— Ложись обратно, хочу погреть тебя хорошенько, — сказал Люциан и поманил главнокомандующего к себе.
Молох-Маркус раздумывал, ложиться ему или нет, но в конце концов лёг спиной к генералу, чтобы поцелуи продолжились. Главком был похож на сердитого дворового котёнка.
========== Съёмки: зарисовка #1 ==========
Молох с упоением ласкал Люциана. Их тела сплелись в причудливом и медленном танце. Молох, разумеется, был ведущим и направлял Моргенштерна в нужное русло: придерживал мужчину за бёдра и покровительственно, с желанием на него поглядывал. Люциан был великолепен. Оседлав партнера, он двигал тазом и изгибался в спине, то и дело выпячивая грудь, изображая танец живота. Не хватало множества золотистых украшений, которые бы позвякивали при движении.
— Похотливая потаскушка… — промурлыкал Молох с прищуром и стиснул бёдра Люциана сильнее — как бы не осталось синяков…
— Снято! — командует дежурный голос режиссёра. — Отличная работа, Бьёрн! Ты великолепен! Похлопайте нашему приятелю Бьёрну Даллену, одному из самых высокооплачиваемых актёров в Голливуде! — с толикой сарказма объявил режиссёр и отхлебнул ягодного чаю.
Взгляд у него был такой, словно он был недоволен тем, как Бьёрн Даллен, он же Молох, отрабатывал свои деньги. Как будто он не выкладывался на полную, не вживался в Молоха полностью, не брал Люциана, Джабраила Джонса, со всей страстностью прямо на камеру, как заправский порно-актёр. Между прочим, именно поэтому Бьёрн так много требовал за съёмки: не так уж просто сыграть страстную и всепожирающую любовь на камеру. Поди подыщи такого же чувственного и поражающего воображение здоровяка.
— Извини, я опять обозвал тебя, — Бьёрн покраснел и потому проговорил всё тихо.
— Подайте мне мой халат, — бесцеремонно и холодно скомандовал Джабраил. — Ничего, — кивнул он Даллену, — бывает, — и снова отвернулся. — И сигарету!
Слез с мужчины Джонс так деловито, будто каждый день седлал по жеребцу. Дежурно и совсем не чувственно, не так, как делал это на камеру. Бьёрн так и остался с возбуждённым членом в одиночестве. Чтобы не слишком им светить, он присел на постели и закрылся простынёй. Даллен с печалью проводил Джабраила взглядом и вздохнул. Конечно, на экране они — одна из самых известных гейских пар, но в жизни… В жизни всё, конечно же, иначе. Бьёрн не знал, чем объяснить холодность Джабраила: то ли тот завидовал его гонорарам, то ли сам по себе был такой. Много лет совместной работы не приоткрыли ни одного занавеса, скрывающего какую-нибудь дьявольскую тайну. Нет, конечно, они иногда выбирались на корпоративы, где Джонс изрядно напивался, но даже тогда он не становился ласковее. Бьёрн всё воспринимал на свой счёт.
«Я определённо что-то неправильно делаю», — подытоживал Даллен сам про себя и кутался в любезно поданный халат.
Царила зима, а потому на съёмочной площадке было слегка прохладно. Проблему с отоплением решали, но не очень расторопно. Режиссёр сидел в двух свитерах, пил горячий чай и тихо матерился, согреваясь лишь в моменты, когда надо было сказать «начали», «снято» или прочитать лекцию актёру на тему того, кого он должен отыгрывать. Кто-то обижался, кто-то внимал, а кто-то — скандалил. Например, Венцеславу Рауху не очень нравилось выслушивать нравоучения, поэтому он всегда сносил плохо висящую, по его мнению, дверь с петель и доводил чью-нибудь ассистентку до слёз.
Люциста, она же Абигейл Адамс, сидела неподалёку от режиссера, закутавшись в полушубок, и курила, наблюдая за тем, как голубки занимаются сексом. Она давно привыкла к порно-сценам и потому не испытывала ничего, кроме спортивного интереса: произойдёт ли что-нибудь новенькое? Абигейл была приятной женщиной и в жизни: она здорово болела за Бьёрна и осуждала холодность Джабраила, на которую так часто жаловался первый. Они были друзьями, поэтому Абигейл поднялась со складного стула, на спинке которого красовалось её имя, и подошла к Бьёрну, чтобы предложить ему покурить.
— Не хочу, — поморщился Бьёрн.
Он не очень любил курить, поскольку считал это вредной привычкой, однако иногда баловался. Если, например, станет уж слишком обидно за себя. Конечно, Джонсу привычка курить очень подходила к стервозному характеру. Он даже как-то слишком жёстко держал сигарету в руке: зажимал между пальцев, как будто боялся, что та решится выскользнуть из его рук. Прецедентов пока не было. То ли благодаря крепкой хватке, то ли — неодушевлённости сигареты. Одушевлённые сигареты — что за вздор. Но Бьёрна такая мысль могла бы позабавить, особенно если бы она была высказана кем-то из друзей в тёплой обстановке. Ему вообще нравились всякие милые глупости. И сам он был глупым, но довольно милым амбалом. Такие встречаются редко, но всё же существуют. Почему их не видно? Они сидят дома и вяжут с мамой свитера, когда не надо идти в качалку, ходят на курсы для будущих кулинаров, стоят в книжном в отделе зарубежной литературы в поисках очередного романа и мечтают. Помимо всего этого, Бьёрн отдавался работе со всей страстью и папарацци не любил: уж слишком отчаянно они пытались залезть в его личную жизнь, секретов которой ему бы не хотелось выдавать раньше времени.
— Не слушай Готье, — улыбнулась Абигейл, — он всё время чем-то недоволен. Кажется, ещё чуть-чуть, и он захочет переснять весь «Вольно, генерал» с начала. Влетит в копеечку, но, может, он хоть чем-то станет доволен.
— Да нет, он прав, я, наверное, опять о чём-то задумался, пока смотрел на Лю… на Джа, — вздохнул Бьёрн и отошёл к столику с кофе и пирожными. — Он наверняка опять будет злиться и поцарапает мне спину.
— Тебе же это нравилось? — хмыкнула она.
— Нравилось. Я люблю, когда он так делает в порыве страсти, а не мне назло. Мама опять будет спрашивать, откуда у меня царапины, и мне опять придётся врать, — с печальным видом поведал Бьёрн, отпивая немного кофе с молоком.
— Она до сих пор не знает, в чём ты снимаешься? — поражённо спросила Абигейл. — А когда ты ей скажешь? Рано или поздно она узнает!
— Как? Если только подключит себе канал «Ночной», в чём я очень сомневаюсь, — слабо улыбнулся Даллен и посмотрел на нервно курящего в сторонке Джабраила Джонса.
Хотелось подойти и обнять его, поделиться теплом и отнять наконец злополучную сигарету, чтобы тот не портил себе здоровье. Объять собой эту тонкую, пусть и тренированную, фигурку, чтобы не страдал.
«Я бы прогнал все твои печали, если бы ты мне позволил», — с улыбкой и задумчивостью подумал Даллен.
Абигейл поймала этот взгляд побитой, но верной собаки и хохотнула.
— Тебе нравится Джабраил! — ловко вывела она.
Картиночка сложилась.
— Тише ты! — шикнул Бьёрн. — Он услышит, и мне конец.
— Что услышит? — подошёл Кальцифер, он же Йен Уильямс, с кружкой кофе и похлопал глазками, как будто не подслушивал последние пару минут.
— Что Бьёрну нравится Джа! — быстро выдала Абигейл.
Йен похлопал глазками снова и хмыкнул.
— Ну, это дело житейское. Пресса просто взорвётся. Папарацци будут в восторге. Такая пара!..
— Ничего не взорвётся, — оборвал его Бьёрн. — Никто не должен об этом знать. Умоляю вас, молчите, — голос его становился всё тише, чем стыднее ему становилось.
— Жаль, я бы погулял на вашей свадьбе, — усмехнулся Йен Уильямс. — Вы хорошо смотритесь вместе. Было бы иначе, никто бы не раскупал ваши DVD. Для порно-индустрии вы просто находка, хотя Готье, конечно, так не считает. Ох, надеюсь, не придётся переснимать сегодняшнюю серию, у меня всё болит, просто всё! Этот Раух изъездил меня всего вдоль и поперёк. Ужасное хамло, а мне приходится с этим мириться. Тебе ещё повезло, Бьёрн, что твой партнёр не он.
— Ты, кстати, хотел начистить ему за Джа, — напомнила Абигейл. — Не передумал?
— В следующий раз обязательно начищу, — пообещал Бьёрн скорее себе, чем остальным.
Да, в нём была сила, но, чтобы высвободить её, необходима была решимость, которой Даллену недоставало. Он помнил, что рано или поздно надо это сделать, да вот всё не мог дождаться удобного момента. Каждый раз его вовремя останавливали. Только срываешься, и вся съёмочная группа тут же вмешивается. Нет, однажды он дождётся удобного момента и возьмёт с Рауха сполна.
