Они ждут мальчика. Говорят, правда, что поздно уже рожать и опасно, но она знает, что все у нее будет хорошо. Она вытирала портрет деда Сергея, когда раздался звонок мобильного. Кто б это мог быть? С работы ее уже не беспокоят, а родители и Вика ее домашний знают. Номер был незнакомый. Странно.

Вчера так же, на мобильный, звонил бывший муж, Борька. Не ладилась у него семейная жизнь, хотя новая жена родила ему ребенка — тоже девочку. И теперь иногда он звонил Рите и жаловался на жизнь. Рита его утешала. «Эх, дурак я был…» — ныл он время от времени. И она уговаривала его потерпеть и не расстраиваться. «Как у тебя?» — с надеждой каждый раз спрашивал он и огорчался, услышав: «У меня все прекрасно!»

Они встречались, когда приезжала Вика. Он приходил без жены. Пожимал руку Сергею. Топтался, как неприкаянный. Эта манера гарцевать на месте появилась в его новой жизни. «Значит, плохо ему», — подумала Рита. И жалела. Ведь сама она была счастлива.

— Алло.

— Рита?

— Да.

— Это Макс.

— Макс?

— Да, Макс. Не узнала?

— Теперь узнала. Слушаю тебя.

— Вот. Решил позвонить.

— Да-да, я слушаю. — Рита продолжала вытирать пыль на портрете деда. У деда были такие же глаза, как у Сергея, и портрет напоминал икону.

— Рита… Ты прости меня… Я был дураком…

Господи, вчера это же говорил Борис! У них что, один репертуар на двоих?

— Прости, если можешь.

— Да что ты, Макс. Я давно простила. И думать забудь. Как твои дела?

— Никак. Все есть и нет ничего. Не складывается у меня с женщинами.

— Ну не расстраивайся, все у тебя будет хорошо. Ты еще молодой. Встретишь ту единственную…

— Уже встретил и потерял, еще раз встретил — и опять потерял… У меня никогда не было больше такой, как ты. Мы были созданы друг для друга…

— Не думаю. Теперь я точно знаю, для кого я была создана.

— Ты его так любишь?

— Очень.

— Больше, чем когда-то меня?

— Прости…

Макс еще что-то говорит, но она не слушает его, потому что видит из окна, как во двор въезжает машина. Сережа приехал! Она быстро заканчивает разговор и выбегает на залитый солнцем зеленый двор. Сладко пахнет черемухой. Сережа выходит из машины, достает пакет с продуктами и букет крупных ромашек. Он поправился, от былой худобы не осталось и следа, хотя и полным его не назовешь. Сначала она побаивалась, не подвела бы единственная его почка, и очень обрадовалась, узнав, что у них идентичная кровь — и группа, и резус, все одинаковое. Теперь она не боится. У них три почки на двоих. Не так уж мало.

Он улыбается, глядя на ее счастливое лицо. А она подбегает и прячет свой округлившийся живот в его объятиях. Его губы пахнут ромашками, а ладонь нежно прижимается к ее животу.

— Как вы?

— Прекрасно, — отвечает она. — Снова звонила мама и вздыхала, что рожать после сорока опасно.

— Испугала тебя?

— Нет. Я знаю, что, пока ты со мной, ничего плохого произойти не может. Дай сюда ромашки! — капризным голосом тянет она, видя, что он спрятал букет за спину, дразня. — Дай! Это же для меня!

Он отдает букет и нежно прижимает ее к себе:

— Конечно, для тебя. Здесь все — только для тебя…

Она всегда была серьезной. Наверное, слишком серьезной. И когда была маленькой, и став взрослой девушкой. В школе у нее было много дел: учеба, хор, общественная работа, драматический кружок, хореографический. Ей хотелось заниматься сразу всем. И почему-то казалось, что она много упустит, если не сделает сегодня же того-то и того-то. Поэтому у нее никогда не было свободного времени. Она никогда не секретничала с подругой, сплетни доходили до нее в последнюю очередь, даже влюбиться ей было некогда!

Все девочки рано или поздно вступают в пору, когда представление о мире переворачивается вверх тормашками, а старшеклассник из второго подъезда оказывается самым необыкновенным человеком на земле. Когда ночами не спится и непонятно почему хочется плакать. Когда окружающие перестают тебя понимать и только ты одна, как тебе кажется, близка к разгадке главного вопроса мироздания. Время, когда все влюблены, кто в учителя, кто в мальчика из старшего класса, кто в актера, — это время прошло для нее в том же деловом ритме. Она училась, играла в школьных спектаклях, была вожатой. И не замечала ни влюбленных взглядов соседа по парте, ни восхищения в глазах аплодирующих ее игре старшеклассников. Ей, конечно, передавали записки вроде «Наташа, я тебя л…», предлагали дружбу, но ее это мало интересовало. Встречаться с одноклассником? Умирать от любви к певцу? Она что, ненормальная? Нет уж, у нее есть дела поинтереснее! Любовь — это серьезное чувство и требует серьезного отношения. Вот закончит школу, институт, найдет работу, тогда — пожалуйста! А сейчас — не до этого.

В институте продолжалось то же самое. Она была старостой, танцевала в ансамбле народного танца, изучала польский язык. Еле выбирала время сходить в кино или в свой любимый театр. Жизнь бежала кувырком, припевая и пританцовывая, так что жаль было тратить ее на глупый флирт. И подруга у нее подобралась под стать — презирающая весь мужской пол и считающая окружающих парней просто сексуально озабоченными инфантильными переростками. Единственное, чего они заслуживают, так это презрительного снисхождения. Ксюша была бойкой, что на ум, что на язык, и Наташа потихоньку стала перенимать ее словечки и остроты. В результате потерявшие всякую надежду вздыхатели переключили свое внимание на менее требовательных девушек.

Наташу это не огорчало, ей и без того было интересно. Нет, она не была мужененавистницей. Кое-какой любовный опыт у нее имелся, но это и был чистый опыт. Они обсуждали с Ксюшей очередную проказу с новым поклонником и проводили своеобразный эксперимент. Если у одной из них появлялся вздыхатель и он почему-то казался им привлекательным, они приступали к действию. Разыгрывался самый настоящий любовный роман. Сценарий тщательно продумывался, одна была режиссером, другая — актрисой. Роман каждый раз был новым — то страстным, то романтичным, то со слезами и клятвами, то с томной грустью. Его следовало довести до кульминации и завершить неожиданным пируэтом. Кульминацией считалось предложение руки и сердца, на худой конец — объяснение в любви. Для завершения годилась любая ссора — на почве ревности, из-за якобы вернувшегося возлюбленного, да мало ли отчего еще. Это как в литературе: завязка, развитие действия, кульминация, развязка. У кого получалось лучше, тот и был удостоен высочайшей похвалы режиссера. А второй актер… был отставлен за ненадобностью.

Так они забавлялись. Наташе и в голову не приходило, что она делает людям больно. Подумаешь! Ну, целовалась она с Вадиком, так что же, замуж теперь за него выходить? Кстати, и целоваться с ним было противно, просто нужно же было довести дело до кульминации, а то вялый партнер какой-то попался.

Вон Ванечка только за право взять ее за руку мог что угодно сделать. Правда, и проколы случались: Денис, тот что с третьего курса, чуть было не изнасиловал Ксюшу, так распалился. Зато кульминация какая получилась — высший накал страстей! Ксюша на подоконнике, окно пятого этажа распахнуто: «Как ты мог, ты меня не уважаешь, я не хочу жить!» Слезы и сопли! Он на коленях: «Прости! Люблю! Женюсь!» — «Нет! Теперь между нами ничего не может быть! Ты все испортил».

Ксюша потом две недели рисовала себе синяки под глазами якобы от бессонных ночей. В спектакль были втянуты все окружающие — одногруппники и даже преподаватели. «Что с Ксенией?» — «У нее роман с Сидоренко»…

Все сочувствовали и хотели помочь бедной влюбленной девушке, а они с Наташкой у себя в комнате смеялись до одурения. Несчастный Сидоренко пришел с обручальными кольцами. Наташка впихнула Ксюшу в шкаф, где та, согнувшись в три погибели, два часа слушала душевные излияния пьяного возлюбленного. После его ухода они, как всегда, поиронизировали насчет мужской доверчивости, хотя Наташе стало жалко Сидоренко, и она впервые заметила подруге, что их эксперименты не так уж безобидны.