- Счас дадут просраться бишкекам, су..й потрох - светловолосая голова оказалась напротив. Степан копался в планшете, связь и картинка вновь появилась - Ого, а вот и кавалерия. Так что братцы умирать отменяется.

Рядом опустился Очулов, блаженно улыбнулся и закрыл глаза, затем его тело обмякло, Калашников упал на землю.

- Очул, Ты чего! - схватил друга боец.

- Не гоношись - оттолкнул его более спокойный Михаил - Живой, видимо много крови потерял. Поищи в аптечке чего подбадривающего и свяжись хоть с кем-нибудь. Его в санчасть надо.

Через полчаса Степана и Очулова грузили в большую, бронированную машину, отправляли в тыл.

- Ну, ты тут держись - белобрысый крепыш оперся спиной о борт машины, докуривая, чей-то бычок, хотя сам обычно не курил.

- Куда я денусь. А вот и наш взводный - мимо них пронесли носилки с капитаном Коробициным, тот вяло махнул бойцам левой рукой, правая была перебинтована.

- Очул, ты чего там под больного корчишь, вон ротный какой бодрый! - Степан дернул кореша за ногу.

- Степа-Баатар, вот выздоровею, врежу тебе.

- Значит, жив, бродяга степей монгольских.

Михаил провожал взглядом уезжавших в ночь сослуживцев, потом зябко повел плечами. С поля боя временами раздавался какой-то вой, а может и плач. Неожиданно его стукнул по плечу почерневший лицом Бывалов.

- Соловьев, принимай отделение.

- А ты куда?

- Взводным пока буду. Офицеров то на батальон всего, да ничего. Так что иди, вон у той БМПшки стоят. Несколько наших и привозные.

Михаил вздохнул, перекинул пулемет на плечо и двинулся к высокой БМП 5, рядом с ней стояло несколько приземистых машин поддержки пехоты, это они с вертушками добили остатки вражеской техники. Все-таки лучшее вооружение Россия оставила себе. С земли начали подниматься полтора десятка бойцов. Половина измызганных в земле, из их батальона и взрослые на вид мужики из нового пополнения. "Будем жить" вдруг припомнилась фраза из старого фильма: - Отделение, становись!

Станция Грязовец, Северная Железная Дорога.

- Как то тихо стало - пожилой железнодорожник протер стекло от инея.

- Блин, тебе Кузьмич не угодишь - второй железнодорожник, более молодой, но плохо выглядевший, только махнул рукой. В небольшой будке было холодно и темно, электричество подавалось с перебоями.

Зазвонил старого типа телефон. Молодой взял трубку и выслушал человека с той стороны провода - Выйди, осмотри путь. Через полчаса два товарных на север пройдут.

- И то дело - Кузьмич начал надевать меховой кургузый полушубок - Что-то не важно ты выглядишь, Семен Данилович. К врачам сходил бы что ли?

- Да где они нынче врачи то?

- Ну, смотри. О-хо-хо.

Кузьмич вышел наружу, навстречу свежему ветру, швырявшему в лицо горстями снег. Впереди виднелся патруль, опознавший железнодорожника по сигнальному браслету. Без него по узловой станции лучше было не ходить. Навинченная последними событиями охрана могла и застрелить запросто. Немало самовольных беглецов, перелезших через колючку периметра, так остались лежать здесь навечно. Пожилой железнодорожник только устало вздохнул и пошел вперед, внимательно оглядывая рельсы.

А Семен Данилович долго не мог откашляться в мятый и грязный платок, мрачно затем разглядывая на нем кровавое пятно. Он уже знал, что жить ему осталось не так много, и единственное, что держало сейчас его на этой проклятой работе, это были его жена и дети. Правдами и неправдами он смог отправить их дальше на Север, туда, где еще холоднее и солнце не появляется по нескольку месяцев.

Норильск. Квартира заместителя руководителя округа.

Звонок был противным, особенно из-за того, что звонил в неурочный час, время под утро, когда самый сон. Ермаков нехотя приподнял голову и протянул руку к телефону: - Да, Ермаков на проводе. Да. Вас понял. Буду в мэрии.

Сон как рукой сняло, и мужчина присел на широком диване. Рядом заворочалось тело, Галина подвинулась и спросила голосом полным тревоги: - Что случилось, Саша?

Ермаков оглянулся на своего секретаря-референта. Он в тайне даже от самого себя давно питал к этой женщине не только дружеские чувства, а в этой проклятой канители решил все расставить на свои места. Может, им и жить то осталось все ничего, так что и таиться то?

- Калюжный разбился. Летел с Дудинки, там сейчас шторм.

- Ох! И что теперь?

- Что! Сейчас его вертолет ищут, там метель, видимость маленькая. Надо в мэрию, людей собирать, будем ждать полпреда.

Женщина зашевелилась, накинула на себя теплый халат и положила на крепкие плечи руководителя округа свои мягкие руки. Женские слабые ручки ведь при некоторых обстоятельствах бывают сильнее стальных мускул мужчин.

- Не дергайся. Все-равно ничего пока не ясно. Я пойду, заварю свежего чаю и приготовлю завтрак.

Ермаков, не спеша, почистил зубы и побрился. Когда-то он любил носить бороду, но сейчас проявлял резкий консерватизм. Он сел за стол, пододвинул чашку и с удовольствием хлебнул горячего чая без сахара, чтобы прочувствовать тонкий аромат напитка. Он не понимал людей, портящих чай сладким или молоком. Это уже не чай, а какой то другой напиток. Завтрак был скромным: овсянка и бутерброд. Как раз для последнего Галина и копалась в открытых коробках, наставленных в кухне.

- Вот! Ветчина - ловко открыла она достанную банку.

- Ты куда столько набрала, Галя? - Ермаков окинул взглядом коробки - Мы едим то в основном в столовой.

- Это положенное, пайки, так что не бухти. Времена впереди тяжелые, а запас карман не тянет.

Ермаков задумался и согласился с подругой, еще во времена работы геологом он научился ценить мастерство кладовщиков делать заначки. Намного хуже, если их не было вообще. Он быстро проглотил кашу, бутерброд и пошел одеваться: - Вызову дежурный патруль, пусть Ильич еще поспит. Работы сегодня будет много. Потом за тобой его пришлю.

- Опять пойдут слухи, что мы служебную машину не по назначению ...

- Ничего, пойдут и заткнутся, ты еще в пару мест по пути заедешь. Так что все по делу. Эти завистники хоть знают, какой у тебя рабочий график? То-то же!

Она прошел в комнату, надел пуловер и пиджак, потом оглянулся. Просторная двухкомнатная квартира пустовала, а это непорядок.

У подъезда его уже ждали двое парней в зимней военной форме. Ночью патрулировали нацгвардейцы, а полиция ездила только на вызовы. Сержант коротко кивнул в сторону небольшого броневика, Ермаков из стылой стужи с удовольствием нырнул в тепло машины. В Норильске уже вовсю царила зима, и мороз перешел отметку двадцать градусов. Теплее до конца марта скорей всего и не будет. Еще одно суровое испытание для сотен тысяч беженцев. Те же столичные жители даже ходить в условиях низкой температуры не умеют. Большие города слишком комфортны для человека.

Только проехали пару кварталов, как в броневике запищала вызовом рация. Сержант, сидящий впереди, внимательно выслушал сообщение и обернулся к Ермакову: - Александр Николаевич, тут рядом магазин вскрыли, мы самые ближние.

- Так чего стоишь? Давай, лови!

- Есть. Серега за тот угол! Парни, работаем по схеме.

После двух поворотов броневик остановился и с переднего сиденья выскочил сержант с высоким, крепким бойцом, водитель остался за рулем, только придвинул к себе автомат. Третий патрульный, сидящий рядом с Ермаковым, стоял у машины на полной изготовке. Бывший мэр города оглядел внутренность броневика. Позади второго ряда кресел они заметил аккуратно прикрепленный пулемет и несколько ящиков. По бокам кабины висели на специальном крепеже две тубы зеленого цвета. Ермаков вспомнил, что это одноразовые гранатометы. Патруль был готов к любому развитию событий и это радовало.