А в воздухе, между тем, уже плыли звуки, "Solitude". Затем несомненный хит всех времен и народов - гершвиновский "Summer Time". Дальше "Harlem Nocturne" Эрла Хагена, "Autumn Leaves" Джозефа Космы, "Smoke gets in your Eyes" Керна... В общем-то, музыкальные вкусы господина Дрона были понятны и не сказать, чтобы очень утонченны. Медленный, тягучий, очень простой, но и очень "свинговый", насколько только это вообще возможно, свинг. Ну и что, что простой! Десятки тысяч любителей джаза двумя руками подписались бы под музыкальным выбором почтенного депутата. Да и господин Гольдберг, пожалуй, тоже.

Но откуда это у него, ни разу в жизни - в отличие от Евгения Викторовича, "мальчика из хорошей еврейской семьи" - не переступавшего порога музыкальной школы?

Между тем, движение в голове их небольшой колонны, похоже, застопорилось. Нет, снова двинулись вперед, лишь две всадницы - графиня и ее камеристка - остались на обочине. Судя по всему, леди Маго решила к ним присоединиться! Ну, все - сейчас небо упадет на землю или случится еще какая-нибудь гадость, вроде мирового потопа. Раз уж сама пра-пра... правнучка Гуго Капета решила что-то добавить к обычному "Доброе утро, мессиры"!

Евгений Викторович, не переставая улыбаться, помянул про себя Богоматерь и всех святых до четвертого колена. Ну, Сергей Сергеевич, ну накликал!

Приблизившись вместе с колонной к стоящим на обочине всадницам, почтенный историк вместе с отцом Бернаром потеснились, и всадницы молча заняли образовавшееся место. Господин Гольдберг пробормотал что-то вроде "Рады вас приветствовать, леди, в нашей маленькой компании!", но никакого отклика не получил. Наконец, графиня подняла глаза на господина Дрона и своим хорошо поставленным голосом известила окружающих:

- Очень необычная музыка. Мне никогда не приходилось такой слышать. Хотя я довольно много путешествую.

Ага, - саркастически подумал господин Гольдберг, - из одного угла сиволапой средневековой Франции, в другой. Много ты в свои, сколько тебе там лет от роду, напутешествовала! Господин Дрон, однако же, и здесь проявил чудеса дипломатической выдержки. Ибо ни словом, ни жестом не выразил, что он думает о малолетней "многоопытной путешественнице". Вместо этого он просто и мягко ответил:

- Это музыка моей родины. (Ну, загнул! - хихикнул про себя господин Гольдберг, - Англо-еврейско-негритянский джаз - музыка его родины!) Ее играют, когда хочется отрешиться от всего и хоть на какое-то время не думать ни о чем, кроме звуков.

- Если бы такую музыку играл какой-нибудь пастушок, я бы признала ее и удивительной, и чарующей. Но в исполнении могучего рыцаря! - Графиня требовательно сверкнула глазами, словно настаивая на немедленном ответе. Причем, желательно, оправдательного свойства. Но тут же не выдержала и продолжила сама. - Разве не музыка сражения должна услаждать слух воина? Разве не являются образцом для каждого, держащего в руке меч, грозные стихи мессира Бертрана де Борна, поэта-рыцаря? Леди сжала маленький кулачок и с воодушевлением продекламировала:

Мне пыл сражения милей

Вина и всех земных плодов.

Вот слышен клич: "Вперед! Смелей!"

И ржание, и стук подков.

Вот, кровью истекая,

Зовут своих: "На помощь! К нам!"

Боец и вождь в провалы ям

Летят, траву хватая,

С шипеньем кровь по головням

Бежит, подобная ручьям

- Разве не таковы стихи настоящего рыцаря? - Графиня вновь воткнула потемневший взгляд в переносицу Капитана. - И разве не музыка веселого пира и яростной битвы более пристойны мужу войны? Разве сможет он, размягчив сердце нежными звуками ваших удивительных напевов, раздавать затем смертельные удары недругам или недрогнувшей душой принимать их, когда придет и его смертный час?

Все, депутат попал! Господин Гольдберг тяжело вздохнул и приготовился к неприятностям. Только литературно-художественных диспутов им для полного счастья и не хватало. Интересно, как этот на коленке деланный музыкант собирается выкручиваться из-под пресса своей средневековой критикессы?

И тут господин Дрон удивил почтенного историка второй раз. Он неспешно вставил флейту в чехол из мягкой коричневей замши, столь же неспешно убрал чехол с флейтой в седельную сумку и заговорил.

- Вы молоды, графиня. И, как это бывает в молодости, дух отваги наполняет ваше сердце, пусть даже и бьется оно в груди женщины.

Господи, - подумал про себя почтенный историк, - когда же это он успел так навостриться в средневековой куртуазности? Ведь всего неделя прошла... А почтенный депутат, тем временем, продолжал.

- И вот, вы полагаете, что быть отважным героем, царящим на поле битвы и сеющим смерть вокруг себя - это лучшее, что может случиться с благородным человеком, не так ли?

Короткий кивок леди Маго подтвердил, что все так и есть.

- Графиня, поверьте человеку, который старше вас в три с лишним раза, человеку, который много убивал и не раз лишь чудом избегал гибели. На свете есть сила, намного более могущественная, чем смерть.

Правая бровь леди Маго изогнулась, изображая вежливое любопытство.

- Эта сила - любовь, о которой поет моя музыка...

Неуловимое движение все той ж брови, и любопытство превратилось в откровенный скепсис. Впрочем, господина Дрона он ничуть не смутил.

- Позвольте мне рассказать историю, которую я услышал когда-то от своего отца. - Дождавшись утвердительного кивка, он продолжил. - В некоем королевстве жила не так уж и давно высокородная дама. И там же проживал молодой трубадур. Дама была юна, прекрасна, принадлежала к древнему и богатому роду. Трубадур же был, хоть и горд, но беден. Да и длинной чередой благородных предков похвастаться он тоже не мог. Так что до поры до времени дороги их не пересекались.

- Ну да, - иронически усмехнулась графиня, - а потом они встретились и полюбили друг друга. Ведь так всегда бывает в кансонах,  столь любимых при дворе ее светлости герцогини Алиеноры?

- Не так быстро, прекрасная графиня, не так быстро...

Глаза графини Маго в ответ на эту вольность слегка расширились, но как-то выразить свое возмущение по поводу столь явного пренебрежения этикетом она не успела. Ибо господин Дрон уже продолжал свой рассказ.

- Дело в том, что в королевстве этом произошел мятеж. Восставшие свергли правящую династию, и всем ее сторонникам пришлось, спасая свои жизни, укрыться в соседней стране. Бежала туда и семья нашей героини. К счастью, им удалось увезти с собой достаточно ценностей, чтобы ни в чем не нуждаться.

Ну, а наш трубадур - так уж получилось - вошел в ряды заговорщиков. И после успешной смены правящего дома стал богат и знаменит. Его стихи в чем-то напоминали столь полюбившиеся вам, графиня, сирвенты мессира Бертрана. В них так же гремела сталь, ревели трубы славных битв эпохи мятежа, рычала и завывала стихия, наполняя сердца слушателей ужасом и восторгом. И очень скоро слава трубадура дошла до самых дальних королевств моей родины.

Конь под господином Дроном остановился, и в ту же секунду как вкопанные встали те, кто мог слышать рассказ. Ни звука, лишь хриплое дыхание публики, позвякивание конской упряжи, да невнятные крики всадников в голове колонны, также тормозящих коней и пытающихся выяснить, почему все встали в арьегарде. Рассказчик же, не останавливаясь, все дальше и дальше плел нить своего повествования.

- Трубадур быстро стал украшением самых пышных и просвещенных дворов. Редкие празднования и поэтические турниры происходили теперь без его участия. И вот, однажды он был приглашен на поэтический турнир в ту страну, где нашла приют семья высокородной дамы. Они встретились... и сердце трубадура пропало для всех, кроме нее! Видеть ее, ступать с ней по одним дорожкам, дышать одним воздухом. Ни о чем другом не мог он более помышлять, кроме как о той, что пленила его сердце.  Более всего желая отдать ей всю свою жизнь без остатка. Но, увы, все было напрасно. Высокомерная красавица оставалась холодна к влюбленному поэту.