- Брось, дядя Вась, ну чего ты опять заводишься: ничего нам не до лампочки, как ты постоянно твердишь... Просто время такое: то, блин, одно, то - другое. И потом, я тебе тысячу раз говорил: эволюция рано или поздно всё расставит по своим местам как надо, - невольно заводился Уклейкин, не смотря на то, что был глубоко поражён своими чувствами и мыслями, налетевшими как рой диких ос, во время разговора с Серёгой.
- Да пока твоя эволюция всё ворье по столбам развешает, оно, Россию, не дай Бог, в гроб вгонит: революцию надо поднимать - и шабаш! - не чего с ними цацкаться, а то ишь - совсем, ироды, страх потеряли - Сталина на них нет! - вновь пошёл в традиционную контратаку на оппонента Василий Петрович.
- Опять двадцать пять! ...проходили уже - те же грабли выдут, только в профиль, - всё-таки вспыхнул Володя, торопливо отхлебнув пиво, видя, как оное безнадёжно ускоренным темпом убывает под натиском несгибаемого ничем ветерана.
- А ты на голос-то не бери! ишь... разошёлся, - слово ему не скажи - сразу в штыки, лучше слушай - может когда-нибудь и толк из тебя выйдет, - наседал на почти всегда тактичного соседа Шурупов. - Вот что ты в своей газетке пишешь, например, - это ж полная белиберда! Нет, что бы врезать правду-матку на всю Ивановскую, да так что бы распоследнюю сволочь до коликов пробрало: вот тогда другое дело - тут тебе и почёт, и уважение от нормального, простого народа! - ещё больше напирал на Володю, подогретый Василий Петрович.
'Гм... - грустно подумал Уклейкин, - что-то сегодня как сговорились - все моё 'творчество' в вечёрке попрекают', - вдруг, опять вспомнив неприятный разговор на повышенных тонах с давешним незваным фантомным или, возможно, не дай Бог, реальным чёртом:
- Да ты не хуже моего знаешь, Петрович, что редактор не пропустит, сам же говоришь, что всё куплено... только и остается, что писать всякую ерунду... жить надо на что-то...
- Вот-вот... я и говорю, моя хата с краю - ни чего не знаю, дают паёк и ладно, не поколение, а вырожденцы сплошные. Ты ж, блин, советское время ещё застал - лично же видел, что было и в какое дерьмо всё превратилось. Дальше же хуже только будет, если этот беспредел не остановить. А!!! - махнул с досады сосед очередную стопку, которую он незаметно сам себе налил, - чего я тебя, бесхребетной амёбе, говорю, похоже, кроме нас, стариков, уже некому встать на защиту Родины.
- Ну, вот опять ты на круг пошёл: повторюсь: и мне и многим из нашего поколения также не безразлична судьба страны - просто не всё так просто, как ты говоришь.
- Ну да... конечно: простого вам не понять, а в сложном - не разбираетесь!.. Удобная, блин, позиция, беспроигрышная, как у либеральных словоблудов - словно жиды извернутся наизнанку, но задницу свою со всех сторон завсегда прикроют. А мы ведь, Володя, с твоим отцом корешами были, царствие ему небесное... настоящий человек был, старой закалки, я ж ему пред смертью клялся, что если что - пригляжу за тобой, подскажу, помогу, когда надо... а ты...
- Эх! дядя Вася, ну чего ты мне душу изводишь - видишь же и так хреново... дай лучше закурить твоих термоядерных, а то чего-то я свои импортные уже не чувствую...
- Держи уже, бедолага, до пяток проберёт, сейчас такого табака и не найдёшь - сплошная химия кругом, от того и народ хлипкий пошёл, - начал великодушно угощать соседа Шурупов пожелтевшей папиросой из своего неиссякаемого запаса сформированного еще со времён последнего места сверх срочной службы под Нарьян-Маром. И вдруг вместе с папиросами "Север" из нагрудного кармана, словно сытая бабочка с обглоданного кочана капусты, выпорхнула зеленовато-бледная бумажка с ярким, синим пятном и медленно спланировала к его повидавшим виды тапочкам:
- Ба...! Глянь-ка! Экий я олух дырявый... тебе ж бумага казённая пришла - нынче из почтового ящика с "Красной звездой" вынул, да с этими сардельками ядовитыми, будь они не ладны, позабыл совсем, - немного виновато оправдывался Шурупов.
'Явится Гр. В.Н Уклейкину к 9:00 13 июня 2005 г. в Лефортовское ОВД г. Москвы для дачи показаний в связи заявлением гр. У.К. Лейкина о нанесении последнему физических и моральных увечий. Майор юстиции, следователь Чугунов Х.З.' - чётко и однозначно гласила казённая бумага.
- Ничего не понимаю, а сегодня, какое? - ошарашено пробуравил вопросом Вова соседа, лихорадочно оглядываясь по сторонам и вновь невольно покрываясь нервной испариной.
- Так с утра 12-е было... понедельник, - участливо ко вновь открывшимся обстоятельствам судьбы озадаченного соседа откликнулся дядя Вася. - А ну-ка дай сюда, - деловито продолжил он. - Тэк-с... бумага, казённая и печать вроде настоящая, не смазанная и адрес верный - до боли знакомые казематы, нас ветеранов туда не раз с митингов, словно шпану дворовую, на допросы свозили, - как бывалый сыщик понюхал он повестку. - Гиблое место, - зло добавил Шурупов.
- Погоди, погоди, а я то здесь причём, - всё более волнуясь, накалялся Володя, - я этого Лейкина - знать не знаю, и ведать - не ведаю...
- Да не дрейфь ты Вова раньше времени, если б реально было б за тобой что, то не бумагой бы вызывали, а наряд приехал: мухой скрутили бы и в околоток. Скорее всего, набедокурил чего по пьянке, да и забыл - дело житейское. С этого дела чего только не бывает: я по молодости однажды так надрался, что забыл даже имя своё. Представляешь, какая засада?.. Правда, в вытрезвителе напомнили так, что с тех пор свою норму чту, как отче наш. Давай-ка лучше, Володенька, ещё по стопочке: уж больно стол у тебя знатно накрыт - слюну так и вышибает зараза из глотки. Ну! За Победу Правды над кривдой!
Володя машинально выпил. Однако, и без того вдрызг подорванное вышеизложенными обстоятельствами равновесие души, было окончательно втоптано в беспросветное днище хаоса извещением от следователя. В голове его случился полный переполох. Он искренне не помнил и даже не догадывался, какой его проступок мог послужить причиной вызова в милицию. Также подсознательно раздражали инициалы и фамилия 'потерпевшего', подозрительным образом складывающиеся в его собственную фамилию: Уклейкин. А явится же именно завтра, а хотя бы не спустя два-три дня на допрос в известном состоянии, представлялось ему крайне тяжёлым - почти не возможным делом. 'Завтра', 'завтра' - не выносимым свинцом начало капать на его воспалённый мозг пугающее неопределённостью будущее.
-Стоп! А какой сегодня год!? - не сдержавшись, выкрикнул он, когда в очередной раз, прожигая каждую запятую в повестке и, отчаявшись найти там скрытый смысл, взгляд его трепетно не заметался между четырёхзначной цифрой и почти аналогичной на стенном календаре, с фотографии которого, как всегда, загадочно улыбалась Мона Лиза неподражаемого Леонардо да Винчи.
- Знамо какой - шестой, а что? - выдержав паузу, ответил, Шурупов, вынужденный прерваться от усердного разделывания воблы на готовые к приятному употреблению лакомые составляющие.
- Так в повестке-то - 2005! - еще громче воскликнул Володя, уподобляясь Пифагору, выскочившему голышом из ванны и глаголющему на всю Элладу: 'Эврика!'
- Да тише ты, оглашенный, напугал! - возмущённо рёк, Василий Петрович в густые усы, которые из вздыбленных неизъяснимым образом сами сложились в аккуратно расчёсанные, одновременно уколов палец ребровой костью упругого леща.
- Так ведь это же всё меняет, дядя Вася! - не унимался, вновь, оживающий и даже немного розовеющий на глазах Уклейкин.
- Да не хрена это не меняет - секретарша тамошняя, лярва какая-нибудь, глазки строя, поди опечаталась - вот и вся твоя радость... или ты надеешься, что казённая бумага по Москве год в адрес шла? Хотя...сейчас и не такое случается в бардаке этом, - холодно окатил Шурупов весьма вероятным аргументом локальную радость соседа, отчаянно высасывая из проколотого пальца нечаянную боль.
- Не скажи... - тем не менее, облегчённо выдохнул Уклейкин. - Опечатка там у них или ещё чего - пока не суть важно, а повод не являться на допрос - вот он - почти победоносно тряс он повесткой, сам себя тем самым успокаивая. - Если даже и набузил я где-то, не дай Бог, конечно, хоть отлежусь день-два: а то, с таким видом как у меня сейчас после свадьбы, пожалуй, всех собак не пойманных повесят.