Осторожно приподняв изящно связанные венки, стараясь не повредить лепестки, она разместила их на мини-площадке, зацепленной к потолку, и, чуть высунув кончик языка, приступила к развешиванию, изредка придирчиво осматривая получавшийся результат. Лилии красиво отливали белоснежным на темном фоне перекрытия, а Чен только довольно улыбалась, с щемящей любовью понимая, что и здесь подруга позаботилась о её проблеме.

Кто-то разговаривал внизу: иногда до слуха долетал недовольный голос Альи и того парня, но Маринетт полностью окунулась в работу, успешно игнорируя фоновой шум. Время близилось к вечеру, лестница была передвинута уже почти в конец банкетного зала, а Натаниэль, отчаянно зевая, ушел пару часов назад домой, пообещав, что вернется утром. Во всем здании осталась только усердно трудящаяся Дюпен, что почти закончила свою работу, кружащая по центру мозаичного орнамента на полу Алья, самозабвенно погрузившаяся в тихо лившуюся из наушников музыку, под которую завтра ей предстоит танцевать с Нино, да и Адриан, окончивший свои дела у другого края помещения.

Неожиданно неловко подвернутая нога сильно шатнула стремянку, а не ожидавшая такого подвоха девушка вскрикнула и, размахивая судорожно вытянутыми руками, тщетно пыталась сохранить равновесие, но тут строение накренилось, перед взглядом мелькнул смазанным пятном потолок с люстрой и проклятый последний букет, так и не прикрепившийся к стене.

— Ах, черт!

На границе сознания успел мелькнуть чей-то испуганный возглас, а в следующую секунду Маринетт зажмурилась, готовясь встретиться позвоночником с полом, наверняка переломав кости. Но спустя несколько мучительно-долгих мгновений, удара не последовало. Точнее, он все-таки был, только не о твердую поверхность, а об что-то мягкое и сдавленно хрипящее.

Адриан, уставший, но очень довольный, наконец намереваясь отправиться домой, чтобы как следует отоспаться перед завтрашним событием, как раз проходил мимо все еще работающей Чен, позволив себе очертить взглядом ровную спину девушки, неаккуратно убранные в хвост волосы, тонкую шею и едва виднеющийся с такого ракурса кончик носа.

В груди тоскливо заныло: пепельный мир перед глазами расползался и почему-то жег роговицу, но не успевший как следует проморгаться, он вдруг заметил опасно наклонившуюся лестницу, и прежде, чем успел подумать, бросился вперед, сокращая расстояние, следом вытягивая руки. Маринетт весила немного, но гравитация сыграла значимую роль. Юноша все же упал, неприятно ударяясь о пол.

Славу Богу, неуклюжую помощницу он поймал, крепко сжимая в руках: она рухнула на него, на мгновение вышибая воздух из легких и заставляя прикрыть слезящиеся глаза.

Пальцы пошевелились, случайно касаясь оголенного предплечья Чен, и грудную клетку пронзило насквозь у обоих, отчего они на секунду одновременно задохнулись, распахивая веки. В глазах зарябило, втягиваясь в безумный вихрь, и окружение вспыхнуло всеми существующими красками, ослепляя.

На щеку до глубин души изумленному Адриану шлепнулось что-то мокрое, и он перевел расплывчатый взгляд вперед, натыкаясь на самые глубокие, чувственные, сапфировые глаза во вселенной.

Маринетт, сползая с нерадивого спасителя, вдруг громко всхлипнула, кончиками пальцев размазывая влагу по лицу, и уткнулась ему в рубашку. Испытывая совершенно новые, незнакомые доселе чувства, до сих пор до конца неверящий в произошедшее, блондин мягко поглаживал рыдающую девушку, нашептывая какие-то глупости.

— Господи… ты же и вправду моя родст…

Маринетт смогла только вскинуть ладонь, запечатывая рот Адриана, а в ответ на его растерянный взгляд лучистых изумрудных глаз, только быстро-быстро замотала головой, умоляя помолчать. Слишком велико было потрясение для давно потерявшей всякую надежду девушки. Мир пестрел, зазывно выхватывался затуманенным взором: насыщенная палитра наконец расплеснулась на двух несчастных людей, с ног до головы заливая и перекрывая осточертевший монохром.

Наблюдавшая за судьбоносным событием Алья в тени тихо улыбнулась, складывая руки на груди.

Ветер, присевший на слегка качающуюся люстру, подпер подбородок кулаком, с усмешкой откидывая голову назад. Мать-Судьба, безусловно, была порою жестокой, но в который раз проиграла и свела заблудшие души, не сумев противиться всепоглощающему чувству любви.