'А по-хорошему, это как?! Душу, что ли заложить?! Читали, знаем: нас на мякине не проведёшь, тёртые калачи!' - ощетинившись, парировал нравоучительную реплику чёрта Уклейкин, вконец вымотанный полу телепатическим диалогом и минувшими сутками, твердо, про себя решив, как можно скорее прервать бессмысленную неопределённость своего положения и к тому же задетый за живое упоминанием о своей никчёмной работе в газете.

- Ну, всё! Моё терпение лопнуло! Значит так... Вова Уклейкин. Дабы впредь, ты, нас, чертей, лишний раз не поминал, - то будешь, как и все подобные тебе постоянно иметь в грядущем дополнительные по жизни проблемы со сто процентной вероятностью! И не прервётся чреда неудач твоих до тех пор, пока не осознаешь вину свою и не покаешься любому из нас в содеянном ругательстве. Можешь и заочно: лишний раз видеть тебя - много чести! И запомни, щелкопер: мы, черти, - не особливо гордые, но уважение к себе имеем, и считаться с этим заставим любого, а уж тебя, неврастеника, тем паче!..

- Да пошёл ты, к едрене фени! Дожили, блин! Мало того, что всякие залётные, да ещё, похоже, виртуальные чёрти угрожают, так они ещё и морали читают! - вдруг, впервые за сутки глухим и хриплым полу басом, с горем пополам прорезался Володин голос. - Тоже мне пророк рогатый, людей честных пугать вздумал. Сейчас я только глаза как-нибудь открою и покажу тебе, нечисть, где раки всё же зимуют! - уже близким к своему нормальному тембру голосом продолжал угрожать он голосу. - Господи! Да я ж крещённый! - вдруг осенило Уклейкина. - Ну, теперь точно вешайся бесовское отродье!!! - победоносно вскрикнул он, и вслепую, превозмогая боль, рукою окрестил место, из которого предположительно исходили угрозы.

'Ну, ну! Попомнишь ты ещё меня...', - последнее, что уловили слуховые рецепторы Вовы перед тем, когда он, наконец, вновь осознанно узрел свет Божий.

Но, со злостью и даже неким остервенением собрав в кулак остатки сил, естественным путём отвёрзши свои опухшие веки, пристально и гневно щурясь, с нескрываемым удивлением вместо предполагаемого и ненавистного чёрта, Вова разглядел сидящего напротив него за столом своего лучшего друга детства - Серёгу Крючкова, который с превеликим удовольствием неспешно потягивал свежее пиво и с пристрастием разбирал на косточки огромную астраханскую воблу.

Глава 2

- Ну, слава Богу, очнулся! Я тебя, мил дружок, битый час дожидаюсь! Ты чего же это, на звонки не отвечаешь, оглох что ли? Хорошо Петрович дома, а то и податься не куда: всех наших обзвонил - штабелями отлёживаются и никто не в курсе, - где ты, - чуть укоризненно, но искренне радуясь пробуждению друга, улыбнулся Серёга. - Ты чего мобильник посеял?

- Похоже...- печально огляделся Уклейкин, - чёрт его знает, куда я его девал... как теперь работать - у меня ж там все контакты...

- Ладно... не грусти, найдётся пропажа - не иголка, - утешал друга Крючков, с явным не терпением переходя к главной, по его мнению, теме. - Лучше скажи, Джордано Бруно из Лефортово: ты хоть помнишь, что вчера учудил на моей свадьбе...красавец! Где у тебя зеркало-то? Впрочем: ну его к дьяволу - лучше тебе себя не видеть...

- Да вроде помню... местами, - виновато буркнул Вова, одновременно озираясь по сторонам, будто ещё кого-то жадно искал взглядом, - извини, сорвался... ты ж знаешь - характер ни к чёрту, - нарочито отчётливо и с ударением на последнем слове пытался оправдаться Уклейкин.

- А я всегда говорил тебе, Володька, - закусывай и меньше спорь с молодёжью, сам же знаешь какие они нынче деревянные, одно слово - пепси-кольное поколение. Эх... знал бы ты, как потом Светкина мамаша меня пилила! И это в первый-то день брака! Что же потом-то будет? - теперь я понимаю, отчего столько анекдотов про тёщ. Одно утешает, что у них такие дочки-цветочки. Кстати, вот прими и вкушай: тут пирожки, салаты, бутерброды всякие: супружница моя собрала, - не без гордости заявил Крючков. - Говорит, мол, отнеси это всё бузотёру Уклейкину: пусть подкрепится, какой-никакой, а - твой лучший друг, кто ему сердечному ещё поможет, один одинёшенек. А я про себя молчу - хихикаю: "ему сейчас, болезному, пивка да чекушу, а не чай с ватрушкой". Вот по дороге и зацепил микстур соответствующих: глянь, натюрморт какой, - Петров-Водкин - отдыхает.

Действительно, на небольшом журнальном столике находчивый и верный друг полукругом расположил с десяток бутылок Жигулёвского, а внутри его, как стела, возвышалась запотевшая со слезой 0,7 литровая 'Завалинка' по бокам которой, как гордые, стройные и бесстрастные, караульные, стояли, преломляя собой свет в радужный спектр, две хрустальные 50-ти граммовые стопочки. Чуть ближе к переднему фронту столика, как бы замыкая стеклянную часть композиции, величаво и даже солидно, но также симметрично, разместилась пузатая пара полулитровых пивных кружек, одна из которых была на половину отпита автором сервировки. Обрамляла же всё это импровизированное произведение угарного андеграунда, вышеупомянутая и паровозиком разложенная, оставшаяся со свадьбы часть дорогой снеди. Наконец, венцом шедевра, явился янтарно-жёлтый лимончик, как штандарт, искусно прикреплённый надрезом к пробке 'Завалинки', невольно притягивающий своей вызывающей пестротой даже абсолютно равнодушный взгляд убеждённого трезвенника.

Вообще, Крючков ещё с детства любил устраивать разнообразные эффектные штуки и если вначале 'карьеры' он это делал нарочно, что бы привлечь к себе, таким образом, внимание окружающих, то со временем он настолько с этим свыкся, что практически любое будничное действо его непроизвольно становилось неким маленьким произведением 'искусства'.

- Нда... впечатляет, - впервые за сутки неловко улыбнулся Володя, глядя на журнальный столик и едва сдерживая мгновенно и обильно выделившуюся слюну, несмотря на пересохшее, как обезвоженный арык в пустыне, горло. - Ты, это...Серёга, прости меня, если, я там разбил чего или поломал: с гонорара верну, если Сатановский не задержит. Ну, и спасибо, конечно, что зашёл - ты настоящий друг... 'не то, что некоторые...', - подражая ослику Иа из чудесного советского мультфильма про Винни-Пуха, снова грустно буркнул Уклейкин.

- Ладно, - проехали, чуть смутился Крючков. - Все живы, здоровы и, слава Богу. А посуда... - да хрен с ней, как говорится, - на счастье. На то и свадьба - будет хоть что вспомнить. Давай-ка лучше, дружище, присаживайся и похмеляйся, а то на тебя смотреть больно.

Уклейкин, словно на выросших крыльях, не смотря на очевидные физические и душевные травмы и изрядный упадок сил, помятой бабочкой всё же относительно ловко вспорхнул к столу и в два огромных глотка опустошил бутылку прохладного "Жигулевского". И впервые за сутки, он тут же всем существом своим почувствовал блаженствующее облегчение, ибо буквально каждая клеточка его организма, получив, наконец, долгожданную толику необходимого вспоможения, впитав его, налилась энергией возрождения. Глаза Вовы, не смотря на известные физические препятствия, излучали ту редкую, ничем не поддельную радость вновь обретённого счастья бытия, что если бы, случайно оказавшийся рядом, фотограф запечатлел, сей ракурс, то оное произведение, несомненно, заняло бы достойнейшее место в мировой галерее искусств, как шедевр сурового реализма начала XXI века России.

Но, увы, человечество так никогда и не оценит по достоинству несостоявшийся уникальный снимок Уклейкина, как некий собирательный образ короткого, пусть отчасти и мнимого, счастья весомой части наших соотечественников всё чаще попадавших в затягивающую трясину житейских неприятностей в те непростые смутные времена перемен.

- Слушай, Вов, а ты это кого во сне так поносил, почти по матушке? - прервал затянувшуюся паузу Крючков.

- Да, я, откровенно говоря, и сам толком не понял, - вновь растерянно и напряжённо ответил Уклейкин, непроизвольно озираясь по сторонам, - ерунда какая-то снилась: представляешь, чёрт какой-то явился и давай мне морали читать да стращать за то, что я, мол, чертыхаюсь много.