Но испытания на этом не закончились. Через несколько дней у меня отказали почки. Доктор предвидел и этот поворот событий, поэтому даже не удивился, когда увидел мой вздутый, как у беременной, живот. «Асцит, – спокойно констатировал он. – Это когда моча практически не выводится из организма». Но и тут он придумал блестящий ход.
Сделав иголкой прокол в животе, он провел от нее трубочку, которая выводила в рядом стоящем тазу все излишки воды.
– Победу праздновать еще рано, – предупредил он родителей. – Эта процедура может оказаться бесполезной, если организм так и не начнет приходить в норму. И все придется повторять.
Однако на этот раз его мрачные прогнозы не оправдались, и я уверенно пошла на поправку, встав с постели спустя месяц нахождения в ней. Единственное, в чем доктор оказался опять прав, так это то, что скарлатина ослабила мое сердце, которое с тех пор уже никогда полностью не восстановилось.
Особая школа и пророчества доктора
Я сильно переживала, что мне пришлось пропустить целый месяц школы. Школа была не абы какая, а экспериментальная, и я ее очень любила. Там, помимо обычных школьных предметов, девочек учили кройке и шитью, в котором я, к слову, не очень преуспевала, готовке и даже бальным танцам!
Нас было поровну: 17 мальчиков и 17 девочек, и все мы были необыкновенно дружными. Кроме того дружили и наши родители, а ведь, несмотря на так называемое равенство, семьи были совершенно разными: семьи врачей, учителей, рабочих и местных богачей.
Тем не менее, никто не чувствовал каких-то социальных различий, ни во время поступления, ни во время учебного процесса. Поэтому я и не хотела ударить лицом в грязь и решила, во что бы то ни стало быстренько наверстать пропущенную программу.
Родители мне в этом особо не могли помочь: мама Лиза (нареченная Лея) – добрейшая женщина, обладающая множеством достоинств, которые непременно пригождались в семейной жизни. Но она была абсолютно не образованна, то есть официальную школу никогда не посещала. Откуда она умела читать – а в доме всегда было множество книг, к которым мы все имели пристрастие, – для меня до сих пор остается загадкой. Она даже изобретала слова, и никто не ставил под сомнение их право на существование.
Папа Миша – а по-настоящему Мойше Абрамович – щуплый невысокий мужчина уже переступивший свой сорокалетний рубеж, хоть и являлся личностью совсем не темной, стремящейся к постоянному культурному развитию, но в школьных делах тоже мне был не помощник. Он работал на лесозаготовках в пригороде Воронежа, в семье местных богачей, для которых стал непререкаемым авторитетом. Ему настолько доверяли, что весь процесс добычи древесины из множества принадлежащих им лесных гектаров, лежал полностью на нем. Никто его не контролировал, и семья не уставала нарадоваться столь толковому и надежному работнику, разбиравшемуся одинаково хорошо и в древесине, и в людях. Однажды жена хозяина заявила: «Дядя Миша, пожалуйста, впредь никаких баночек со своей едой. На обедах мы хотим видеть Вас за нашим столом».
Отец был для меня не только ориентиром, но и безотказной поддержкой. Когда я озвучивала свои стремления, он всегда относился к ним с пониманием, воспринимая меня не просто, как свою дочку или несмышлёную младшеклассницу, а как вполне сложившуюся личность со своими желаниями и мечтами.
Кто еще оказал на меня немалое влияние, так это доктор Гардвиг, который продолжал меня навещать. Под предлогом осмотра, он засиживался со мной за долгими беседами и делился наблюдениями.
Он поведал, как быстро развивается официальная медицина. Он предвидел – и спустя несколько десятков лет его предсказания полностью подтвердились, – что скоро наступит эра медицинских центров с продвинутым оборудованием. И медики научатся предупреждать многие болезни с помощью открытия различных вакцин, которые спасут жизни множества людей. Но в то же время и многих погубят. Он предчувствовал, что совсем скоро появятся новые поколения препаратов, которые смогут бороться со многими болезнями (в те времена в СССР даже пенициллин еще не открыли).
Но есть у этой ситуации и обратная сторона медали: у лекарств будет множество побочных эффектов, которые станут источником новых проблем со здоровьем. Добро может обернуться злом, особенно если использовать эти фармацевтические изобретения неразумно и чрезмерно, и перекладывать на них ответственность за свое здоровье.
Говорил он и о том, как важно соблюдать режим дня, пить много воды. Как важно не переедать и в то же время питаться разнообразной пищей, а не выбирать себе два-три любимых блюда и ими ограничиваться. Но и тот факт, что целые поколения питаются в рамках одних и тех же представлений, для него не означал правильности. Он имел в виду потребление говядины, свинины и прочих мясных деликатесов, таким образом, деликатно намекая на вегетарианство.
Не уставал он повторять и про физические нагрузки – не просто в огороде поработать и прогуляться до колодца, а именно целенаправленные, на разные участки тела. Но и перенапрягаться не советовал.
Он также был уверен в том, что врач должен быть многопрофильным и видеть пациента целиком, а не поделенным на отдельные органы, чтобы не потерять связь между причиной и следствием.
Пожалуй, его беседы и зародили во мне желание стать врачом, этаким земским доктором, живущем при народе и с народом…
Вскоре доктор исчез. Поскольку он жил один, никто не кинулся его сразу же искать. А потом стали ходить слухи, что его арестовали – на дворе свирепствовали 30-е, когда Сталин и его прислужники подозревали всех и каждого в шпионаже. А уж немцев – как пить дать. Мне было грустно потерять такого друга, собеседника и спасителя в одном лице. Тогда я еще не подозревала, что это будет одна из первых в страшной череде потеря.
Семейные тайны
Еще до женитьбы мой папа купил остов дома. Сохранился документ с отцовским каллиграфическим почерком – это при том, что в школу он никогда не ходил, – где подробно описано, сколько и каких материалов было приобретено для его становления. Потом этот дом постепенно достраивался, да так, что соседи заглядывали и дивились, какой невиданный проект затеял мой отец.
Сам дом был не очень большой, но уютный. В салоне две стены были выложены плитами – по тем временам неслыханное нововведение. Зимой они всегда были теплыми, так как по ним проходило тепло от установленной в коридоре печи. В туалете красовался мраморный умывальник – помню, как мама Лиза всегда содержала в чистоте эту семейную гордость.
Другим предметом всеобщего восхищения являлся бамбуковый туалетный столик: в стенках его красиво переплетались прутья бамбука, а поверхность полок была похожа на мягкий мох, который приятно льнул к руке.
Мама Лиза прекрасно вписывалась в этот замысловатый интерьер – красивая молодая хозяйка, всегда в элегантных платьях, то с расшитым поверху бисером, то с открытым декольте, но никогда не в халате или домашних тапочках. Их познакомили, когда ей еще и двадцати не было, и она полюбила не только своего ненаглядного Мишу, который другим мог показаться тщедушным и совершенно невзрачным, но и всю его огромную семью, а точнее еще одиннадцать братьев и одну сестру, ради появления которой дети все множились, и семья разрасталась.
Таллеры не прогадали: появление младшенькой Любы привнесло в мужское население дома особую радость. Она такой и выросла: веселой, шаловливой, невероятной болтунишкой, которой многое прощалось ее старшими братьями. Вот и сейчас, несмотря на то, что она уже была замужней женщиной, что налагало статусом некую степенность, она влетела в наш дом как весенний порыв ветра, не признающий никаких преград на своем пути.
Сегодня был традиционный воскресный обед, на который собирался основной костяк семьи. Иногда мы всеми располагались в гостиной, но когда была хорошая погода, обед переезжал в сад, где столы расставлялись прямо под сенью деревьев.
