— Это было ясно изначально, — пробормотал Конг. Так даже лучше. Если он получит физическое удовольствие от происходящего, будет еще более стыдно и грязно. И перед собой, и перед этим парнем с температурой под сорок и сломанными костями, который даже возбудиться толком не сможет, не то, чтобы кайф словить. Он залез в сумку и нашел мазь, понимая, что дальше тянуть некуда. Артит, видимо, тоже понял, потому что продолжил битву с пуговицами на рубашке, но пальцы толком не слушались, а обезболивающее переставало действовать.
Конг подошел к нему, снова мягко перехватывая его ладони и осторожно целуя. Почти невесомо, осторожно, пытаясь этим простым жестом показать, что на самом деле не хочет причинять боль, не хочет пользоваться тем, что предложено…
— Ответь, прошу тебя, — через мгновение шепчет он, расстегивая последнюю пуговицу на рубашке и скользнув под нее руками. Очень аккуратно, помня, что грудная клетка Артита — один большой кровоподтек, натыкаясь на слабую повязку… — Черт, это действительно насилие…
И Артит приоткрывает губы, позволяя углубить поцелуй. Губы Конга нежные, теплые, но по сравнению с его горящей кожей дарят немного прохлады. Наверное, все не так плохо, потому что Конг действительно ведет себя так, словно целует любимого человека. На миг посещает мысль, кому сейчас тяжелее. Артит потом может просто постараться забыть, а каково будет этому мальчишке, которого заставляют причинять боль тому, кого он любит? Или думает, что любит.
Руки Конга тем временем тянутся к ремню Артита, но замирают. Младший прерывает поцелуй и неуверенно смотрит на наставника, словно спрашивая разрешения. И это глупо, потому что сейчас это не они хозяева ситуации. И на миг обоим жаль, что они действуют сейчас не по доброй воле, что на них пустыми глазами пялится покойник…
— Давай, — тихо говорит Артит. — Придется тебе самому позаботиться об этом. Я сейчас не согнусь так…
И Конг сползает вниз, развязывая шнурки кед своего наставника, а тот закрывает глаза, чтобы этого не видеть. Это слишком… просто — слишком. Тем временем Конг справляется с обувью и все же замирает, положив руки на его ремень. Артит понимает, что как-то не готов предстать перед своим младшим в чем мать родила, и Конг, кажется, как-то понимает это, поэтому говорит:
— Ты ведь очень красивый, пи, правда. Тебе нечего стесняться. И все, что произойдет здесь… ты же не думаешь, что я стану говорить об этом?
Артит неуверенно кивает, и на миг Конг снова видит этот взгляд. Неуверенный, смущенный, испуганный… а через долю секунды — пустой. Но призрак все еще здесь, и, Конг затылком чувствовал, злится. Поборов неуверенность, он расстегивает ремень, пуговицу, ширинку и стягивает брюки вместе с боксерами, прикипая глазами к выступающим косточкам, к которым хочется прикоснуться губами. Артит переступает через одежду, машинально прикрываясь руками, и смотрит, как Конг раздевается тоже.
Они уже не говорят, но Конг поднимает с пола футболку Артита, которую тому не хватило сил надеть назад, расстилает ее рядом с ними и не позволяет наставнику снять рубашку, а потом осторожно помогает ему лечь, стараясь не тревожить ребра. Артит же чуть разводит ноги, мечтая, чтобы вся эта унизительная процедура скорее закончилась, Конг нависает над ним, понимая, что никакого возбуждения ни у одного из них нет и в помине.
— Конг, ну что же ты не сказал, что у тебя мужские проблемы? Видимо, придется все делать самому, — прошелестел призрак, о котором они упорно старались не думать.
Артита его вмешательство вдвойне не возбуждало, поэтому он сам притянул к себе Конга, увлекая в поцелуй, успев сказать:
— Да забей ты на него к чертям…
И Конг, ощутив горячие губы на своих губах, на мгновение забыл, в какой ситуации они находятся. Он ответил на поцелуй, потом скользнул к шее, осторожно зализывая ранки, отчего Артит тихонько застонал, вряд ли от удовольствия, тогда Конг потянулся за мазью и скользнул еще ниже, наконец, целуя выступающую косточку, а потом внутреннюю сторону бедра наставника, думая, что любая девчонка продала бы душу за возможность иметь такие стройные ноги, как у его пи. От этих простых ласк Артит сжался, зажмурившись почти до красных кругов перед глазами и надеясь, что отключится. Хотя тогда Конгу придется еще более паршиво. Он бы не хотел в такой ситуации заниматься сексом с безжизненным телом… Эти мысли немного отвлекали, особенно когда пальцы Конга, щедро смазанные прохладной мазью, осторожно коснулись входа, а губы обхватили его вялый член. Совсем немного времени на откровенную ласку, но Конгу этого достаточно, чтобы окончательно осознать, что эти действия вряд ли подарят Артиту хоть немного приятных ощущений. Наставник, наконец, немного расслабился, и Конг вновь навис над ним:
— Пи, посмотри на меня… — Артит открывает глаза. — Черт, мы наверное, не будем по-настоящему готовы, — шепчет младший и снова невесомо касается его губ поцелуем. - Прости меня. Я люблю тебя. И я действительно не хотел, чтобы все было вот так… — он осторожно проникает, стараясь действовать как можно медленнее и аккуратнее, и все равно слышит тихий стон. И молится, чтобы эрекция, черт побери, не пропала, потому что меньше всего он хочет, чтобы Артиту было сейчас плохо.
— Очень больно? — он касается губами горячих щек наставника и чувствует соленый привкус. Черт!
— Больно, только… не там, - боль в груди вообще не дает ни на чем сосредоточиться, и Артит даже рад. Ведь если ничего не чувствуешь, можно потом убедить себя, что и не было чужого члена в его заднице, и этого мазохистского шоу для местных призраков-извращенцев. - Ты можешь и быстрее…
— Зачем? Тебе будет еще больнее, пи.
Но Конг все же отстраняется, сжимает руками бедра Артита и прижимает нижнюю часть его торса сильнее к полу, чтобы как можно меньше тревожить сломанные кости. И как бы он не оправдывался перед собой — это долбаное изнасилование. Он старается двигаться аккуратнее, сам ничего толком не чувствуя из-за охлаждающей мази, и надеется, что Артит тоже не ощущает того, что творится между его ног…
— Ребята, а где же страсть, желание? — глумится призрак.
— Это не я сломал предмету моей страсти ребра, отчего он может вырубиться в любой момент. Не знаю, как ты, а я точно не некрофил! — прошипел в ответ Конг, но немного ускорился, хотя особого удовольствия это никому, кроме призрака, не прибавило.
Артит, стиснув зубы, терпел, потому что боль в груди становилась почти невыносимой. Он не знал точно, сколько времени прошло, может, час, а может — несколько минут…
Они не сразу услышали странный звук, который оказался мелодией с мобильника Конга.
Призрак вскрикнул и исчез, а Конг тут же прекратил эту пародию на секс, бросаясь к аптечке и доставая влажные салфетки. Он вытер Артита и себя от остатков мази. Тот уже мало что соображал.
— Это будильник, пи. Шесть утра, — прошептал Конг, нежно целуя наставника, а тот, собирая остатки самообладания в кулак, тихо попросил:
— Помоги одеться. И сам одевайся. Не хватало еще, чтобы нас увидели в таком виде.
И закашлялся снова. Удивительно, как ему удалось не брызгать кровью в Конга во время процесса.
Конг, чертыхаясь, натянул на него одежду и обувь, быстро оделся сам и бросился к телефону, набирая Тью.
Тот взял трубку, тут же в нее крича:
— Конг, черт! Вы живы там?
— Тью, где вы?
— Мы… дверь пропала где-то в начале шестого, мы пошли за вами, но в актовый не пробились и решили спуститься за помощью. Оказалось, охранник увидел на этаже свет и поднял тревогу. Но к нам попасть они не смогли. Все они тоже видели эту чертову дверь… Тут декан, копы, медики… жесть, короче.
— Тью, попроси, чтобы вызвали скорую. Скажи, серьезные травмы.
— Да врачи уже тут, нашим ссадины обрабатывают, и Прэм руку сломал, пока они с Вадом вас искать ходили. Вы в актовом? Сейчас все скажу! — Тью что-то крикнул и вернулся к диалогу. — Конг, что там с вами произошло? Как Артит?
— Давай не будем, ладно? А Артит… плохо, — Конг сидел рядом с наставником, осторожно сжимая его ладонь, которая, кажется, стала еще горячее.
