Он обернулся. Рассвет уже наступал. Солнечные лучи освещали землю. Но юному дружиннику казалось, что это свет от огня, что пожирает заставу и селения.

— Мы встанем здесь. — Он говорил, не ожидая ответа. И даже не ожидал, что кто-то последует его примеру. — Разобьемся на единицы и займем холмы по обе стороны от дороги. Пусть тратят на нас свое время.

Неожиданно его хлопнули по плечу. И все окружили. Все кто шел за ним.

— Молодец парень. А мы уж думали, что до самого Смоленска идти будем. — Говорил, черноволосы худой мужик, сбрасывая колчаны со стрелами на землю.

Серван хмыкнул.

— Приближаются. Мало времени мужики.

Все одобрительно кивали и расходились, бросая на парня последние одобрительные взгляды.

И только теперь он понял взгляд дружинников, что стояли на стене заставы, когда Сергей принес дурные вести. Гордость за то, что выпала честь сражаться с такими людьми бок о бок. Радость что ты живешь не просто так. И можешь сделать то, что возможно подарит шанс на жизнь другим.

— Мы куда пойдем? — Раздался детский голос, возвращая Сервана на землю.

— А ну быстро беги к остальным детям! — Попытался грозно сказать дружинник. Он узнал закопчённого сажей младшего кузница. — Иди к матери и брату быстрее!

— Нет их уже. И ни куда я не пойду. — Вдруг указал на холм не далеко от главной дороги. С одной стороны холм был подрыт, образую небольшую земляную стену. С другой был покрыт густой травой. — Здесь хорошее место. Сейчас уже рассвет, трава влажная и детишки хорошо место вырыли. Видимо этот холм у них был как крепость.

— Детишки. — Хмыкнул Серван. — Иди отсюда! Быстро! — Сейчас у него получилось сделать голос более грубым. Но паренек его даже не слушал. — Хорошо. Как тебя зовут?

— Арног.

— Значит тоже особенный. — Усмехнулся Серван. — А меня Серван.

— Знаю.

— Все беги к остальным.

Сказав последние слова Серван направляясь к тому холму, на который указывал Арног. Но как ни пытался так и не смог отделаться от мальчугана.

Молодой Русич лежал на земле, широко раскинув руки. Так и не выпустив окровавленный меч. Широко раскрытые глаза стеклянным взором были устремлены в чистое, без облачное небо. Суматоха отступающих мракцев уже ни как не могла побеспокоить его вечный сон.

Двое мракцев стояли над телом и глядели на свой провал. Легкая кавалерия выполняющие роль жнецов теперь шла в тылу, прикрывая пешие силы. Катапульты и обозы пришлось бросить, что бы увеличить скорость пехоты. Точнее то, что от нее осталось. И ускорить тех пленных, что удалось взять.

— Провал. — С полной грустью сказал один из мракцев. — Полный провал. — С более грустной ноткой повторил он. Шлем он держал под мышкой. Прямое лицо с резкими чертами. Глубоко посаженные глаза уже смотрели на Сервана. По доспехам с золотыми нитями, расшитыми по ним можно было определить его высокое звание. Кто разбирался в иерархии черных псов. — Твердолобый народ, каждый шаг на этой проклятой земле стоит нам крови и смертей. И все эти проклятые славяне. — Он сплюнул рядом с трупом. Заговорил второй. Черные доспехи, скрывающие его тело, были обычного латника. Лишь украшенные ножны длинного прямого меча указывали, что этот воин не идет в первых рядах. Своей массивной фигурой он возвышался над стариком. Но в его черных глазах не было торжества над проигрышем наставника. Лишь уважения. Лицо суровое, прямой нос, широкий подбородок. Силой так и веяло от него. И это не смотря на слишком юный возраст.

— Все-таки не большой, но успех есть. — Он наклонился и с трудом разжал пальцы мертвого дружинника, взяв меч.

— Трофей? — Удивленно спросил старик.

— Да. Маленький трофей.

— Имеешь на это право. Это твоя первая жертва Тодрон. Возвращаемся.

Резко развернувшись, он направился к коню. Тодрону пришлось догонять его. Если бы Серван мог слышать, то услышал бы обрывки разговора.

— Асгад. Надеюсь, остальные рейды будут более удачные.

— Я тоже сын мой. Иначе это будет полным провалом в начале войны.

Арног шел остальными не многочисленными детьми связанными одной цепью. Звон цепей, плачь в большем времени пути, было единственное, что он слышал. Его одежда превратилась в лохмотья, на теле были видны ссадины и синяки. Сколько продолжался путь он не помнил. Но в его сознание и памяти закрепилась картина.

Схватка рядом с дружинником, молодым, но в тот момент похожим на матерого зверя. В этот день он пролил первую кровь пса, но не последнею.

Плачь идущих с ним детей, не могли вывести его из раздумья и воспоминаний. Усталость уступала, ноздри гневно раздувались, сердце бешено стучало, при воспоминаниях как его кинжал находит брешь в доспехах всадника и удары сыплется один за один. И сейчас он, юный мальчик, оказавшись в рабстве находиться не здесь. Не идет, перебирая ногами, закованными в цепи. Голова гордо поднята, грудь вздымается, взор направлен высоко в хмурое небо. Сейчас он ощущает жар жаровни, удары молота о метал в руках отца. Видит, как брат разжигает печь сильнее. Чувствует запах гари. И снова видит Сервана посылающего стрелу за стрелой во врагов. Как группа черных псов разделяется под огнем деревенских мужиков. И снова желание кинутся на врага…

— Я здесь не умру. — Тихо шепчут его разбитые губы. — Вы у меня суки еще попляшите.

Солнце начинает садиться, и небо становится еще более хмурым. Поднимается ветер. И единственное спасение от них костры, которые мракцы разжигают при остановках. Усаживая рабов вокруг них.

В один из таких вечером Арног сидел возле костра вокруг своих соплеменников. Но в этот раз рабов было больше. Уже слышались разговоры на других языков. Французская, германская, английская. Видимо всех рабов с разных стран собирали в одно место. И значит, скоро они войдут в своды черных пещер, где черные псы добывают черный металл и драгоценные камни. Об этих пещерах ходило много разных слухов. Слишком многие сложили там головы.

Арног дернул цепь слева.

— Серег. — В ответ тишина. — Серег! — Громче позвал он. — Живой?

— Да живой я живой! — Еле ответил парнишка. — Что хотел?

— Да вон с новыми хочу поговорить, подвигайся ближе.

— Вот оно тебе надо. — Бурчал Сергей, переползая ближе.

Сев… — Договорить Арног не успел мальчишка, справа стал сам переползать ближе. Ближе всего к ним подсадили эпскотцев. Они тоже сидели вокруг костра, и пламя отбрасывало блики, на их лица обнажая страх, злость и обреченность. Все кроме одного молчали. Тот единственный говорил за всех. То, шепча что-то, то размахивая руками крича. Шумливый как раз сидел ближе к Арногу.

Сам сын кузнеца хоть и знал язык эпскотцев поверхностно, но очень, очень плохо. Чем ближе подползал к ним, тем больше понимал что «молчун» не то, что недоволен. Он был возмущен тем, что сидит тут в цепях.

— Эй, брат. — Обратился Арног к эпскотцу, подвигаясь ближе. Насколько позволяла цепь. Услышав позади не чистую речь своего народа шестирукий обернулся. Одного взгляда хватало, что бы понять. Мракцы над ним работали долго и упорно. Мощное шестирукое тело было одним сплошным синяком. Но раны были старые. Единственный глаз был налит кровью. Медленно и с трудом он выдавил из себя несколько слов на русском.

— Уроды. Козлы. Мрази. — Тот задумался и добавил. — Дерьмо. — И продолжил смотреть на Арнога. Впервые за все время рабства русич улыбнулся. Сказанные слова эпскотцем вид его решительного взгляда вызвало улыбку уважения.

— Арног. — Сын кузница протянул руку и натянул цепи до предела, от чего Сергей и остальные выругались.

— Дурак. — Вспомнил эпскотец слово, точнее услышал его, и пожал руку Арнога, сказав свое имя, как он понял.

— Скор.

— Говоришь по-русски?

— Да. Ваш язык главный. Что у вас случилось? — сразу задал он свой вопрос, опередив Арнога.

— Кажется то же что и у вас. Пришли. Постарались сходу набежать, но получили пинка. Но, увы, не всем повезло. — Он указал рукой на цепи. Скор словно соглашаясь, закивал, качая всем телом вперед назад.