишь хлопнули дверью: "Уходим!" На линии фронта образовалась во весь город дыра.
И вот стало явным: нечем заткнуть дыру! И в городе и за городом можно собрать резервы - бегают разные там отряды, мутят там разные полководцы. А вот на передовую, прямо в окопы - это вам шиш!
И в самом городе, не пойми, чья власть - вытаптывая всё на пути, бегут по нему красные, белые, серые... Нарисовался в городе какой-то отряд. Как говорят местные: "А мы их знаем - сброд наркоманов да уголовников!" Весь этот сброд, не будь дураками, объявил себя бойцами Республики, получил оружие, и в первой же "боевой" операции захватил в городе власть: напал на местный РОВД, где держало против него оборону четверо милиционеров, ранил их в перестрелке, захватил всё здание, а следом взял штурмом комендатуру. Первая половина ночи ушла на войну, вторая на праздник победы. Праздновали до утра, а с рассветом командира унесла с собой "Швидка допомога". Диагноз: алкогольное отравление. Еще через день кто-то из бойцов отобрал на улице у старика деньги - двести гривен. Немного. Но - гадость! Еще скоро "отжали" - взяли себе бесплатно и безвозвратно, у кого-то машину. И так, где пусто, где густо, а начали зашибать трудовую копейку. У всех отрядов, у всех батальонов свои имена - оригинальность этой войны. Этот мародерский нарек себя вызывающе и потрясающе - "Добро"!
Вот так! Добро берет за ребро.
К нам из города приходили люди, просили: "Спасите нас от этого "Добра!" И некоторым я, без издевательства, отвечал: "А как, вы, хотели? От "Добра" добра не ищут! Забыли?.."
И в душах достойных, кто с первого дня в окопах, и не бегал до тыла, начали понемногу всходить поганые семена этой войны.
- Не знаю, как быть... Я не за этим на танки с одним пулеметом ходил, - гасил темные свои глаза кавказец Архан.
- У нас тоже такие вот ополченцы заняли в городе милицейский отдел, - с сердцебиением начинал Синий. - Люди приносили еду, деньги, вещи. А они напились раз, утром пошли похмеляться. В соседнем дворе старики играют в лото. Одному в зубы дали, у второго деньги забрали. После кто-то пришел в отдел и от всех дворов передал: "Мы вас ночью сожжем!"
И в "Беркуте", и у Михалыча, и где-то еще, сами возмущались "Добром":
- Штурмануть их! Там и военных нет - поразбегутся, рожи помойные! Прижать их к ногтю...
Но другое дело, что будет, когда в городе кончится Добро?
- Придет Зло! - опять верно предупреждал я.
- Самим, что ли городом управлять? Кто научил бы... Пусть уж в Донецке решают. Им выше виднее, - сходились на одном бойцы с командирами.
И над городом, как черная туча, продолжало висеть Добро...
А что в Украине?
Да, там то же самое! Только не в меру хуже! Потому еще и стоим!
Какое уж там "Добро" у себя во дворе! Кому оно нынче к черту нужно?.. За городом в поле стоит Абсолютное Зло! Вот куда нужно смотреть!
...Итак. Хаос в тылу, прореха во фронте. Пытались растянуть на всю дыру роту Ольхона - те не поняли замысла, послали подальше. Пробовали воткнуть в окопы со своей полусотней Михалыча - заупрямился вредный старик. Хотели всем составом отправить "Беркут" - у Севера свои атаманы в казачестве. Дал только группу разведки. Тянули за уши кого-то еще - не вытянули, надорвались.
Не ожидая окончания спора, дала подмогу соседняя Луганская Республика. Дыру на фронте заткнули усиленной ротой "Лавина". У наших командиров солдат не нашлось.
А пока всё это вертится и выясняется, садится на шахте наша разведка. Мы заходим туда в два часа ночи, словно в пустыню; ни писка, ни взвизга. Молча ползем по лестнице вверх, в полной тьме, взмокшие, нервные, и только гремит под ногами железо. Толкаем последнюю дверь, а оттуда из глубины: "Кто идет?!" И предохранители: щелк, щелк!..
