Они вновь строго и даже зло помолчали, пряча глаза, друг от друга за мутнеющим стеклом пивных кружек, из которых рваными и нервными глотками, заливая вспыхнувший пожар внутреннего протеста, негодования и стыда. Отдышавшись, опять закурили. Крючков уже вновь было открыл рот, что бы развернуть мысль глубже, как, вдруг, чудесная по нежности, грусти и любви мелодия 'Миленький ты мой, возьми меня с собой...' хрустальной трелью начала распространилась по комнате из его мобильника, на дисплее которого светилось и подмигивало дорогое сердцу имя - 'СВЕТА', что и вынудило его отменить почти выстроенное предложение.
- Супруга... - вновь с некоторой гордостью от новости своего положения и с нескрываемым сожалением, что придётся прервать, столь острую и откровенную беседу, констатировал Крючков. - Извини, Володь... обещал ей, что не долго - вот ведь, блин, как не вовремя... - замялся он, разрываясь между двумя противоположными желаниями.
- Да, не грузись ты - иди уже, муженёк, раз обещал: и так со мной почитай полдня потерял: только не забудь передать Светлане Андреевне мою искреннюю благодарность - эх... редкой всё-таки чуткости по нынешним временам человек... Это я тебе как настоящий друг и некоторым образом горе-писатель говорю: не огорчай её, Серёга, по поводу и тем более - без оного, - искренне и корректно пожелал Крючкову на прощанье всего наилучшего Володя, где-то в самой глубине душе по белому завидуя тому, что безусловная умница и красавица Света Колокольцева выбрала Крючкова, а не его.
- Да ты что... я ж люблю её, как можно... - чистосердечно оправдывался и как бы клялся другу Сергей. - Просто не привычно как-то: ухаживал, ухаживал, а тут: бац - поженились и конец мечте: начались счастливые, и в том числе, как я предполагаю - суровые будни совместной жизни. Ну, всё, дружище, - давай хлопнем на ход ноги и я полечу, - заторопился Крючков, поглядывая на часы. - Давай, брат, в следующие выходные как-нибудь соберемся, только обязательно - хоть у меня, но желательно строго вдвоём: тёща не поймёт, а Светик - обидится, дескать, внимание ей не уделяем, - завёл ты меня сегодня до невозможности.
- Ладно, наливай уже и дуй к своей реализовавшейся мечте, женатик... потолкуем ещё, какие наши годы, - как-то заговорщицки одобрил сумбурные слова друга Володя.
- Ага! Сей момент. По граммульке и алес, - моментально откликнулся действием Серёга, спешно разливая пиво и водку. - Слушай, Вовка, а ты дашь хоть отрывки почитать? - меня аж распирает всего от любопытства...
- Допишу, тогда дам! - твёрдо отрезал Володя, решительно опрокинув очередную рюмку, и для пущей убедительности даже умудрился подмигнуть затёкшим глазом, несмотря на тут же вновь прорезавшуюся резкую боль.
- Не вопрос, договорились! - также жизнеутверждающе ответил Серёга и сияющей трассирующей пулей вылетел на встречу со своей официальной любовью.
Глава 3
Оставшись наедине с необузданным вихрем чувств и мыслей, Уклейкин попытался хоть как-то привести оные в подобие порядка и, скорее машинально, отхлёбывая изрядное количество пива, съел два бутерброда с красной рыбой даже несмотря на измордованный до невозможности аппетит известными обстоятельствами. Но минимально упорядочить размётанные бурной дискуссией эмоции, равно как и мало-мальски систематизировать хаотично шныряющие в разных плоскостях сознания мысли, - с первой попытки не получилось. И что бы хоть как-то сосредоточится он ещё раз выпил стопку водку, тут же залил её пивом, прикурил сигарету и что бы ничего больше не отвлекало уставился на небольшой портрет Достоевского, висевшего над столиком в ряду между другими гениальными русскими писателями Толстым и Тургеневым: "Ничего, ничего Фёдор Михайлович" - сквозь непроницаемую бездну времени и пространства мысленно обратился он к любимому классику, как бы заверяя его в том, что обязательно исправит свою никчёмную жизнь и твёрдо встанет, наконец, на путь истинный и тем самым, всячески успокаивая себя: дескать это навалившаяся усталость и нервное перенапряжение никак не дают собраться и начать, пусть и тяжёлое, но единственно-спасительное движение по тернистой дороге избавления от трусости, лукавства и ложных ценностей к Воскрешению; мол, надо только вздремнуть немного и вот тогда, потом, после..."
Действительно, организм Уклейкина, получив первую необходимую помощь достаточно быстро вышел из едва ли не коматозного состояния и даже до известной степени взбодрился, но изначальный, свадебный алкогольный удар был настолько мощен, что Володя с трудом докурив в сигарету, вяло покинул "реанимационный" журнальный столик, сменив его на приятную упругость любимого с детства дивана. Но не смотря на вновь нахлынувшую усталость и некоторое притупление рассеянного сознания, бедная душа его хоть и с меньшим отчаяньем, но всё ещё продолжала клокотать, внося в физическое недомогание плоти ещё и дополнительную психологическую дисгармонию духа. Одним словом на душе было так гадко, что Володя даже в медленно угасающем сознании упрекал себя за бессмысленность и пустоту своего существования. Наконец, спасительная природа сжалилась над своим измученным творением и взяла своё по праву, начав его нежно окутывать в волшебные одеяла Морфея.
И Володя, аккуратно уложив на до миллиметра знакомом пространстве постели максимально удобно свою телесную оболочку, начал всем существом вкушать приятно зудящую сладость восстановительных сил посредством уже настоящего, после похмельного, целительного сна. Уже первые неявные туманные образы сновиденья, как первые кадры долгожданного фильма, начали мелькать согласно загадочному сценарию, написанному самим Творцом, как, вдруг, мочевой пузырь предательски прервал состояние великолепного небытия. Резкие позывы, знакомые большей части человечества, в особенности её сильной половине, и в первую очередь той её не малой толике, для которой пиво заменяет все остальные напитки за исключением более крепких, на практике означали одно их двух: или, собрав в кулак расслабленную волю, в сердцах смело плюнуть проклятой судьбе в издевательски смеющееся лицо, и отправится, как приличный человек, в ближайшее отхожее место, или, подобно стойкому оловянному солдатику, терпеливо и мучительно сносить все тяготы и лишения, карауля свой организм от произвольного мочеиспускания до невыносимого предела и через некоторое время всё равно оказаться там же, где и при первом варианте. Володя, будучи человеком относительно опытным, мужественно отверг последний, требующий титанических усилий, план развития событий и, вынужденно прервав уже начавшийся сон, решительно возмутившись, начал действовать по более мягкой, разумной и обкатанной веками "методике":
'Да что ж, блин, за чертовщина! Только улёгся по-человечески!' - зло про себя раздосадовался Вова и обречённо, словно под конвоем, с характерной случаю, меняющейся от каждого ужимистого шага гримасой, битым заключённым куце поковылял в туалет.
Спустя пару минут этап был героически преодолён, но к глубочайшему разочарованию Уклейкина изнуряющая дух и плоть 'экспедиция' провалилась: дверь в вожделенный клозет оказалась заперта изнутри. Характерный вышеупомянутому заведению запах, вперемешку с железобетонно узнаваемым прокисшим 'ароматом' советских папирос 'Север' со 100% вероятностью указывали, что отхожее место коммунальной квартиры было наглухо оккупировано не кем иным как пожилым соседом - Василием Петровичем Шуруповым, к слову, - ветераном Великой Отечественной войны и активным членом общественно-политического движения с лаконичным и ёмким названием: 'За Родину и Сталина!'.
- Ну, ё моё! - едва ли не взвыл от вновь нахлынувшей на мочевой пузырь рези Уклейкин и от осознания безвыходности текущего момента. - Петрович, вылетай быстрей, а то обмочусь!!!
- Потерпи малость, Володенька: диарея меня, собака, изгрызла всего...ох!.. ох! - раздалось в ответ за глухой дверью туалета. - Час уже как маюсь: траванулся, похоже, сардельками, мать их так... ах!.. ах! Как тошнотик мотаюсь с толчка на кровать и обратно... о!.. о! Вот видишь, Володька, чем простой народ нынче пичкают ироды... ы!.. ы!.. Совсем буржуи недобитые страх потеряли... и!.. и!.. Пропесочь ты этих гнид Христа ради в газете у себя... а!.. а!.. - отстреливался, словно из окружённого врагами окопа, из последних сил отрывистыми мольбами-очередями тяжело 'раненый' фронтовик, продукцией перешедшего за дарма из государственных в частные руки N-ского мясокомбината.
