Какое волшебство может принести с собой XX век? Насколько средневековыми, возможно, покажемся мы сами этим гордым гражданам будущего? Столетием раньше год 1800-й миновал без особых фанфар; никто не подозревал тогда, насколько иным может оказаться год 1900-й[35]. В целом осознание времени было смутным, по нашим хитроумным меркам. Нет никаких записей о праздновании «столетия» чего бы то ни было до 1876 г. (Лондонская газета Daily News сообщила: «Америка в последнее время сильно “остолетнилась” – такое слово вошло в оборот только в этом году, после великого празднования. Столетний юбилей отмечался по всем штатам».) Выражения «рубеж столетий» не существовало до XX века. Теперь же, наконец, будущее становилось объектом интереса.
Нью-йоркский промышленник Джон Джейкоб Астор IV за шесть лет до наступления нового века опубликовал роман о будущем под названием «Путешествие в иные миры» (A Journey in Other Worlds). В нем он предсказывает к 2000 г. множество всевозможных технических новинок. Электричество, предсказывал он, заменит животных во всех средствах передвижения. Велосипеды будут оборудованы мощными батареями. Громадные высокоскоростные электрические фаэтоны станут бороздить земной шар, развивая такие высокие скорости, как 35–40 миль в час по сельским дорогам и более 40 по городским улицам. Мостовые для таких тяжелых и быстрых повозок начнут покрывать полудюймовыми листами стали поверх асфальта («хотя лошадиные копыта, возможно, скользили бы на таком покрытии, нашим колесам оно нисколько не мешает»). Очень продвинется фотография, уже не ограниченная черно-белой гаммой: «Сейчас несложно в точности воспроизвести цвета снятого объекта».
В 2000 г., по Астору, телефонные провода плотно опутают планету, их проложат под землей, чтобы никто никому не мешал, а по телефону можно будет видеть лицо говорящего. Вызывание дождя станет «абсолютно научным делом»: облака будут изготавливать при помощи взрывов в верхних слоях атмосферы. Люди научатся путешествовать сквозь пространство и смогут посещать планеты Юпитер и Сатурн благодаря новооткрытой антигравитационной силе под названием «апергия», «существование которой древние подозревали, но о которой так мало знали». Интересно? Обозревателю New York Times все это показалось «ужасно монотонным»: «Это роман о будущем, но он скучен, как роман о Средних веках». Астору не повезло еще в одном: он утонул вместе с «Титаником».
Как изображение идеализированного мира, своего рода утопия, книга Астора многим обязана книге Эдварда Беллами «Взгляд назад» (Looking Backward) – американскому бестселлеру 1887 г., действие которого тоже происходит в 2000 г. (Опять путешествие во времени при помощи долгого сна: герой впадает в транс на 113 лет.) Беллами жаловался на невозможность заглянуть в будущее. В рассказе «Мир слепца» (The Blindman’s World) он представил, что мы, земляне, единственные из всех разумных созданий Вселенной лишены способности предвидения, как если бы глаза у нас были только на затылках. «Ваше незнание времени собственной смерти представляется нам одной из самых печальных особенностей вашего состояния», – говорит загадочный гость. «Взгляд назад» породил целую волну утопий, за которой последовала волна антиутопий, и все они так футуристичны, что мы иногда забываем, что в оригинальной «Утопии» Томаса Мора действие происходило вовсе не в будущем – утопия была всего лишь далеким островом.
В 1516 г. никто не стал бы возиться с будущим. Оно было неотличимо от настоящего. А вот моряки тогда открывали далекие места и странные народы, поэтому отдаленное место прекрасно подходило для воплощения любой, самой живой фантазии автора. Лемюэль Гулливер не путешествовал во времени. Ему достаточно было посетить «Лапуту, Бальнибарби, Лаггнегг, Глаббдобдриб и Японию». Уильям Шекспир, воображение которого, кажется, не имело границ и который свободно путешествовал по волшебным островам и зачарованным лесам, ни разу не придумал другое время – да и не мог этого сделать. Прошлое и настоящее для него – одно: механические часы у него отбивают время в Риме времен Цезаря, а Клеопатра играет на бильярде. Его поразили бы сценические путешествия во времени, как у Тома Стоппарда в «Аркадии» и «Индийской туши»: представление в одном спектакле нескольких сюжетов, которые разворачиваются в разные эпохи, разделенные несколькими десятилетиями.
«Об этом стоит кое-что сказать, – пишет Стоппард в авторских заметках к “Аркадии”. – Действие пьесы перемещается между началом XIX века и настоящим временем, но происходит при этом в одной и той же комнате». Декорации в комнате перемещаются – книги, цветы, кружка с чаем, масляная лампа как будто проходят сквозь столетия при помощи невидимого портала. К концу пьесы все они собираются на столе: геометрические тела, компьютер, графин, стаканы, кружка с чаем, научные книги Ханны, книги Септимуса, два портфолио, подсвечник Томасины, масляная лампа, маргаритка, воскресные газеты… У Стоппарда все эти предметы на сцене – путешественники во времени.
Мы наработали себе чувство времени, которого недоставало нашим предкам. Как говорится, давно пора. 1900 г. принес с собой взрыв интереса к временам и датам. XX век вставал над миром, как новое солнце. «Прежде из чрева времени не появлялось столетия, чье приближение внушало бы такие высокие ожидания, такую всеобщую надежду, как то, что вместе с полночной литанией и светскими празднествами придет к нам всего через восемь дней», – писал автор редакционной колонки в Philadelphia Press. New York Morning Journal, принадлежавший Херсту, объявил себя «газетой двадцатого столетия». Нью-Йорк украсил Сити-Холл двумя тысячами красных, белых и голубых электрических лампочек, и председатель городского совета обратился к толпе: «Сегодня, когда часы пробьют двенадцать, нынешнее столетие подойдет к концу. Мы оглядываемся на него как на период, достижения науки и цивилизации которого нельзя охарактеризовать иначе, чем чудесные». В Лондоне Fortnightly Review предложил успевшему уже прославиться футуристу Герберту Уэллсу, которому тогда был 31 год, написать серию пророческих эссе: «Рассказ о том, как скажется механический и научный прогресс на человеческой жизни и мысли». В Париже рубеж веков называли fin de siècle, с ударением на fin, то есть «конец»: декаданс и упадочнические настроения были в полном разгаре. Однако, когда время пришло, французы тоже с надеждой взглянули в будущее.
Английский писатель не мог надеяться на международное литературное признание, до тех пор пока он не опубликовался во Франции, и Уэллсу не пришлось долго ждать. «Машину времени» перевел Анри Даврэ, узнавший в авторе наследника знаменитого мечтателя Жюля Верна, и почтенное издательство Mercure de France издало роман в 1898 г. под заголовком, который, правда, в переводе слегка изменил смысл: La macine à explorer le temps[36]. Естественно, авангардисты обожали идею путешествий во времени: вперед! Альфред Жарри – драматург-символист и большой озорник, а также энтузиаст велосипеда, пользовавшийся псевдонимом Доктор Фаустролл, – немедленно состряпал шутливую инструкцию под названием «Комментарий по практическому строительству и обслуживанию машины для исследования времени». Машина времени Жарри – это велосипед с рамой из слоновой кости и тремя гиростатами с быстро вращающимися маховиками, цепными передачами и храповиками. Рычаг с рукояткой из слоновой кости регулирует скорость. А дальше идет наукообразная чепуха: «Следует отметить, что у машины два прошлого: прошлое, предшествующее нашему настоящему, которое мы называем реальным прошлым; и прошлое, создаваемое машиной, когда она возвращается в наше настоящее, и которое, по существу, есть обратимость будущего». Разумеется, время там – четвертое измерение[37]. Позже Жарри сказал, что восхищался уэллсовским «завидным хладнокровием», позволившим сделать его наукообразные разглагольствования такими убедительными.
