Меркадье с большим сомнением покосился на без малого полторы сотни убитых, затем на сиротливо стоящий десяток латников Коллеоне, однако ничего не сказал. - Не соизволите ли представиться, мессир?
- Охотно, - ответил человек в сутане. Мое имя Пьетро да Капуа. - Святой отец на мгновение замолк, а затем продолжил. - Кардинал и легат его святейшества Иннокентия III.
***
Винченце Катарине был взбешен! Нет, он был в ярости!!! Дело, казавшееся столь простым, обернулось потерей тысячи серебряных денариев! Полторы сотни отборных головорезов не смогли управиться с парой десятков охранников! Ну, где это видано?!
Нет уж, вторую-то тысячу они у меня ни за что не получат! Нет результата - нет расчета. Покажите мне купца, который рассудил бы иначе! Забрать бы еще аванс, но, увы - что попало в цепкие лапы Роже-Сицилийца, то не вытащит даже Господь наш на Страшном Суде. Хотя, попробовать все равно стоит.
Купец потер некстати расчесавшийся длинный, через всю щеку, шрам - памятка о встрече с пиратами Али-Бея - повернулся к стоящему под дубом, возле привязанных лошадей, собеседнику, и голосом, закаленным рынками Европы и Египта, Сирии и Палестины, Аравии и далекой Индии, возопил:
- Мессер, и как все это понимать? - Вы получили тысячу серебряных денариев за то, чтобы уничтожить вдесятеро уступающую вам охрану, пинками разогнать кучку монахов и принести сюда всего лишь одну голову! И где она?! Ее нет!!! - Винченце упер руки в бока, как он привык делать, торгуясь о ценах на шелк, перец или молоденьких невольниц.
- Прошу вернуть деньги, и я отправляюсь искать другого исполнителя на столь несложную и столь щедро оплачиваемую работу. - Глядя на совершенно спокойное лицо собеседника, Винченце начал успокаиваться и сам. - И на этом мы с вами расстаемся, мессер, коли уж отряд грозного Роже-Сицилийца не желает больше зарабатывать честное серебро!
- А отряда больше нет, - очень спокойно проговорил Роже. При этом его правая рука, как толстая змея, которую Винченце когда-то увидел на рынке в Мумбаи, метнулась к его горлу. Дышать сразу стало нечем, пульс тяжелым молотом забился в ушах. Шрам на щеке побелел, став до ужаса похожим на плоть покойника.
- Эти монахи, купец, подняли мой отряд на копья, а потом изрубили в капусту. Даже не вспотев при этом. - Голос Роже ни на йоту не изменился. - Если эти копченые дьяволы - монахи, то я - царь Соломон во всей славе его. Хотел бы я знать, какому Богу служат эти святые отцы?
"Монахи ... копченые дьяволы" - билось в засыпающем от недостатка кислорода мозгу Винченце, - "монахи ... копченые дьяволы...", - "да это же...", - "откуда здесь..."
Свирепая хватка на горле вдруг разжалась и отброшенный прочь купец стек вниз по шершавой коре стоящего в двух шагах дуба.
- Даже сдохнуть по-человечески не может, - пробурчал Сицилиец. - Обязательно нужно свинарник вокруг себя устроить! - Затем он широко осклабился, - Да, купец, а штаны-то тебе придется стирать, если конечно запасных с собой не возишь...
Как ребенок, обрадовавшись собственной немудреной шутке, мессер Роже во все горло расхохотался, сгибаясь и хлопая себя по богатырским ляжкам. Однако Винченце это нисколько не задевало. Ведь воздух, живительный воздух беспрепятственно тек в горевшие огнем легкие. А что еще нужно для счастья?
И лишь одна мысль острой иглой терзала мозг оживающего купца. О монахах должен непременно узнать мессер Сельвио. Как можно быстрей. Любой ценой. Ибо, чем бы ни пришлось пожертвовать во имя доставки этих сведений здесь, во Франции - на Риальто их цена окажется неизмеримо выше.
Винченце встал, с трудом распрямился, прокашлялся и прохрипел.
- Прости, Роже, я ведь не знал... Ну, кто бы мог подумать... Поверь, мне очень, очень жаль... Позволь вручить тебе оставшуюся тысячу денариев, чтобы хоть как-то смягчить постигшее тебя несчастье!
Купец отвязал от пояса объемистый кошель, взвесил его в руках. - И давай пожмем друг другу руки в знак того, что между нами не осталось никаких недоразумений.
- Ну, за тысячу серебряных денариев чего бы и не пожать! Только ты все-таки встань с подветренной стороны, - и Роже снова расхохотался, как будто не его люди всего час назад были почти поголовно истреблены таинственными монахами.
Наконец, рукопожатие скрепило примирение двух достойных тружеников лесных дорог, и Винченце, взяв в повод коня, отправился в сторону виднеющейся вдалеке между деревьями колокольни.
- И что за дрянь носит на пальце этот ломбардец! - пробурчал Роже, слизывая с оцарапанной перстнем Винченце ладони капельку крови. - Даже заусенцы убрать не мог!
Разбойник направился к стоящему у дерева коню, когда дыхание вдруг перехватило. Грудная клетка почему-то перестала подчиняться приказам мозга и замерла без движения. Колени тем временем сами собой подкосились, и, повернувшись в падении вокруг своей оси, Роже успел увидеть стекленеющим взором заботливо склонившееся над ним лицо купца.
"Перстень...!" - запоздало понял Роже. И милосердная тьма приняла его грешную душу...
Спи спокойно, дорогой Роже! Ты свое от Винченце Катарине уже получил. А вот нашим героям, прибывшим сюда из двадцать первого века, еще не раз и не два придется встретиться с ним на узких дорогах средневековой Европы. И чем закончатся эти встречи, неизвестно пока даже мне самому...
***
ГЛАВА 6
в которой господа попаданцы посещают городскую баню города
Манта, после чего Господину Дрону приходится убить троих
незнакомцев; Энрико Дандоло знакомится с результатами
экспертного опроса, а Никколо удается проникнуть во
Дворец Дожей, дабы подслушать секретные
планы венецианской Сеньории.
Нормандия, Мант,
25 января 1199 года
Слава Господу Богу и доброму отцу Бернару! Вчера по прибытии в городок весь личный состав кортежа графини Маго поселился в приюте для пилигримов при церкви Святой Анны. По договору о перемирии между Филиппом и Ричардом Мант объявлялся свободным от присутствия чьих бы то ни было войск, так что господа попаданцы настроились на времяпрепровождение спокойное и тихое. С самого утра юная графиня умотала на целый день куда-то с визитами, прихватив с собой весь свой эскорт. А господа индийские колдуны оказались предоставленными сами себе. И отец Бернар предложил своим новым знакомцам провести этот день в самой настоящей городской бане.
- Ну, в приюте, конечно, тоже есть своя мыльня, но разве можно сравнивать! - Святой отец презрительно наморщил нос. - Жалкая дюжина деревянных кадушек, тоже мне, мыльня! Нет, прекрасные сеньоры, мантийские бани, они, знаете ли, на весь округ одни такие. Да вы и сами увидите. Тут совсем рядом, два квартала всего...
Что тут сказать, государи мои, мантийские бани внушали! Среди скромных двухэтажных домиков под черепичной кровлей местный храм чистоты выделялся, как круизный суперлайнер среди портовой корабельной мелочи. Классический римский портик (говоря откровенно, целиком стянутый практичными римлянами у беспечных греков), крытая колоннада, правда, ни разу не мраморная, а явно какой-то местный камень. Искусно вырезанные барельефы моющихся граждан вперемежку с запечатленными в камне водными струями и разнообразными кадушками, все это не оставляло ни малейших сомнений в назначении заведения.
Сбоку от входной двери всех жаждущих приобщиться дарам гигиены встречал большой деревянный щит, покрытый какими-то письменами. Господин Дрон попробовал вчитаться, и тепло умиления щедро окропило депутатское сердце. Это были правила пользования банями. 'Ну, совсем, как у нас, ничего не меняется!'
Начертанный черным, с золотой отбивкой, шрифтом на светло-коричневом фоне, сей достойный образец средневековой административно-правовой регламентации гласил:
