— Я? — переспросил Олеандр и одновременно выхватил из ножен меч. Толпа отпрянула, освобождая пространство. Гулос уклонился от удара, прогнувшись назад так, словно у него не было костей, резко выпрямился, и его клинки устремились вперед, пока не скрестились у самого горла Олеандра.

— Ты промахнулся, — сказал Гулос, — Ты слишком медленный, апотекарий. Занимайся своими ядами и слабительными, а фехтование оставь настоящим воинам.

— Как скажешь, брат, — ответил Олеандр. Он знал, что Гулос пока не станет его убивать, а с такого близкого расстояния можно было получше рассмотреть трещины на его горжете. После веков починки и золочения керамит ослаб на спайках. Стал уязвимым. Его можно было пробить одним ударом, и если все сделать точно, смерть не заставит себя ждать.

Гулос оттолкнул его, вложил клинки в ножны и усмехнулся:

— Ты для меня — всего лишь источник раздражения, Олеандр. Никогда об этом не забывай.

— Честное слово, каждый день вспоминаю, — ответил Олеандр, продолжая размышлять об уязвимости. Годы ушли на то, чтобы убедить Гулоса в его собственном превосходстве. Первый из Узников Радости был абсолютно уверен в том, что он сильнее. Что у него нет слабостей. И Олеандру нужно было, чтобы Гулос продолжал так думать до тех пор, пока не придет время от него избавиться.

Гулос засмеялся и похлопал его по плечу:

— Продолжай в том же духе.

Олеандр проводил его взглядом. Рабы разбегались перед Гулосом, как мальки перед акулой. Даже Дети Императора отходили в сторону — не из уважения к его рангу, а чтобы не быть в зоне досягаемости его клинков. Если Мерикс был наивен и сломлен, то Гулос — надменен и опасен. Оба они были слабы, но по-своему. Из них двоих Олеандр предпочитал Мерикса.

Гулос, как и Блистательный, был частью болезни, поразившей Третий. Пока он и ему подобные будут командовать, Дети Императора останутся расколотым легионом. Годы в глуши заставили его это осознать. Око было безумно само и сводило с ума всех, кто в нем жил. Но безумие можно было приспособить под себя и даже контролировать. Для этого нужно было лишь отдать власть в правильные руки и вырезать рак, поразивший элиты.

На самой периферии зрения что-то блеснуло. В толпе висела серебристая маска. На пределе слышимости раздался смешок. Стоявшие рядом рабы бросились в стороны, как испуганные птицы, но Дети Императора, продолжающие наблюдать за оглушительным представлением шумодесантников, ничего не заметили. Рабы были слабыми существами и легко пугались. Вокс Олеандра вдруг завыл от резонанса, и в этом вое послышался обрывок песни.

Он повернулся и вгляделся в толпу. Они были здесь, на корабле, в самом сердце вражеских сил. В прошлом он решил бы, что это невозможно, хотя и слышал рассказы о партизанских налетах на демонические миры и засадах в самых темных глубинах Ока, куда смели ступать лишь нерожденные. Но не теперь. Теперь он знал правду.

В прошлый раз все началось так же. С шепотов в толпе. С голосов в темноте. С теней в чреве зверя.

— Осторожно. Я знаю, что ты здесь, Идущая под Пеленой, — тихо сказал он.

«Может быть. А может, мы демоны, апотекарий».

Эта вокс-частота была частной, предназначалась только для него. Эльдары были умными и жестокими созданиями, но предпочитали не рисковать.

— Или же я просто сошел с ума. Теперь еще один апотекарий будет коллекционировать голоса наряду с кровью и плотью.

Он опустился на колено рядом с останками убитого Гулосом раба и взял образец крови.

Как и следовало ожидать, кровь была густой и грязной. Команду рабов регулярно разбавляли новыми партиями, но большинство все же поступало с нижних палуб. Они плодились там, в темноте, как крысы, и проживали короткие, тяжелые жизни, нередко обрывавшиеся во вспышке насилия. Века кровосмешения и излучения от Ока плохо сказывались на качестве породы, и среди них было много мутантов, но иногда из них можно было сделать что-нибудь интересное. Он как раз искал подходящих рабов, когда наткнулся на арлекинов. Или они его нашли. В самом низу, в неизведанной темноте.

«Сошел с ума-ума-ума. Нет, Олеандр. Ты не сошел с ума. Ты герой, Солнечный Граф, который пытается пробудить Царя Перьев, облаченного в лохмотья и печаль, чтобы вернуть его на войну и на трон. И ты прекрасно играешь свою роль…»

— Как вы вообще пробрались на корабль? — спросил он, пытаясь выманить какую-нибудь информацию.

Тишина. А затем смех. Не вставая, он наклонился вперед и схватился за голову. Безудержный хохот впивался в мозг, как клинок, прогоняя все мысли. Олеандр заскрипел зубами, терпя, смакуя боль.

Смех оборвался внезапно и, увы, очень скоро. Олеандр огляделся. Похоже, никто ничего не заметил.

«Иди, иди, иди — увидишь…»

Олеандр с рыком поднялся.

— Я так и сделаю. Нам многое надо обсудить.

— Я так понимаю, ты принял решение?

Байл проигнорировал демонов, которые извивались и кружились рядом в уродливой пародии на похоть. Они надули губы и, продолжая кружиться, отодвинулись, чтобы их нельзя было достать хирургеону. Они не заслуживали внимания, будучи лишь материализацией чистых эмоций, плодом больной психики Блистательного. Если они и разговаривали, то лишь голосом подсознания. Байл прокашлялся и повторил вопрос.

Блистательный, гладивший одно из своих созданий по горгоньим волосам, обернулся.

— Да. Где Олеандр?

— Возобновляет старые связи, — улыбнулся Байл. Отчасти это было правдой. Олеандр, без сомнения, что-то задумывал, пытался занять выгодное положение перед неизбежным. Байл был не против, пока это не вредило главным целям.

— Ты меня удивил, — сказал Блистательный — Старый Фабий бросил бы предавшего Олеандра умирать заслуженной смертью.

— Это лишь доказывает, что ты никогда меня не знал. Я терпеть не могу, когда что-то теряется напрасно, Касперос. Мне это претит. Даже от самого непримечательного обрывка плоти может быть польза.

— Олеандр говорил то же самое. Как вижу, он хорошо выучил твои уроки. Как ты будешь помогать мне с моей стеной, Фабий? — спросил Блистательный, поднимая гололит, который Байл ему оставил, — Как ты поможешь мне взять Лугганат?

— Эльдары способны учуять твое приближение. Поэтому мы притупим их чувства.

Байл махнул рукой, и кряхтящие пробирочники, которых он с собой привел, осторожно выкатили вперед тяжелый резервуар с питательным раствором. Охровая жидкость тихо побулькивала, а магнофильтры по бокам от стеклянного бака монотонно гудели. В растворе висел плод многочасовых трудов как человеческих рук, так и машины — клубок нейронов, скрещенных из мозгового вещества более сотни псайкеров, которых он извлек из своей коллекции.

— Что это? — спросил Блистательный, протягивая руку к резервуару. Байл железной хваткой взял его за запястье.

— Нечто хрупкое, — ответил он и отпустил Блистательного. Демоны возбужденно зашипели на него. — Осторожно со стеклом. Оно старше твоего корабля, и заменить его непросто.

— Похоже на клубок нервов.

— Ты прав. Отчасти. Это свежевыращенные нейроны, скрещенные с материалом от нескольких людей. На каждом этапе к ним добавлялись образцы, взятые у нашей пленницы, чтобы нивелировать различия между человеческой и ксеносской центральными нервными системами. Они полностью объединены, и угроза отторжения находится на приемлемом уровне. Теперь их можно имплантировать и активировать.

— Все это замечательно, Фабий, но оно не похоже на оружие. — Блистательный вгляделся в моток нервной ткани и провел пальцем по вогнутому стеклу. Байл нахмурился, но промолчал, — Что оно делает?

— Оно будет испускать психические миазмы… Туман для разума, настроенный специально под мозговые импульсы нашей добычи. С ним можно будет подобраться к ним незамеченными, — Байл улыбнулся: — Это очень тонкая работа.

— И как оно действует?

— Через имплантацию, как я уже сказал. Ее надо будет наложить на имеющуюся нервную ткань, а затем напрямую подсоединить к центральному когитатору «Кваржазата». Принцип примерно как у поля Геллера. С ним эльдары смогут нас видеть, но не смогут чувствовать. Пока не будет слишком поздно.