Хозяин вышел, вынес деньги, десятками, сказал:
- Перечти...
Митька послушно пересчитал, начал благодарить, прощаться. Холюша сказал:
- Тоже надо бечь. На ферму. Ребят попросить соломки подвезть.
- Зачем тебе солома? Подстилать?
- Не, скотину кормить.
- Сена, что ль, мало?
- Сенцо-то есть, слава богу, должно хватить. Да соломка ныне неплохая, ячменная. Едовая соломка. Я ее с сенцом перебиваю, гормя горит.
Дело было сделано, деньги лежали в кармане. И Митька позволил себе подкузьмить Холюшу.
- У тебя, говорят, гармошка хорошая? Дал бы поиграть.
- Да ты ж не могешь, - не понял или притворился Холюша.
- На твоей гармошке, - многозначительно сказал Митька, - я бы сыграл. Так сыграл, что чертям тошно было бы, - он засмеялся и пошел восвояси.
Нужно было побыстрей деньги отнести да подумать о выпивке.
3
Солому привезли вечером. В темноте Холюша лишь разобрал, что воз хороший, с верхом тележка.
- Ох и добрая солома,- сказал тракторист. - Да много наложили. За нее, Холюша, надо бутылку да еще самогонки влить. Гляди, воз какой.
- Разве я жадаю,- ответил Холюша. - Я всегда говорю, накладайте поболе. А они чудок накидают. Чтоб я скорее опять пришел.
Холюша не пожадничал: бутылку магазинной водки принес и самогонки. Он был доволен.
А утром, когда развиднелось, оказалось, что зря он расщедрился. Солома была почти вся смерзлая. Как с самого верху, со скирда сняли оберемок, так и положили на тележку. Холюша с досады чуть не заплакал. Бросил все дела и захромал в контору. Но бригадир ему раньше встретился, возле клуба. Только Холюша начал свою беду объяснять, жаловаться, как тот его остудил:
- Так тебе и надо. Не будешь бутылки на ферму таскать.
На том и кончился разговор. И поплелся Холюша восвояси. А когда управился на базу со скотиной, снова к оберемку соломы вернулся. Надо было его до ума доводить.
Здесь и застала Холюшу милиция. Подкатил газик, из него двое вышли, в шинелях. Холюша, увидев их, оробел, вилы опустил и глядел, как они подходят.
- Здорово, дед...
- Здравствуйте,- с робостью ответил Холюша.
- Рассказывай, какие к тебе гости приезжали? Чем обидели?
У Холюши тотчас испуг прошел.
- Меня, сынки, всяк обидеть норовит,- начал он жалобно. - Нижут и нижут. Вон солому привезли, радуйся... А на кой она такая сдалася?.. Все руки об нее оборвешь. Для старого человека, для инвалида... И совесть их не мытарит... А к бригадиру не подходи. Он тоже ихнюю руку держит.
- Солома, ладно,- остановили его. - С соломой вы уж как-нибудь сами. Ты нам про ночных гостей расскажи.
Холюша все рассказал. И рассказал, и показал. Битый час милиция с ним ходила. По забазью, по огородам и дальше по следам, на луг, за речку. Дни стояли покойные, и следы нисколечко не замело. Все было видно явственно, как и в первый день.
Милиция не только глядела, но фотографировала, рулеткой замеряла. И Холюша ободрился. "Эти враз сыщут, - думал он. - Добытные ребята. По хватке видать".
Вернувшись с низов ко двору, милиция собралась уезжать.
- Ребяты,- засуматошился Холюша. - Можа, в дом взойдете, обогреетесь... Перекусите. И выпить у меня найдется, с морозцу, с устатку. Как же... Такие гости дорогие...
- Погоди, дед,- остановили его.
Возле заведенной машины милиционеры о чем-то посовещались, затем один из них в кабину залез. Газик, лихо развернувшись, поехал прочь. А второй милиционер остался. Он подошел к Холюше, засмеялся и громко сказал:
- Ну, что, родня, давай знакомиться?
Холюша его не понял, глядел недоуменно.
Милиционер, так же посмеиваясь, спросил:
- Фетинью Бирюкову знаешь?
- Да как же... господи... - всплеснул руками Холюша. - Сеструшка... Да ты кем же ей? Не признаю. Сын, что ли?
- Погоди, какой сын. . . Марию Куркину, дочь ее, наверно, уж и не знаешь? Родня...
- Ну... это как... Марея... - пытался вспомнить Холюша. - Это какая же?..
- Ладно,- помог милиционер. - Мария - старшая дочь. А у нее дочь - Ирина. А Ирина это и есть моя жена, понял?
Холюша толком ничего не понимал, но закивал головой.
- Значит, сеструшка... А Марея это... ну, да... А это, значит, внука... Ага, Марея, это белявая такая...- все путалось у него в голове, да и не могло проясниться, потому что сестру Фетинью не видел он много лет. Считай, с самой войны. Только раз приезжала она, мать хоронила. Уж Фетинью-то забыл, а про детей ее что говорить. Он про них и не ведал.
- Белявая, чернявая... - остановил его милиционер. - Меня Георгием звать. Тебя... Холюшей... А по-настоящему как? Николай, что ли?
- Не... Крестили-то Халамеем... Нет, Фаламеем... Халамеем меня мать звала. А по святцам... - задумался Холюша, а потом решил: - Зови дед Халамей, так-то правильно. Или дед Холюша.
- Халамей, значит, Халамей.
- А тебя не упомню.
- Егором,- махнул рукой милиционер.
- Егор, Егор,- обрадовался Холюша. - Брат у меня был Егорий. Помладше меня. Помер.
- Ну, царствие ему небесное, насилу договорились,- облегченно вздохнул Егор. - Как же вы так живете? Родные брат с сестрой, а друг друга не знаете?
- Она вона где... А я здеся. У нее семья, дела. Я тоже не имею возможности. Хозяйство... Куды денешься... Никак нельзя отлучиться. Да чего мы на дворе стоим? - спохватился Холюша. - Заходи, поглядишь, как живу. Это вы из самого города приехали? - ужаснулся он.
- Нет,- ответил Егор. - Я здесь в райотделе работаю. Два года уже.
- А чего ж не попроведал? С женою бы приехали...
- Да все дела,- усмехнулся Егор. - Все дела.
Егор и раньше был наслышан о Холюше, и нынче, на хуторе, ему много наговорили. И потому, в дом войдя, он не очень удивился запустению жилья, тем более что милицейская служба приучила его видеть разное.
Раздеваться он не стал. Холодно было в доме. Пригрубок еле теплился. На нем ведра стояли с каким-то скотиньим пойлом или месивом.
Холюша засуетился. Он набил пригрубок дровами, и огонь оживел. Из кладовки сала принес, мяса отрубил, отыскал сковороду.
В комнате было сумрачно. Хозяин достал большую лампочку и, вкрутив ее, щелкнул выключателем. Освободив часть стола, Холюша бутылку водки достал, нарезал сала, сказал гостю:
- Подвигайся, пока жаренка поспеет, выпьем за встречу. Сальцем закусим, яичками... За солкой я уж не полезу.
