Соседние шезлонги занимают две девушки. Одна из них — худощавая, смуглая, с короткой стрижкой темных, почти черных волос, вторая — пепельно-русая, чуть полнее и повыше, хотя явно моложе. Младшая сестра, подумал он, родственница, подруга, а может, и дочь. Внешне они почти не похожи, но сразу ясно — это близкие люди. Последняя догадка оказывается верной, поскольку младшая решительно заявляет:

— Не могу лежать я на такой жаре, мама. Пойду поплаваю.

— Вредно плавать сразу после обеда, Таня.

Таня воинственно насупливает бровки. Лицо ее кажется простоватым из-за этой нынешней манеры молодежи носить волосы на прямой пробор, без челки. Такая прическа подходит вытянутым худощавым лицам, а у девочки лицо круглое, чуть щекастое. Он подумал, что из-за этой нелепой моды большинство школьниц сейчас выглядят как деревенские дуньки, но, подходит им это или нет, упорно продолжают носить волосы на прямой пробор.

Тане на вид лет пятнадцать, а ее маме на первый взгляд не дашь больше двадцати восьми. Но у него достаточно времени, и, присмотревшись, он замечает небольшие складочки у рта и ту особенную прозрачность кожи вокруг глаз, которая грозит через несколько лет превратиться в тонкую сеточку морщин. Он внимательно разглядывает свою соседку через темные солнцезащитные очки, и ее профиль кажется ему смутно знакомым. Он похож на профиль кого-то, кого он знал давным-давно. Но гадать об этом ему неохота, и, прикрыв глаза, он продолжает наслаждаться покоем, шумом моря, уединением. До него долетают обрывки фраз с соседних лежаков, но это не раздражает его.

— Мама, я хочу сделать татуировку, — канючит девочка. — Можно?

— Хорошо, — помолчав, отвечает мама, — но давай не сегодня. Ты спросила, долго ли она держится?

— Сказали, две недели.

Он вспомнил, кого напоминает ему профиль соседки. Такой прямой, почти классический нос, чуть вздернутая верхняя губа и остренький подбородок был у Светки — его безумной любви. Самая первая, еще школьная любовь его осталась безответной, и если правда, что неразделенная симпатия не может считаться полноценным чувством, то именно Светка была его первой любовью. И она любила его.

Это было сумасшедшее счастливое время — пора первых надежд. Он заканчивал институт, впереди была новая жизнь, и он много думал, готовился к ней. Светка ворвалась в эту жизнь не спросясь, такая непредсказуемая, непосредственная, не похожая на остальных. У нее была стройненькая мальчишеская фигурка и копна кудрявых черных волос, постоянно падающих на лицо, отчего выразительными казались только большие черные глаза. Она совершенно по-особенному улыбалась, опуская уголки губ, и чуть подрагивала верхней вздернутой губой, когда волновалась. Светка была близорука, но стеснялась носить очки и немного щурила глаза при разговоре, отчего они казались немного раскосыми. Ему так нравились эти ее милые привычки, ее манера быстро говорить, когда слова бестолково наталкивались друг на друга, она употребляла одно слово вместо другого, в результате получалась чехарда какая-то, но он всегда ее прекрасно понимал. И гордился ею. Она была самой веселой, самой умной, самой талантливой девушкой в их окружении, и все друзья завидовали то ли ему, то ли их любви.

Именно поэтому он не смог тогда ее простить. Когда узнал, что она… с Борисом. Наверное, можно было поговорить, разобраться, но он слишком любил ее, и между ними было так много, что забыть это было невозможно. За всю свою жизнь до сегодняшнего дня он не испытывал такой боли. Тогда его спасло только то, что он уехал на практику. На два месяца. Новая обстановка, работа и другой город немного отвлекли его, хотя горечь обиды отравила ему последний год беззаботного студенчества.

Как раз в это время он сблизился с Викой. Знакомы они были давно, как-никак на одном курсе учились, а здесь их поселили в соседних комнатах. И встреча за встречей, слово за слово — они подружились. Первый месяц это действительно была просто дружба. Потом он стал замечать, что ему не хватает ее. Вика всегда была очень уравновешенной, спокойной и внимательной к нему. Весь в растрепанных чувствах, он вообще не знал, на каком он свете и что теперь делать. Раньше все было ясно — впереди прекрасное будущее, интересная работа и любимая жена — Светка. Особенно не задумываясь, он подсознательно знал — все будет именно так! А теперь, когда Светки не стало, все изменилось, словно с ней ушел из жизни всякий смысл. Долгие разговоры с Викой постепенно вывели его из депрессии, а ее внимание было бальзамом на его страдающую душу. Иногда он жалел, что не поговорил со Светкой. Посмотрел бы ей в глаза — и все стало бы ясно. Они были так близки, что слова не требовались.

Отношения с Викой были другими, не столь сумасшедше-радостными, а серьезными и взвешенными, какой бывает любовь у взрослых людей. Через полтора месяца они переселились в одну комнату и фактически все уже решили. Он наконец почувствовал, что освободился от прошлого. Или почти освободился. Вика была такой нежной, заботливой, она окружила его такой любовью и вниманием, что он был бесконечно благодарен ей. В самый первый вечер, когда они долго разговаривали, — не о нем, а так, вообще о жизни, ему почему-то подумалось: «Она будет хорошей женой». Так и случилось, она стала хорошей женой. Его женой… Это был их медовый месяц. Они знакомились, открывали друг друга, говорили и не могли наговориться…

Именно в это время пришло письмо от Светки. Письмо, которого он так долго ждал, что уже перестал надеяться.

Он сидел за столом и держал письмо в руках. Он вертел его, не смея открыть. В нем была его жизнь — прежняя жизнь, полная счастья, муки, любви. А рядом стояла женщина из этой жизни. Она верила ему, любила, поддерживала. В какую-то минуту ему стало страшно, что он поспешил, заполнил пустоту первой попавшейся женщиной. А как теперь? Сказать ей «прости»? Нет, не может он так. Она доверилась ему, по сути, она — его жена. Через неделю заканчивается практика, они возвращаются домой, знакомятся с родителями, идут в загс. Все уже решено. Но лицо Светки вставало перед глазами. Он должен прочитать ее письмо. Наверное, Вика увидела его колебание: вскрывать письмо, не вскрывать.

— Конечно, прочти, — спокойно сказала она, не выдавая волнения.

Он поднял на нее глаза, и ее любящий доверчивый взгляд решил все. Он вытащил зажигалку и поджег маленький конверт. И пока он горел, он с отчетливой ясностью понял, что возврата к старому не будет… Вернувшись, они поселились в однокомнатной квартире, доставшейся Вике от недавно скончавшейся бабушки. Светку он больше не видел. Они учились на разных факультетах, а в общежитии он не появлялся. Вскоре он защитил диплом, и годы вольного студенчества остались позади…

До сих пор он никогда не думал о том, как сложилась бы его жизнь, не расстанься он со Светой. А сейчас он вдруг задал себе этот вопрос. Может, будь рядом она, а не Вика, он не оказался бы в таком тупике?

На мгновение он так отчетливо вспомнил ее, словно она стояла рядом. Он даже почувствовал запах ее волос, гладкость кожи и то, как она млела в его объятиях. Именно млела. Никогда больше у него не было такого, чтобы женщина от его прикосновения таяла. Стоило взять ее за руку, и мир переворачивался, время замирало; от его поцелуев, казалось, она вот-вот лишится чувств, тело ее всегда трепетало под его ласками, и всегда было ощущение, что это впервые, что так бывает лишь однажды. Да, со Светкой всегда было так. В обыденной жизни она была весела, говорлива, деятельна, а наедине с ним — покорна, податлива и молчаливо торжественна, словно любовь для нее была священным ритуалом. Да так оно и было! Их любовь. Это было так много! Огромный, наполненный чувствами и страстью мир. Наверное, это было слишком хорошо, чтобы длиться долго. Они так глупо поссорились, что он даже не мог потом вспомнить из-за чего. Кажется, он снова ее приревновал, хотя и ревновать-то было не к чему. Он просто придирался, пока они не рассорились. Потом он ушел, и они не встречались неделю. За это время он остро почувствовал, как ему ее не хватает. Но все выжидал, зная, что Света тоже не умеет долго выносить их размолвок и часто первая делает шаг навстречу. Бросит пару фраз при случайной встрече, подденет его, как она это умеет: легко, с юмором, — и все, лед растаял. Так бывало не раз. Светка часто могла ляпнуть что-нибудь обидное, но потом сама забегала к нему в комнату чмокнуть ни с того ни с сего, сказать что-нибудь, так она извинялась или просто забывала о размолвке, и вела себя, словно ничего не случилось. В этой последней ссоре не было ее вины, наверное, поэтому она и не пришла. Он выждал неделю и сам отправился к ней. Светкина комната находилась во втором корпусе общежития, где жили только девочки. Ее комната оказалась заперта. Он зашел еще раз, вечером того же дня, — ни Светки, ни ее соседки. Он заглянул в комнату рядом. Там жили Рита и Катя. Катя дружила со Светкой и была, по его мнению, приятной девушкой. Язвительную Риту он не любил. Но на этот раз в комнате была только она. Он вошел и, увидев, что Кати нет, хотел уйти. Рита остановила его: