Что это была за ночь! Ни минутки не поспав, мы лежали на диване и смотрели друг на друга влюбленными глазами. Целоваться целовались, но ничего больше, и так счастья было выше крыши.

В 6 утра поехали на Казанский вокзал. Время в запасе было, и мы решили посидеть в скверике рядом с вокзалом. Все скамейки оказались свободны, рано еще было. Мы сели на скамейку; после бессонной ночи клонило в сон, и все вокруг казалось каким-то нереальным.

Мужчина, судя по всему из высотки, гулял там же с собачкой. Подойдя к нам, он вежливо поздоровался и сказал, что не встречал более красивой пары. Не помню, что я ему ответил, запомнилось лишь то, что, когда он ушел, мы с Ветой долго еще смеялись над его словами. Потом она уехала, и опять мы стали через день писать друг другу многостраничные письма. Понимаю, что это читается как сказка, но поверьте: все так и было.

На следующие зимние каникулы я поехал в Хотимск вместе со старшим братом Борисом. Приехав вечером в Коммунары, мы узнали, что автобуса нет и не будет. Пурга так замела дорогу, что автобус даже не смог выехать из городка. Что же, дело привычное, и мы стали думать, где провести эту ночь.

В маленьком помещении вокзала даже сесть было негде. И тут прошел слух, что в Боханы, деревушку километрах в десяти от Хотимска, идет трактор с тракторными санями, заполненными мешками с мукой. Мы с Борей решили, что 10 километров меньше, чем 40, да и ночевать было негде, и отправились искать этот трактор. Старенький гусеничный ДТ-54 с огромными тракторными санями, заполненными мешками, готовился двинуться в дорогу. Мы влезли на эту гору, где уже сидело 8–10 отчаянных человек, и вскоре поехали.

Пурга бушевала вовсю, но поскольку скорость наша была 4–6 километров в час, то, если замерзали, можно было пробежаться за санями по пробитой ими колее. Надо сказать, что дубленки тогда не носили, модным было коротенькое тонкое пальтишко, так что бегали за трактором практически все.

Приехав в Боханы, мы узнали, что тракторист готов довезти нас до Хотимска, если мы с каждого соберем по рублю. В то время автобусный билет «Хотимск – Коммунары» стоил шестьдесят копеек, но мы были такие замерзшие, что согласились бы на любую сумму. К утру были уже дома, чем несказанно порадовали родителей, знавших, что автобуса не было.

Вечером я решил сходить в кино, а заодно посмотреть, не придет ли Вета. Она написала мне, что будет в Хотимске чуть раньше меня. Однако в кинотеатр она не пришла. Когда фильм закончился и в зале зажегся свет, ко мне подошла ее младшая сестра, учащаяся местной средней школы. Она сказала, что сестра будет ждать меня завтра в 9 вечера в парке у кинотеатра. Я прекрасно знал этот парк, где в августе мы гуляли по вечерам. Однако сейчас была зима, и снега там было изрядное количество. Это меня не испугало. Окрыленный, я пошел домой и завалился в кровать – предыдущей ночью спать было не очень комфортно.

Промаявшись день, я еле дождался вечера и отправился в парк. Через несколько минут появилась Вета, которая была необыкновенно хороша. Она сказала, что за это время вышла замуж за факультетского комсомольского вожака, как посоветовали ей подруги. Муж ее часто ездит в командировки, и она с ним почти не бывает. Поскольку она его не любит, то может, если я захочу, тут же перейти ко мне.

Сказать, что я был ошеломлен, – ничего не сказать. Я был просто раздавлен. Теперь мне стали понятны ее редкие короткие письма с описанием природы и погоды. Во мне взыграл юношеский максимализм, я наговорил ей обидных слов, и она в слезах убежала. По дороге домой я подумал: может быть, зря я не взял ее той августовской ночью, может, тогда все было бы по-другому?.. Но, как говорится, история не имеет сослагательного наклонения. Так и закончилась моя первая чистая юношеская романтическая любовь.

Палеонтология – очень важная часть геологии. Палеонтологи определяют возраст горных пород по останкам давно вымерших животных, которые в них находят. В настоящее время нет более точного способа узнать возраст образца. Метод с красивым названием «радиоуглеродный» имеет в разы меньшую точность, и применяют его только для слоев, бедных фауной. Например, на территории Крыма распространена таврическая серия, где на огромных пространствах практически нет никаких останков.

На нашем курсе была группа палеонтологов, насчитывающая 10–12 человек, однако, несмотря на важность этой науки, никаким авторитетом они не пользовались. Первое место занимали геофизики, затем шли геохимики, потом – гидрогеологи, геологи, нефтяники и т. д. и т. п. Палеонтологи в этой иерархии занимали последнее место. Может быть, дело было в том, что набирали в эту группу людей, имеющих минимальный проходной балл. Или в том, что эта наука не считалась творческой, для работы требовались только усидчивость и память. Ведь надо было запомнить сотни наименований давно вымерших животных и растений – от видимых только в микроскоп до гигантских мезозойских моллюсков, достигавших в диаметре больше метра.

Кроме того, необходимо было знать, когда они жили. Племя палеонтологов для лучшего запоминания каждому ископаемому придумало стишок. Типа «трилобит имел три глаза, жил в ордовике, зараза» или «настоящий белемнит был в силуре знаменит».

Эти ребята сдавали экзамен по палеонтологии, остальные второкурсники ограничивались зачетом. Правда, и зачет получить было непросто. Для этого надо было предъявить конспект лекций и рабочую тетрадь, где собственной рукой зарисовать окаменевшую фауну. Если с конспектом проблем не было – всегда можно было у кого-нибудь одолжить, то с тетрадью дело обстояло не так гладко. Иногда принимающий зачет преподаватель просил нарисовать какую-нибудь ракушку и сравнивал ее с нарисованной в тетради: если чувствовалась другая рука, то студенту приходилось плохо.

Все это мы знали, и поэтому, стиснув зубы, приходили в хранилище образцов и рисовали. Я считал себя самым плохим рисовальщиком на курсе и откладывал это занятие, сколько можно. В апреле, когда дальше тянуть уже было нельзя, я пришел в хранилище и сел за стол с образцами фауны. Рядом сидела девушка и что-то рисовала в своей тетради. Чтобы хоть на мгновение оттянуть процесс рисования, я одним глазом заглянул в ее тетрадь. И мне стало понятно, что я напрасно присвоил себе звание «самый плохой рисовальщик курса». Выходившие из-под ее руки монстры вообще не имели ничего общего с реальностью. Забыв о своей робости, я спросил у нее, чем это она так занята. Нисколько не смутившись, девушка объяснила мне, что зарисовывает фауну, поскольку у них очень строгий преподаватель палеонтологии, а зачет нужен. Мне тоже нужен был зачет, и, разговорившись с ней об этом, я узнал, что она из группы геохимиков и зовут ее Таня Григорьянц.

Надо сказать, что среди 27 геофизиков было только 6 девушек, соотношение полов у геохимиков было примерно таким же, но у них преобладали женщины. Видимо, такая зависимость показывала, что в геологии для мужчины лучше быть геофизиком, а для женщины – геохимиком. Я знал, что многие мои друзья дружат с девушками из группы геохимиков, и решил продолжить это знакомство и проводить ее до дома.

Жила она на улице Герцена, в центре города, так что два часа на дорогу из МГУ до дома и обратно можно было считать потерянными. По дороге от метро к ее дому к нам подошел парнишка. Он был повыше меня и одет по тогдашней моде в короткое серое пальто. По-блатному растягивая слова, он сказал: «Ну, здравствуй, Та-ню-ша». Слегка смутившись, она представила нас друг другу. Я узнал, что это Гарик из Ростова. То ли баянист с турбазы, то ли роялист из консерватории. За давностью лет воспоминания притупились. А вот то, что музыкант нарывался на драку, я помню, но после перенесенного на зимних каникулах стресса мне не хотелось в нее ввязываться, и я ушел, оставив их друг другу. Назавтра была последняя общекурсовая лекция по истории КПСС, и на ней надо было поприсутствовать.

Дело в том, что у геофизиков и лекции, и практические занятия вела дама, которая особо активным учащимся ставила пятерку автоматом, то есть студент получал оценку «отлично» и не приходил на экзамен. Но для того, чтобы попасть в эту привилегированную когорту, необходимо было сделать пару докладов на семинарах и как-то проявить себя на лекциях. До сих пор мне это удавалось, и я был избавлен от зубрежки трудов классиков марксизма-ленинизма.