А Ричард уже выхватил меч и с мстительной радостью ринулся на следующую пару невольно шарахнувшихся от него рыцарей. О, ему было за что мстить! За подлое пленение, когда он, могущественнейший защитник Святой Земли, был схвачен и закован в железо якобы 'христианскими' государями. За украденные и разоренные в отсутствие хозяина земли его державы, которые он вынужден уже пятый год отбивать у подлого вора - короля Франции. Гнев, ярость и свирепая радость вовсе не слепили его, но, наоборот, делали разум кристально чистым, реакцию  молниеносной, а удары неотразимыми. Один вид короля вселял ужас, тот самый, о котором долго еще будут рассказывать своим детям и внукам сарацины, уцелевшие в битвах на Кипре и под Акрой, при Арсуфе и Аскалоне.

Воины французского арьегарда пытались было организовать сопротивление, но продолжавшие лететь из леса арбалетные болты сводили все их попытки на нет. Шаг за шагом отступали они назад, хотя, казалось,  и отступать-то было некуда - все пространство сзади забито спешившимися и сбившимися в неуправляемую кучу французами. И, тем не менее, человеческий таран во главе с королем все дальше и дальше вдавливал эту массу в кишку лесной дороги. Французы отступали, теряя убитых и раненных.

Уставшего короля сменили на острие атаки Уильям Маршал и Балдуин де Бетюн. Им на смену встали Андре Шовиньи и Мартоломью де Мортимер. Снова король. За ним  Гийом де л'Этан и Юг де Вильнёв, Анри ле Тайс и Джеральд де Ферниваль, опять Ричард... Казалось этой медленной и неумолимой атаке не будет конца.

Однако конец все же наступил. Внезапно обнаружилось, что вместо человеческого месива за спиной группы рыцарей, непосредственно отражавших атаки анжуйцев, осталась лишь пустота. Воинам авангарда - кто уж там теперь был у французов вместо выбитого начисто копья де Бара -  все же удалось растащить завал. И теперь остатки французского войска вытекали в образовавшуюся прореху, устремляясь вслед за уводившей короля прочь сотней Монморанси.

Бешенная скачка, казалось, полностью ускользала от внимания Филиппа-Августа. Нет, тело привычно делало свою работу. Ноги все так же крепко обнимали бока вороного испанца, а живот и спина пружинили, облегчая коню его размашистый галоп... Вот только разум, застыв на одной единственной мысли еще в самом начале атаки, никак не мог сдвинуться с нее. И поэтому просто отказывался реагировать на все, что происходило вокруг.

'За что, Господи, - билось в его голове, - за что караешь Ты Францию? Почему одним даешь Ты все, а другим - ничего? Почему от державы Карла Великого остался всего лишь один королевский домен - да и надолго ли? - а империя проклятых анжуйцев пухнет, как на дрожжах? Почему даруешь милость свою тем, кто искусен в войне, а не тем, кто искусен в мире? ...

Ох, - перебила эту мысль другая, - а кто же закончит в Париже тротуары  мостить, ведь забросят без меня, как есть забросят... на городском рынке снова бандиты и разбойники поселятся... И Луврскую башню не успел достроить...

Господи, я ли не все делал, чтобы выжила Франция в кольце врагов? Ведь даже душу продал, - эта мысль мигнула и хотела было ускользнуть, но полубезумный король усилием воли ее удержал. - Уж не знаю и кому, но ведь продал же... Римские священники говорят одно, чистые - другое, а - один черт, все равно продал. Однако, было сказано твердо, пока Жизор в моих руках, враги Франции будут гибнуть... Ну, и где? Почему же не гибнут?

Что же Ты еще-то от меня хочешь, Господи?!'

*

Арьегард французского войска погиб весь, кроме разве что Фулька де Гильваля, выбитого из седла палицей короля. Тот сидел сейчас на земле, бездумно покачиваясь и баюкая сломанное чудовищным ударом правое плечо. Но арьегард сделал главное. Задержав анжуйцев, погибшие рыцари дали бегущей французской армии те десять минут форы, которых оказалось достаточно, чтобы первыми успеть к мосту через Эпт, идущему к главным воротам Жизора.

Нет, французов даже и сейчас было больше, чем мчавшихся за ними по пятам анжуйцев. Вот только армией это человеческое месиво уже не было. Без командования, без порядка и организации, с сердцами, заполненными одним лишь ужасом, который поселился там, пока стояли они между летящей из леса смертью -  с одной стороны, и бездонной трясиной - с другой.

Человеческая волна вкатилась на мост, заполнив его так густо, что, наверное, невозможно было бы и кинжал втиснуть между трепещущими от страха телами. Еще минута, и атакующий клин погони вопьется в эту массу, рубя и кромсая ее в кровавый фарш. Но, кажется, даже мост не выдержал накатывающегося с юга ужаса. Что-то в нем заскрипело, надломилось, лопнуло, и мостовые перекрытия обрушились в воду вместе со всеми, кто в это время на нем стоял.

- Спасайте короля! - отчаянно крикнул не успевший взойти на мост Матье де Монморанси, и, обнажив меч, обреченно повернулся лицом к молча и страшно несущейся прямо на него погоне...

*

Топот копыт умолк, и наконечник копья едва заметно коснулся кольчуги на груди, как раз напротив сердца.

- Что, Матье, все-таки сумел вытащить Филиппа? - Ричард широко улыбался, и по всему было видно, что он нисколько не жалеет о том, что его противник сумел укрыться от возмездия. - Ладно, ступай за мной. Объявляю тебя своим пленником. Эй, кто-нибудь, коня рыцарю! В Курселе тебя, старина, ждет не дождется кадка с горячей водой, кусок горячего мяса и глоток доброго вина! Да и платье привести в порядок не помешает...

- Ваше величество, - подъехавший Меркадье наклонился к королю, - прикажете обложить замок? Людей хоть и немного, но для перехвата курьеров хватит. А там и подкрепление из Лез-Андели подойдет.

- Нет, Кайр, мы не станем захватывать Жизор.

- Но почему, мессир? Ведь там набилось столько народу, что голодать они начнут уже через месяц. И Филипп здесь, как в мышеловке.

Король задумчиво посмотрел на капитана своих наемников.

- Знаешь, Кайр, завтра мы заберем Понтуаз, Сержи... После завтра, если потребуется - Париж, да хоть и весь Иль-да-Франс. Но никогда, слышишь, никогда более нога моя не ступит на камни Жизора. Пожалуй, я прикажу оградить его каменной стеной и оставлю Филиппу в качестве королевского домена. Кто-то ведь должен им владеть!

- Мессир..? - физиономия Меркадье выражала полное недоумение. И Ричард счел  необходимым все же ответить на невысказанный вопрос. Если это, конечно, можно было счесть ответом.

- Нет, Кайр, от меня ты ничего не узнаешь. Хочешь, попробуй порасспрашивать отца Люка, он довольно часто наведывается в Шато-Гайар. Вот только не думаю, что он скажет тебе хоть слово правды. Римская Церковь неохотно расстается со своими тайнами. Да оно и правильно. Тайна Жизора - не из тех, о которых нужно знать людям. Если бы можно было снести его с лица земли и полностью истребить всю память о нем, это стало бы первым, чем я занялся после возвращения из плена...

*

Черно-рыжий ястреб-бородач проводил взглядом двуногих, что скрылись в построенной ими рукотворной пещере, сожалеюще свистнул в адрес тех, что достались рыбам - можно подумать, эти чешуйчатые там, под водой, голодные плавают - и начал резко снижаться. Приземлился, пару раз подпрыгнул, гася инерцию, сложил, встопорщил и еще раз сложил крылья. Запах недавно пролитой крови и свежайшей, еще не тронутой гниением плоти сводил с ума.

Пища...

***

Выслушав историю чуть-было-не-пленения-короля-Франции, господин Дрон очень рассчитывал, что на этом истерика его спутника, наконец, закончится, словесный понос заткнется, и можно будет некоторое время путешествовать молча. Однако не тут-то было!

Упреки в адрес неблагодарных европейцев, обличения коварных венецианцев и горький плач по греко-римской цивилизации, навсегда покинувшей мир вместе с падением Константинополя, - все это вновь полилось полноводным потоком. Тут уж господин Дрон не выдержал! И попытался тонко - ну, ему так показалось - осадить господина историка.