- Мы живем в страшные времена, Себастьяно.
- Почему, мессер?
- Все рухнуло, внезапно и сразу. И в империи германцев, и в империи сарацинов, и в империи ромеев. Все шатко и неустойчиво. Ничто не занимает положенного места. Ничего не предрешено. И, значит, все возможно. Ничтожные усилия могут привести к самым неожиданным результатам. А уж труд основательный, предпринятый с полным осознанием требуемых результатов и необходимых для этого средств, даст последствия, которые будут ощущаться столетиями. Иннокентий свой ход сделал. Но нужны ли нам те изменения, которые последуют за ним? И не должны ли мы противопоставить ему свои собственные усилия?
Собеседник дожа молчал, понимая, что ответа от него и не требуется. Он сейчас - не более чем возможность для мессера проговорить свои мысли вслух, дабы самому вслушаться в их звучание, на слух проверить их основательность и глубину.
- Иннокентий вбросил в европейский котел камешек, который уже не сегодня - завтра обернется лавиной. Лавиной, сметающей все на своем пути. Храбрый встречает ее лицом к лицу и погибает. Трус бросается наутек и погибает тоже. Умный отходит в сторону и остается жив. Что само по себе уже немало, но это и все его прибытки. - Старый дож на несколько секунд задумался. - И лишь воистину мудрым удается направить ее мощь туда, где это более всего соответствует их целям.
Что ж, благодарю вас, мессер Сельвио, я услышал необходимое. Сейчас мне следует подумать.
***
День спустя.
Остров Риальто,
Palazzo Dukale, 26 августа 1198,
Малый Совет Республики Святого Марка собрался сегодня по настоятельному требованию дожа Энрико в полном составе. Большая гостиная, примыкающая к Залу приемов, легко вместила шестерых человек, представляющих венецианские Сесьтере. Да-да, городские районы уже двадцать пять лет, как отвоевали себе свою долю политической власти, и теперь каждый из них выставлял советника, дабы присматривать за дожем и при необходимости ограничивать его власть. Приглашенный дожем председатель Кварантии и два его первых советника тоже были здесь, настороженно поглядывая на шестерых членов могущественной Синьории.
Девять человек, сидящие в гостиной - это были те, чьи предки веками создавали богатство и мощь Светлейшей республики. У окна с видом на затянутую туманом лагуну расположился Аугусто Партечипацио. Это его пращур без малого триста лет назад организовал похищение мощей Святого Марка из рук неверных. С тех пор евангелист всегда покровительствовал Венеции, не раз спасая ее жителей из самых, казалось бы, безвыходных ситуаций.
Мессер Аугусто не напрасно расположился у самого окна. Доносившиеся с улицы крики, ругань, шум и гомон города-порта наполнял душу почтенного купца радостью и заботой. Из окна была видна его усадьба вместе с примыкавшими к ней складами. Там шла разгрузка прибывшего вчера каравана с богатым грузом пряностей. Плаванье было удачным, работы теперь предстояло на многие месяцы вперед. И лишь настоятельная просьба дожа Энрико немедленно прибыть во дворец оторвала его от того, чтобы самому присматривать за размещением прибывших грузов.
Неподалеку от мессера Аугусто расположился Пьетро Кандиано, о чем-то негромко разговаривая с Витале Контарини. Именно пра-прадед Кандиано когда-то привел в Лагуну первый караван с пряностями, пройдя нанятыми кораблями вдоль всей Аравии, через Красное море, затем на верблюдах через пески Суэца, и вновь - уже своими собственными кораблями - через родные воды Средиземноморья.
А его младший брат Чезаре сумел дойти до самого халифа ал-Мути, покончившего, наконец, с бесконечными раздорами и разбоем в Халифате. И добился таки - уговорами, лестью, богатыми подарками - разрешения венецианским купцам на торговые операции в Египте. Так было покончено с посредничеством хитрых и жадных арабов, а казна республики стала еще быстрее наполнять полновесным золотом.
Вот Контарини резко возразил своему собеседнику, вскинув руки к потолку - явно призывая в свидетели всех святых - и начал что-то доказывать, быстро-быстро жестикулируя. В этом - все Контарини, нетерпеливые, быстрые, неспособные усидеть на одном месте. Семейство испокон веку имеет крупнейшие в Истрии и Далмации обороты по торговле живым товаром. Даже император всех варваров, Карл Великий (ха - "Великий"!) не смог ничего сделать с их бизнесом, как ни пытался.
Казалось бы, чего еще желать?
Но нет, уже в этом столетии неугомонные Контарини сумели как-то договориться с начальством ромейской патрульной эскадры, запирающей Проливы, и проложили дорогу через три моря, чтобы где-то там, в далекой Скифии, в устье реки Дон - ну что за варварское название! - создать новую факторию. Уже сегодня идущий оттуда товар составляет заметную долю в обороте, а ведь это фактически только начало! И грозные папские послания, запрещающие работорговлю им не указ. И правильно, кто может заставить свободного человека в свободной республике что-то делать против его воли?!
Фальеры, Орсеоло, Морозини, Флабьянико, Дзиани, Мастропьетро...- по этим именам можно изучать историю Республики, но они и сегодня крепко держат в руках все нити управления тем огромным могуществом, что как-то незаметно и постепенно сосредоточилось в Венецианской лагуне.
Покрытые изящной резьбой и позолотой створки распахнулись, впуская в гостиную Энрико Дандоло. Крепкий, несмотря на свои без малого девяносто, подтянутый, с навсегда въевшимся просоленным загаром - сорок первый дож Светлейшей республики направился к председательскому месту. Присутствующие - те, кто сидел - встали, в знак почтения к этому выдающемуся человеку.
Не тратя времени на предписанную дворцовым этикетом благодарственную молитву Святому Марку, Дандоло опустился на малиновый бархат кресла.
- Мессеры, благодарю, что сумели откликнуться на мое приглашение, хоть и прозвучало оно в неурочное время. Однако новости, которые нам следует обсудить, слишком важны, чтобы медлить.
Дож положил руку на принесенный с собой свиток. - Здесь копия буллы Иннокентия III с призывом к повторному освобождению Иерусалима из-под пяты неверных. - В зале мгновенно установилась полная тишина, пока грубый - весь в деда - мессер Орсеоло не выразил общее мнение:
- Не было печали!
- Uno avulso, non deficit alter, если отломить одну ветвь, сразу появится другая, - не преминул щегольнуть римской ученостью мессер Дзиани. - Мне казалось, после столь неудачно закончившейся экспедиции в святую землю, предпринятой Генрихом VI, мы на какое-то время можем забыть об этой проблеме. Тем более, сам Господь ясно высказал свое отношение к этому предприятию, послав Гогенштауфену лихорадку. Говорят, он выпил холодного вина в жаркий день, простудился и умер?
- Ничего себе лихорадка, - не унимался разошедшийся Орсеоло, - после которой почти два месяца исходишь поносом и умираешь от страшных болей в животе! Передайте мои поздравления мессеру Сельвио, мы все у него в долгу!
Лицо старого дожа, казалось, ничуть не изменилось, но в зале как будто резко похолодало.
- Мессер Орсеоло, мы все ценим ваше живое участие в делах Республики, но сегодня Совет обсуждает не прошлое, а будущее Лагуны.
- Прошу прощения, мессер, - опомнился оказавшийся вдруг в одиночестве Орсеоло, - просто мне совсем недавно доложили детали этой прошлогодней истории, и я хотел бы... - замявшийся Орсеоло вынул из кармана свернутый вчетверо лист бумаги и протянул его дожу. - Это вексель на предъявителя. Пять тысяч серебряных денариев. Мессер Сельвио может получить их в любой момент и в любой конторе нашего торгового дома. - Орсеоло оглядел членов Совета и уже более твердым тоном добавил, - полагаю, нам следует поощрять столь удачные инициативы...
- Несомненно. Впрочем, каждый член Совета вправе иметь собственную позицию по данному вопросу, - Энрико Дандоло встал, благо этикет не требовал от членов Малого Совета непрерывного многочасового сидения. Чуть покачивающаяся походка явно показывала, что грозный дож все еще чувствует себя на палубе боевой галеры, хотя уже много лет не видит даже собственных рук.
