- Не знаю... - также растерялась Надежда, с трудом сдерживая схожие с Володиными эмоции крайнего возмущения столь бесцеремонно вторгшимся безумным воплем в их сугубо личную и почти полностью состоявшуюся интимную жизнь. - Но, вероятно, на надо помочь...
Уклейкин, категорически недовольно подошёл к окну, и, увидев, как возбуждённые соседи во главе с неутомимой бабой Зиной окружили двух представительных дядек внушительной комплекции и что-то настойчиво добивались от них. Таким экстренным образом выдернутый, как не дозрелая морковка из грядки, из сладострастного ложа неги любви, он вынужденно вспомнил, что среди прочего является действующим членом народного штаба. И в этом новом качестве был оставлен для связи и наблюдением за складывающейся вокруг дома обстановкой. Невыносимое в данном контексте чувство общественного долга, путь и с микроскопическим преимуществом, но на удивление одолело природный инстинкт:
- Придётся мне, Наденька, всё же спустится во двор, - похоже, запланированное через полчаса собрание началось досрочно и стихийно с какого-то ЧП...
- Я с тобой, - решительно сказала Воскресенская, и они, быстро приведя себя в порядок, смело отправились навстречу неизвестности.
А пятью минутами ранее случилось вот что. Зинаида Ильинична, будучи назначенной, начштаба караулить во дворе всевозможные новости, слухи и подозрительности, стойко выполняла поручение. Оправдывая высокое людское доверие, она часа два к ряду периодически меняя дислокацию в густо посажёных кустах, старалась быть незамеченной и, подобно всепогодному военному локатору космической разведки, несмотря на возрастную глухоту, удивительным образом улавливала любые, даже нарочито приглушённые разговоры, не находя в них, впрочем, пока ничего криминального.
Вдруг, её пристально прищуренный и менее слеповатый правый глаз усиленный диоптриями узрел у первого подъезда двух, не внушающих ей никакого доверия, типов. Плотные мужчины лет 30-ти, в чёрных костюмах и очках, словно однояйцевые близнецы, смахивающие на вражеских агентов вроде 007, недобро озираясь по сторонам, и что-то молча, и усердно пришпиливали к дверям. И, Звонарёва, словно полжизни доблестно отслужив в спецназе ГРУ, лихо, преодолевая скамейки и кустарники, в три секунды предстала пред ними с резонными вопросами: 'Вы кто такие, внучки, и чего тут трётесь?!'
Незваные агенты, презрительно взглянули на полоумную старуху, как им изначально показалось, и один из них, видимо старший, необдуманно бросил ей, как обглоданную кость дворняжке: 'Не твоё дело, бабка...' - о чём впоследствии оба горько сожалели.
'Какая я вам, ироды, бабка!' - ощетинилась Звонарёва, - 'повторяю: а ну-ка колитесь живее, бугаи: кто такие и что вы у нас без разрешения на дверях развешиваете, пока я не осерчала!'
'Смотри-ка, 'Круглый', а старуха-то с норовом - дай-ка ей буклетик, что б не нудила и пусть валит отсюда по-тихому', - распорядился он же.
- Легко, 'Сытый', - и хамоватый помощник с чванливой ухмылкой протянул неудержимо закипающей Ильиничне рекламный проспект, в котором цветные фотографии новых домов на фоне окружающих их густой зелени леса сопровождались восторженными комментариями, из которых выходило, что самое лучшее место на Земле для проживания - это, безусловно, Южное Бутово.
Не смотря на более чем почтенный возраст, обветшалому серому веществу бабе Зине хватило две-три секунды, чтобы разгадать коварный план быковатых типов, которые намертво пришпиливали огромными кнопками к двери красочные плакаты и собирались бесплатно раздавать буклеты всем жильцам дома. Кроме того, возмущённую душу её невыносимо жгла обида, что клятый и неуловимый Родригес так и не ответил собственной головой за надругательство над бедной Луизой, несмотря на все усилия благородного Дона Карлоса. Всё это спрессовалось в 'пластид' негодования и требовало немедленного выхлопа. И взрыв праведного гнева не заставил себя долго ждать, оглушительно прогремев на весь двор чуть вышеупомянутым, душераздирающим воплем: 'Караул, шпионы!!!'
Володя и Надя подошли к очагу противостояния в тот момент, когда уже человек тридцать хмурых жильцов, плотным кольцом обступив пришельцев. Все они, пока ещё относительно мирно, требовали от залётной парочки документов и объяснений, хотя и так было понятно, что навязчивой рекламой их склоняют как можно скорее получить ордера и, оставив навсегда родное Лефортово, переселится до конца дней своих в Южное Бутово. Именно это обстоятельство умышленного подталкивания сродни пинку под зад, собственно, особенно и озлобляло и без того возбуждённых людей.
'Ишь что, бандиты, удумали!', 'Торопятся, суки!', 'Да купил наш дом олигарх какой-нибудь - вот и шестёрки и суетятся, падлы!', 'А связать их - и всех делов - пусть колются, гады, что, блин, и как!..' - разрывались над бурлящей человеческой массой справедливые снаряды объяснимого гнева.
Но, несмотря на подавляющий численный перевес жильцов, никто из них пока не решался идти в рукопашную. Впрочем, и быковатых типы, серьёзной наружности, уже не выказывали пренебрежения, как поначалу к бабе Зине, а вели себя подчёркнуто вежливо и сдержанно, дабы ненароком не спровоцировать физический конфликт, исход которого, высоковероятно, был бы не в их пользу. И видимо поэтому, один из них, тот, которого 'Круглый' назвал 'Сытым', уже что-то нервно шептал по мобильному телефону, стараясь быть не услышанным окружающими.
- Небось подмогу, собака, вызывает, - предположил бывалый Егорыч, авторитетно возглавляющий известную всей окрестности весёлую троицу, которая традиционно занимаясь вечерней дегустацией портвейна в противоположных подъезду кустах, едва ли не первой откликнулась на сигнал тревоги Звонарёвой.
- Ага, вон как скукожился, бычара, - согласились не разлучные с ним "оруженосцы" Коля и Толя, пошатывающееся, как на незримом ветру пожухлая осока, и, обильно отравляя и без того не свежий московский воздух, ни чем уже не изводимым амбре.
- Жору! Надо позвать Жору... - осенило сметливого Степу-слесаря, в правой руке которого недобро раскачивался увесистый полуметровый разводной ключ.
- Точно - зовите Жору, едрёныть! - поддержал отличную идею Егорыч, изрядно отхлебнув портвейна, что бы, в случае чего, использовать бутылку как подручное средство борьбы с врагами, ни пролив, в пылу возможной битвы, ни капли драгоценной жидкости.
- Жора, жора!!! - задрав головы в район третьего этажа, с надеждой и не без гордости за наличие богатырского вида соседа, как на стадионе, начали дружно скандировать, предвкушавшие скорую и безоговорочную победу, жильцы.
- Ну, чё?!.. - нехотя, ибо только что вернулся со смены, с нанизанной на вилку огромной надкушенной котлетой, с трудом протиснувшись в распахнутое масштабное окно коммунальной кухни, ответил он.
- Жорик, глянь, родненький, что делается: провокаторы засланные, - народ смущают! - точно сформулировала суть происходящего Звонарёва.
- Ща, баб Зин, спущусь... - буднично ответил Жора Коловратов, - ведущий забойщик метростроя. Будучи человеком добрым и воистину выдающихся форм с неимоверной силой, он за эти впечатляющие редкие качества был наречён местной детворой уважительно Ильёй Муромцем.
Доселе непроницаемые лица двух 'рекламодателей' тут же заметно посерели. И засланная агентура пока ещё неизвестного заказчика, инстинктивно прижавшись, друг к другу, медленно попятилась к двери подъезда. И если бы не раздавшаяся вдруг сирена милицейского бобика, показавшегося в арке двора, то один Бог ведает, во что бы выплеснулось нарастающее противостояние.
- А, ну, граждане, разойдись! - сходу грозно рыкнул участковый, грузно вывалившись из машины вместе с двумя округлыми сержантами, из оттопыренных карманов которых на радость голубям обильно просыпались семечки.
- Ты, погоди нукать, Михалыч, - узнал бы сначала, что у нас тут делается! - сходу тормознула его, вошедшая в раж, баба Зина.
- А, ты, я смотрю, Звонарёва, всё не угомонишься: гляди у меня - загремишь на старости лет на 15-ть суток.
