Рассказы Ивана Саввича Брыкина о 10 правителях России

(записанные и дополненные примечаниями правнуком его Иваном Снегиревым)

Предисловие

Мой прадед Иван Саввич Брыкин прожил без малого 115 лет. Всю свою жизнь он провёл в Измайлове, царском имении под Москвой: отец его был подъячим приказной избы, ведавшей всеми делами этого имения; Иван Саввич, выучась грамоте у сельского дьячка, поступил писарем в ту же приказную избу и также дослужился до подъячего, смотрителя измайловских дворцов. Он видел приезжавших сюда на охоту, отдых и веселье императоров Петра I, Петра II, императриц Анну Ивановну и Елизавету Петровну, равно как последующих императоров и императриц российских.

Они его тоже примечали и иной раз жаловали: Петр I подарил ему серебряный рублевик, промолвив: "Смотри же, береги, на орехи на пролакомь"; Анна Иоанновна отметила его смышленость и расторопность изустно, а Екатерина II - в особой грамоте, назвав Ивана Саввича "попечительным и усердным слугой всемилостивейшей государыни и прямым сыном Отечества"; наконец, Павлом I был он пожалован в коллежские асессоры, или, как говорилось тогда, в майоры.

Видя столь высоких персон и будучи отмечен их милостями, Иван Саввич не был расположен ни к спеси, ни к гордыне, напротив, отличался приятной простотой общения и приветливостью; дом его был хлебосолен и гостеприимен: каждый мог найти тут радушный без лести приём и угощение, чем Бог послал. К незваному обеду подавался обычно кусок домашней ветчины, лапша, яишница-верещага или глазунья, индейка с солеными лимонами, утка с такими же сливами, свежий варенец, белоснежный творог с густыми сливками. Вместо заграничных вин и ликеров, подносили гостям домашние многолетние наливки: малиновку, смородиновку, вишневку, рябиновку, розановку; в промежутках - янтарный мёд. Под конец обеда не обходилось без посошка на дорожку, что немцы называют Johannistrunk.

Отменно хорошим было у Ивана Саввича пиво, которое варили, по обычаю, в марте. Его пиво было пряное, тонкое, вкусное и здоровое, которое не густило крови, не действовало на голову - такое, как говаривал, шутя, Иван Саввич: "Хлебнёшь, упадёшь, вскочишь, опять захочешь". У Ивана Саввича этого русского напитка, без искусственных примесей, было три сорта: "дедушка", "батюшка", "сынок", по различию степеней крепости. Употребление такого пива рекомендовали доктора больным; его выписывали в Санкт-Петербург ко двору и в другие города, и даже в Пруссию.

Вместе с тем, Иван Саввич к пьянству склонности нимало не имел: разве что изредка позволял себе в приятельском обществе подгулять, следуя старинному правилу, что для произведения полезного переворота в теле, надобно хоть раз в месяц напиться. Опорожнив стаканов пять и даже десять пуншу, несколько рюмок домашней наливки и не одну кружку пива, он никогда не бывал пьян, но становился говорливым, весёлым и шутливым - у него винцо не связывало, не притупляло языка, но развязывало его. Имея твёрдую до глубокой старости память, Иван Саввич любил вспоминать про старину - она оживала в его речах, которые лились рекою; к ним приплетал он пословицы, прибаутки и притчи, которые и я у него заимствовал.

Всего не припомнишь, что я слыхал от Ивана Саввича в своей молодости, в памяти запечатлелись лишь некоторые рассказы его. Из них приведу наиболее примечательные воспоминания и рассуждения, надеясь со временем, если Бог даст, собрать все рассказы в одну книгу.

Иван Снегирев.

Петр I

...Государь Пётр Алексеевич родился у нас в Измайлове: старики, которые помнили царя Алексея Михайловича, отца Петра, и двор его, твёрдо говорили мне об этом.

Алексей Михайлович по натуре своей был рачительным сельским хозяином, основательным помещиком: он едва мог дождаться наступления весны, чтобы выехать в одно из своих загородных имений, из которых Измайлово любил более всего. Приехав сюда в мае, он обычно жил здесь до октября, занимаясь обустройством многих хозяйственных заведений, в числе коих были полотняные мастерские, стекольный и кирпичный заводы, ветряные и водяные мельницы и ещё многое другое, не считая скотных дворов, полей и огородов. Старики рассказывали, что по царском приезде, каждый божий день после заутрени в Измайлове начинался такой стук и грохот, что хоть вон беги! Алексей Михайлович самолично бывал там и тут, наблюдая за работами и давая необходимые указания; единственными тихими днями становились дни его выезда на соколиную охоту, которую он страстно любил и отводил ей немало времени в своём измайловском пребывании.

В год, когда родился Пётр Алексеевич, государь Алексей Михайлович, невзирая на то, что жена его Наталья Кирилловна должна была вскорости родить, выехал весной в Измайлово. Здесь Пётр Алексеевич и появился на свет, здесь потом прошли детские его годы, - но и в зрелом возрасте он часто приезжал сюда, не забывая места своего рождения. С родной сторонки и ворона мила!..

Я впервые увидел государя Петра Алексеевича, будучи лет одиннадцати или двенадцати от роду. Он тогда жил в Измайлове уже несколько дней, но я не имел возможности лицезреть его, поскольку всем служителям и детям их строго-настрого было приказано, чтобы они перед государем не мельтешили и глаза ему не мозолили. Но мне случилось как-то поутру пойти по отцовскому поручению на другой край усадьбы; проходя мимо кирпичного завода на берегу пруда, я заметил странного человека, который стоял возле большой кучи глины и разминал в руках её комки, при этом разговаривая о чём-то с мастерами.

Он был настолько странен, что я остановился и вытаращил глаза: чрезвычайно высокий, худой и жилистый, он был похож на огромного журавля - сходство усиливали непомерные длинные ноги, сутулость и привычка наклонять голову вперёд. В лице его, однако, не было ничего птичьего, скорее, что-то кошачье - сходство усиливалось жидкими усами, которые топорщились точь-в-точь, как у нашего кота Филимона. Одеяние незнакомца было столь же удивительно, сколь его облик: короткий засаленный халат едва прикрывал ноги; обут он был в войлочные чуни на кожаной подошве, а на голову был напялен вздыбленный рыжий парик, из-под которого торчали пряди собственных тёмных волос.

Я принял его за блаженного или юродивого, тем более что его правая щека постоянно дёргалась, а рот при разговоре кривился; к тому же, время от времени незнакомец издавал короткий лающий смех, вскидывая голову так, будто ему не хватало воздуха.

Рассматривая блаженного с удивлением и страхом, я не понимал, как его могли впустить в усадьбу, особенно при нахождении в ней самого государя. Моё удивление ещё больше усилилось, когда к незнакомцу подошли, кланяясь, как китайские болванчики, богато одетые знатные господа. Не отвечая на их приветствия, он бесцеремонно вытер запачканные глиной руки о пышные дорогие кружева на груди одного из господ, резко развернулся и быстро пошёл в сторону полотняного двора, вышагивая на своих длинных ногах, - ну, точно, как журавль! Знатные господа побежали за ним, смешно семеня короткими ножками и не переставая кланяться и льстиво улыбаться.

Неужели это был государь Пётр Алексеевич, царь всея Руси?.. Я поскорее выполнил поручение отца, чтобы вернувшись к нему, рассказать о виданном мною возле кирпичного завода человеке. Внимательно выслушав меня, отец подтвердил, что странный незнакомец и есть наш царь Пётр.