— Ты чудовище! — обличительно бросила она, но голос ее вместо крика сорвался на шипящий полушепот.

— Поэтому я и хочу уехать, — кивнул он. — Так что ты выбираешь? Поможешь мне по-хорошему? Или заставишь нас обоих пожалеть о твоем решении? Видят боги, мне не хочется причинять тебе вред.

Женщина сжала руки в кулаки.

— Что я должна сделать? — сокрушенно спросила она.

— Сопроводить меня в город, перед этим оставив мои вещи, которые я тебе дам, в трактире. И еще заранее купить для меня лошадь. Когда все будет устроено, ты отведешь меня на место, мы сделаем вид, что прогуливаемся, а потом я уеду. Несколько часов тебе придется провести, играя свою роль и пытаясь меня отыскать, а после — можешь сказать Бэстифару, что я вероломно бросил тебя одну в городе и куда-то скрылся. Скажешь, что решила, будто я вернулся во дворец один. Думаю, пройдет не больше пары часов, прежде чем Бэс все поймет. Но я уже буду на пути в Адес.

Кара покачала головой.

— За тобой отправят людей, — нервно хмыкнула она. — Тебя найдут. Ничего не получится.

— Люди мне ничего не сделают. Я умею… гм… отводить глаза, — усмехнулся Мальстен, хотя во взгляде его не стояло ни тени самодовольства или веселья. Более того: отъезд из Грата виделся ему, как и Каре, жестоким предательством по отношению к Бэстифару, но разве можно было поступить иначе?

«Нельзя», — попытался убедить он самого себя и понадеялся, что сумеет в это когда-нибудь поверить. — «Выбора нет. Выбора нет. Иначе не получится. Только так…»

— Только сам Бэс сможет меня остановить, если явится за мной. Но он не успеет: нас будут разделять несколько часов. Поэтому так важно, чтобы он не сразу бросился за мной в погоню. Будь уверена, что я прослежу, чтобы у меня был этот промежуток: я буду видеть мир твоими глазами, пока не сочту, что прошло достаточно времени. Тебе ясно?

— Не сомневайся, — ядовито прищурилась Кара, — после таких заявлений я и сама буду рада, если ты уберешься отсюда к бесам!

— На том и порешим, — спокойно кивнул данталли, хотя оба сердца его болезненно сжались.

«Назад дороги нет. Теперь — только вперед, в неизвестность».

— Вещи собраны в моих покоях. Не подведи меня…

… и она не подвела. Кара безо всякого контроля исполнила все, что было необходимо. Она заявила в трактире, что была достаточно осторожна, чтобы не встретиться даже с Отаром Парсом. Принц, разумеется, не видел ее: она слишком боялась наткнуться на него и тут же попасть под смертоносное влияние нитей, которые бы Бэстифар увидел, но ничего не смог бы сделать, ведь кукловод находился бы вне пределов досягаемости.

Мальстен знал, что поступает с Карой жестоко, обманывая ее и заставляя тоже отчасти предать Бэстифара. Но с этой тайной, как он рассудил, любовница аркала вполне сможет жить. Ее хладнокровия хватит, чтобы себя не выдать.

Когда он уезжал в Адес, он и впрямь захватил женщину под контроль, чтобы подстраховать себя, но достаточно быстро отпустил ее, понимая, что все его указания будут исполнены в точности, поэтому такая страховка не стоила долгой расплаты.

Мальстен искренне позавидовал хладнокровию Кары, сев на корабль в порту Адеса. Не пытался он совладать с предательской дрожью и нервной тошнотой, не имевшей ничего общего с морской качкой, когда Малагория отдалялась от него, оставаясь позади и унося с собой три года его мирной жизни в Обители Солнца. Унося с собой гратский цирк и полюбившуюся труппу. Унося с собой его подругу Риа, которая была так добра и внимательна к нему. А с Ийсарой у кукловода даже не было возможности попрощаться. Как и с Грэгом… как и с Бэстифаром.

Уплывая навстречу мрачной неизвестности материка, где упивался своей жестокостью Бенедикт Колер, Мальстен понимал, что еще ни разу в жизни не чувствовал себя таким одиноким…

— Ох, Мальстен… — только и сумела шепнуть Аэлин, покачав головой, когда данталли закончил свой рассказ. В глаза спутницы он не смотрел, да и вряд ли сумел бы верно трактовать ее взгляд в сгустившейся за время их привала темноте. Беглый анкордский кукловод и сам не ожидал, что так подробно и откровенно расскажет ей всю историю своего побега.

— Я этим не горжусь, — покачал головой он, когда пауза невыносимо затянулась. — Гордиться тут нечем. Твой отец… у него были благие намерения на мой счет, и все же он лишь подогрел мою трусость, а я его послушался. Я бросил его там, оставил на волю разозленного Бэстифара, и боги знают, какие пытки ему пришлось после того вынести. И друга, который, так или иначе, хотел мне помочь — пусть и в своей странной манере — я попросту предал.

— Мальстен, это не так, — возразила охотница, сев рядом со спутником и бережно взяв его за руку. Раньше она быстро бы одернула себя и сочла бы этот жест неуместным, но теперь понимала, что эта история сблизила их, как ничто другое. — Пойми, ты ведь не был его заложником. Ты волен был выбирать то, как тебе жить дальше. Бэстифар давал тебе приют и работу в Малагории, но тебя не устроило то, как складывались обстоятельства, и ты решился все изменить.

— В твоем исполнении это звучит слишком уж хорошо, — невесело усмехнулся Мальстен, покачав головой. — Если бы эту историю услышал, к примеру, Сезар, он бы счел меня трусом и оказался бы прав.

Аэлин снисходительно улыбнулась.

— Мне кажется, твои детские впечатления о нем несколько преувеличены. Он, я уверена, не счел бы тебя трусом. Ты не пошел на поводу у Бэстифара, ты многое вытерпел и не исполнился присущей аркалу жестокости. Ты поступил правильно.

— Мне кажется, о правильных поступках так не сожалеют…

— О, сожалеют! — возразила Аэлин. — И еще как!

Она крепче сжала его руку и нашла его хмурый взгляд в темноте.

— Мальстен, я, возможно, сейчас буду говорить прописными истинами… но, поверь мне, правильные поступки отнюдь не всегда видятся нам благими. Иногда даже совершить намеренное зло бывает правильно, все ведь зависит от обстоятельств. Тебя поставили в условия, в которых любое твое решение было для кого-то злом. И ты…

— Я постарался выбрать меньшее, — вздохнул данталли. — Здесь я с тобой соглашусь, — со следующим вздохом Мальстен поднялся и набросил на плечо сумку. — Нам следует отправляться в путь. Хостер совсем недалеко, и у меня есть желание сегодня заночевать под крышей. Ночи становятся все холоднее.

— Да, идем, — не стала возражать Аэлин и бодро поднялась. Ночевать под открытым небом ей тоже решительно не хотелось.

Темнота уже успела окутать местность, поэтому, несмотря на желание двигаться как можно быстрее, идти приходилось осторожно, внимательно всматриваясь в дорогу. Повезло еще, что ночь выдалась относительно безоблачной, и свет звезд позволял худо-бедно ориентироваться в пути.

Первую четверть часа Мальстен и Аэлин провели в молчании. А затем тишину нарушил странный звук и треск ломающихся веток с западной стороны.

— Ты слышала? — шепнул Мальстен, тут же хватаясь за саблю. Аэлин не стала медлить и выхватила паранг. Вопрос спутника она оставила без ответа: разумеется, она тоже слышала этот подозрительный шум. Приготовившись, они замерли и уставились в тишину.

Звук приближался. Похоже, кто-то бежал в сторону путников, не пытаясь скрыть свое присутствие. Кто-то один.

Вскоре в отдалении вновь послышался стук, треск веток и, кажется, тихий отчаянный стон. Голос принадлежал либо женщине, либо ребенку.

Даже в темноте было заметно, как черты лица Аэлин вытянулись, тело ее напряглось, как арбалетная тетива, и охотница двинулась на звук.

— Аэлин… — предостерегающе шепнул Мальстен, но она не отреагировала, и данталли спешно двинулся за ней.

— П-помогите… пожалуйста… — послышался жалобный голос, и в следующий миг путники обнаружили перед собой подростка лет тринадцати, неуклюже распластавшегося на земле. Он сжимал зубы, явно борясь с болью — возможно, сильно ушибся при падении.