Respice post te!

Hominem te memento!¹

Если ты читаешь это, значит, я уже умер. А если не читаешь, тогда я зря потратил десять минут своей жизни и мог повеситься раньше. Или что я там сделаю. Я еще не придумал. Вообще очень важно не тратить жизнь попусту, поэтому я решил… Нет, серьезно, почему ты еще не читаешь это письмо? Где ты ходишь? Можно было и предупредить, что задержишься, перед тем, как я решу его написать.²

Что я хотел сказать напоследок. Главное в жизни найти цель. Помнишь, как я нашел свою? Прибилась ко мне на улице, голодная, еле дышала, заглядывала в глаза и просила помощи. Ну, ничего, отмыл, откормил. И стала цель для меня значимая, еле в форточку пролезала. Как же она меня радовала. И я всегда шел к ней. Ну, а если б я ее купил? Так же фальшиво, как счастье на развес: холодное, сладкое, тягучее. Но быстро тает, оставляя после себя лишь воспоминание. И уже ты снова несчастлив. Почему-то все вещи, которые добываешь сам, гораздо ценнее и важнее тех, которые ты купил или тебе подарили. Да мне счастье никто и не дарил.

Десять минут прошли, а ты еще не читаешь мое письмо. Знаешь, как сложно писать? Мысли в голове кишат клубком червей, а ты пытаешься вытащить пожирнее и насадить его на крючок. Первый, второй, третий… и всё. Ступор. Сидишь и смотришь на этот клубок, а достойных твоего крючка, на котором прежде висели выигравшие в соревновании, уже нет. Вот сам я никогда не любил соревноваться: радости не приносит ни победа, ни поражение. Всегда найдется тот, кто жирнее и длиннее тебя. А я не хочу быть самым жирным на крючке. Я хочу просто жить. Но сегодня я умру. Я решил.

Эта идея родилась уже давно, просто я не говорил тебе. Роды проходили мучительно, но, когда она появилась на свет, одновременно наступило облегчение и радость от того, что я теперь не один. А сегодня она стала взрослой. К сожалению, другие мои идеи так и не выросли: кто-то умер подростком, кто-то в младенчестве. Были и мертворожденные. Хочешь примеры? Ну, вот как тебе идея лотереи: берем одно хорошее настроение и сотню плохих, перемешиваем. Тяни! В итоге одному играющему достанется хорошее настроение, остальным же плохое. Мне кажется, в этом суть любой лотереи, тогда зачем лишние звенья? Еще я знаю, как решить любой военный конфликт. До его начала нужно определиться, сколько солдат погибнет с каждой стороны с учетом военной мощи противников. А затем жребием выбрать и расстрелять необходимое количество. В итоге получим отсутствие разрушений и жертв со стороны мирных жителей. Странно, что меня посчитали сумасшедшим. Почему-то саму войну никто не считает сумасшествием. Кстати, познакомься, следующий покойник – фотоаппарат-переводчик. Работает так: направляешь его на иностранцев, щелк, а на фотографии уже все свои, земляки. Думаю, это помогло бы сгладить наши отличия. И вот уже китайца не отличить от корейца, итальянца от испанца, а русского от белоруса.

Или хорошо было бы создать такой город, где все тебе близки и понятны. Только представь. Организовываешь кампанию по отбору кандидатов. Выставляешь требования. Кто подходит, может жить в этом городе. Такой город идеальных для тебя людей, где каждый разделяет твои интересы и мысли, с каждым есть общие темы, никто не врет, не спорит. И всегда светит солнце. Но время идет. Им становится скучно, и они женятся. Всегда есть момент, которого ты не учел. И у идеальных родителей появляются неидеальные дети, которые уже не согласны с тобой. А на твое предложение выселить из города не понимающих тебя, возмущаются и те, и другие. И они уходят. Сначала одни, потом еще и еще. Остается тысяча, сто, десять, и вот ты уже стоишь на площади посреди большого идеального города, а вокруг никого. Но нужен ли тебе этот город без тех людей? Так ли он теперь идеален? Да и нужно ли столько одинаковых, похожих друг на друга? Мне бы хватило и одного.

Как хорошо было бы собрать человека из нужных тебе свойств и качеств. Основа, конечно же, верность. К ней пришиваем доброту и уважение. Наращиваем ласку и нежность. И вдыхаем любовь. И ты думаешь, что рад, да? А потом это создание душит тебя в своих сильных любящих объятьях, потому что ты опять чего-то не учел. Поэтому у нас есть только два варианта. Либо брать, что дадут, поработав немного инструментом, пообтесав под себя. Тогда ты можешь получить необходимое, а можешь сломать инструмент и потратить зря время и силы, после чего уже отпадет любое желание. Либо же ты можешь надеть старую потрепанную накидку, взять посох и отправиться в долгий путь. Истоптав в кровь ноги, разбивая чужие сердца и раня свое, уже почти разуверившись, ты обязательно найдешь то, что искал. Главное – знать, куда ты движешься, зачем и не пропустить нужный поворот. Каждый должен сам решить, что ему ближе. Каждому свое.

Однако есть у нас и общее: стремление к счастью, которое всякий, к сожалению, понимает по-разному. Только дурак тот, кто думает, что счастлив без любви, дарующей его после душевных страданий в тоске и одиночестве, словно выздоровление дарит радость и облегчение после долгой и мучительной болезни. Лишь болевший ценит здоровье, лишь страдавший ценит счастье. Но знай, дурак, не заменить его дурманом. Ни дурманом славы, ни дурманом денег, ни каким-либо другим. Хотя вряд ли он это прочитает. Дураки не читают, они пишут книги. Берут белую бумагу из столетней красавицы-сосны, перо из гуся, пускай не такого красивого, зато жирного от интенсивного кормления, усаживаются в кресло из кожи гордой коровы с грустными глазами, наливают себе богатый ароматами кофе, собранный дешевой рабочей силой, делают умный взгляд – это обязательно – и, поглаживая свою очень дорогую собаку очень ценной породы, пишут всякую ерунду. Просто исторгают тонны накопившегося в мозговом кишечнике на девственно чистые листы. Ну, а так как у меня нет собаки, нет кожаного кресла и пера из гуся, то можно сделать обратный вывод, что я и не дурак. Мне кажется, это достаточно простое умозаключение.

Вообще люди часто любят всё усложнять. Их заботят извечные вопросы «в чем смысл жизни?», «есть ли бог?», «есть ли любовь?», «когда зарплата?». Так вот. Запомни ответы и передай другим, так как по некоторым причинам я это сделать не смогу: «в счастье», «да», «да», «не позднее 15 числа». Думаю, я сейчас решил все мировые споры. Я даже вижу, как люди берутся за руки и выходят водить огромный хоровод. Преступники исправляются, дети не капризничают, молодые уважают стариков, старики не докучают молодым, политики не врут…

Погоди, я просмеюсь. Уходить из жизни нужно обязательно с серьезным выражением лица. Чтобы все понимали, как я страдал, как им будет плохо без меня. Ну, а если уйти с улыбкой на устах, захотят еще последовать моему примеру. А там, я полагаю, и так тесновато. Если учесть, сколько народа уже умерло за тысячи лет, пусть даже распределение идет поровну (хороших к папе, плохих к какому-то дяде), там большие проблемы с пробками и жильем. Поэтому я поспешу занять хоть какое-то место. Ну, или всё совсем плохо, как в лифте в час пик, и мне придется дышать в чью-то подмышку пару веков, пока я не повернусь и не заставлю дышать другого своей подмышкой. А если я попаду к дяде? Так еще и свет выключат. А у меня большие шансы теперь попасть именно к нему. Какие адские котлы, какие вилы? Пару веков в лифте без света с разными маньяками и прочими дурно пахнущими субъектами. Почему пару, спросишь, что дальше? А дальше выпустят на волю, где свежий воздух и яркое солнце, скажут, что навсегда, а через пять минут, не дав толком проветрить легкие, обратно в лифт к тем же товарищам. Почти так же кошмарно, как ожидание смерти приговоренным в течение долгих лет, только в моем случае смерть уже была, а облегчение не наступит.

Страшась этой жуткой неизвестности, люди обычно делятся на два типа в отношении смерти и послесмертия: «готов на что угодно, чтобы попасть в свет» и «закрыл глаза, я не вижу, значит, и меня не видят». Те же, кто всё отрицает, просто посильнее зажмурились. Но монстр под кроватью дышит, и глаза его сверкают. А я не отрицаю монстра, я отрицаю кровать. Я готов увидеть чудище в полный рост. Ведь у него, как у любого зверя, есть свои страхи. Да и в свет я не особо стремлюсь.